Иван Сербин - Троянский конь Страница 37

В зале первого этажа Алексей Алексеевич мгновенно полоснул строительным ножом по веревкам, удерживающим пятнадцатикилограммовую раму. Он едва успел подставить руки. В его возрасте возиться с такими тяжестями было совсем не полезно, но чего только не сделаешь во имя искусства! Раму «повело» вправо, но Григорьев все-таки исхитрился удержать ее. Осторожно опустил на пол. Контакт оторвался от холста и теперь болтался в воздухе. Алексей Алексеевич оторвал его от рамы, прижал к тому, что был укреплен на стене, и быстро прихватил полоской скотча. Затем спрыгнул с постамента, перевернул картину. Так и есть. Крепеж довольно хлипкий, но отгибать скобы уже нет времени. Придется резать прямо по верхушке.

Девушка подхватила свои «инструменты», ловко взобралась на скульптуру. Потрясла баллончик, нажала на головку распылителя. За что ценил свою спутницу Алексей Алексеевич, так это за фотографическую память. Сейчас она работала споро, уверенно и точно.

В комнате охраны оператор, щелкая тумблерами, снял трубку и набрал номер коменданта крепости. Ему не ответили. Тогда он начал набирать второй номер — дежурного по пропускному пункту.

В этот момент на дальнем конце панели вспыхнула лампочка, сигнализирующая о нарушении контакта на одном из экспонатов. Она мигнула пару раз и погасла. Произошло это как раз тогда, когда оператор заканчивал набирать номер.

Дежурный по КПП крепости-музея откликнулся почти мгновенно. На вопрос, что случилось, он ответил предельно лаконично и неприязненно:

— Да м…к какой-то из Москвы приехал. Думаю, пальнет пару раз и успокоится. Вы уж не обессудьте, мужики. Не от нас зависит.

Оператор только вздохнул. Аналогичный случай имел место год назад. Тогда в крепость с проверкой приехал то ли полковник, то ли генерал. Одним словом, шишка. Правда, того «разобрало» только после выпитых шестисот грамм. Зато и салют продолжался до самого утра. Оставалось надеяться, что этот, согласно предсказанию дежурного, удовлетворится парой выстрелов.

Оператор принялся отключать тумблеры. Что бы ни произошло дальше, инструкция есть инструкция. Он успел дойти как раз до половины, когда грохнул третий залп. Лампочки вспыхнули снова. Оператор в сердцах опустил руки и выматерился так, что кружившая под потолком сонная осенняя муха едва не сверзилась на пол…

Григорьев аккуратно завернул «Данаю» в кусок холстины и спрятал в кейс. Затем подхватил раму и потащил к окну. Девушка в это время заканчивала свою работу. Алексей Алексеевич бережно накрыл раму французской шторой.

Когда он обернулся, его спутница уже спрыгнула на пол и как раз убирала в карманы плаща баллончики. На стене же красовалась… «Спящая Даная» Рембрандта. Правда, выполненная грубо и всего в двух красках, зато с рамой. Разумеется, если бы охрана подошла ближе или включила свет, она сразу бы увидела вместо картины разрисованную стену. Более того, при свете «Даная» смотрелась бы простым скоплением желтых и синих пятен, но с чего бы это охране включать свет? Пять минут назад ведь включали. В лучшем случае скользнут по картине взглядом. Но это не страшно.

Алексей Алексеевич подошел к скульптуре, уперся в нее руками. Общими усилиями ему и девушке удалось вернуть «шедевр» на место.

— Уходим, — шепотом сказал Григорьев.

Девушка кивнула.

Они вышли на лестницу. Тремя пролетами выше послышались шаги охранников, недовольный разговор. Алексей Алексеевич застыл, прижавшись к стене спиной и глядя вверх. Если бы охрана решила, вопреки здравому смыслу, спуститься на первый этаж, Григорьеву и его спутнице пришлось бы нелегко.

Мягкие подошвы туфель Алексея Алексеевича и фирменных «найков» девушки позволяли ступать почти бесшумно, но до скрытности ли, когда за тобой по пятам мчатся двое таких бугаев? Да и отправиться в места не столь отдаленные Алексей Алексеевич, как и любой из его команды, желанием не горел. Хотя заключения и не боялся. В зоне со своими талантами не пропали бы. Опять же знакомства у Алексея Алексеевича имелись разные, есть кому замолвить за них словечко в случае чего. Но режим и питание… Этого не компенсируешь. Да и привычка к комфорту — самая крепкая и вредная из всех людских привычек.

Им повезло. Охрана свернула в залы второго этажа. Алексей Алексеевич спустился к служебному выходу, вставил отмычку в замочную скважину, повернул до щелчка. Это произошло в ту самую секунду, когда грохнул третий выстрел. Григорьев и девушка вышли из музея. Алексей Алексеевич окинул быстрым цепким взглядом пустынную улочку, убеждаясь, что их никто не видел. Спокойно заперев дверь, они пошли по набережной к вокзалу.

— Оглянись, — попросил Алексей Алексеевич девушку. — Сзади никого нет?

Девушка, словно бы невзначай, обернулась.

— Нет, — ответила она совершенно спокойно.

«Какова? — подумал Алексей Алексеевич. — Даже дыхание не сбилось. Умничка».

Григорьев взглянул в сторону крепости. Да, комендант будет озадачен, когда поздний инспектор, дав пару залпов и отказавшись от назойливо предлагаемого «дружеского ужина», пулей пролетит по инспектируемым помещениям, сядет в «Волгу» и умчится, растворившись в ночи. Под утро, когда во время очередного обхода охрана обнаружит пропажу, а разбуженная администрация музея примчится, чтобы лично удостовериться в факте похищения, когда милиция осмотрит место происшествия и мрачно констатирует, что следов почти не осталось, а по тем, что остались, отыскать можно разве что слона на людной улице, да и то если день солнечный, только тогда один из сотрудников отправится в крепость, чтобы узнать о странной ночной пальбе.

В милиции, разумеется, сидят не дураки. Но им придется отправлять соответствующий запрос в Москву. И по этому запросу выяснится, что вышеуказанный адмирал… действительно прибыл в Энск для инспекции складов округа по линии ВМФ. Склады располагались в шестнадцати километрах от города. Милиции, само собой, не составит большого труда выяснить, где в данный момент находится «искомое лицо». Это самое лицо будет благополучно дрыхнуть в люксе лучшей гостиницы Энска после обильной «инспекции складов», включающих в себя пиво, водку и кое-кого из обслуживающего персонала, преимущественно в возрасте до двадцати пяти и сугубо женского пола. Понятно, что милиция, прихватив соответствующий ордер, вылетит «по месту временного проживания». А теперь представьте себе реакцию этого самого адмирала, к которому часов в семь утра вламывается группа невыспавшихся — и потому не слишком озабоченных соблюдением приличий — оперативников в штатском и при оружии. Реакция будет однозначная: выноси всех святых. За неимением прямых улик оперативники начнут выяснять, — а что еще им останется? — где был адмирал с двенадцати до часа ночи, чем занимался и имеется ли у него свидетель, готовый подтвердить… Одним словом, пока суть да дело, Алексей Алексеевич и его команда уже сойдут с поезда на перрон одного из московских вокзалов.

Девушка вновь прилипла к Алексей Алексеевичу. Любила она липнуть и любила Григорьева. Так, в обнимочку, они прошагали пару кварталов, встретив на набережной лишь самозабвенно целующуюся парочку. Затем Алексей Алексеевич остановил взмахом руки левака и назвал адрес вокзала. Сейчас столько народу зарабатывает на жизнь извозом, что шансов разыскать нужную машину у милиции будет примерно столько же, сколько у слепого — поймать блоху.

На вокзале они были через двадцать минут. Поезд уже подали к перрону. Расплатившись с частником, Алексей Алексеевич подхватил кейс, и они с девушкой направились к платформам. Билеты были взяты заранее, еще в Москве. Отследить их, кто спорит, было можно, но куда спокойнее не рисоваться лишний раз перед кассиршами. Хотя из Энска в Москву народу едет много.

Отыскав свою платформу, они поднялись по стальным ступеням вагона. В купе, кроме них, ехали еще какая-то девица студенческого возраста и пивной толстяк с лицом цвета цемента. Алексей Алексеевич поздоровался, достал из сумки спортивный костюм и убрал кейс в багажное отделение. Переодевшись, Григорьев вежливо отверг приглашение толстяка пропустить по одной «со свиданьицем» и расплатился за постельное белье, как свое, так и своей «внучки». Они выпили по стакану скверного поездного чая. Затем Алексей Алексеевич сходил в туалет, умылся и почистил зубы. После чего спокойно улегся отдыхать, тем самым задушив купейное «веселье» в зародыше. Толстяк повздыхал тяжко, выпил рюмочку в одиночестве и тоже стал готовиться ко сну. Напарница Григорьева за весь вечер проронила всего одно слово: «Здравствуйте». Не то чтобы Алексей Алексеевич и его спутница были молчунами, но люди в купе незнакомые, согласишься составить компанию, дальше начнутся вопросы-расспросы. А о чем еще говорить незнакомым людям? О работе, о семье, о месте жительства. Нет уж, утром им обоим необходимо быть хорошо отдохнувшими, свежими, бодрыми.