Михаил Зайцев - Рысь в капкане Страница 37

Владимир Владимирович с удовольствием отпил глоточек бразильского напитка, откинулся в кресле и лениво в который раз осмотрелся по сторонам. В кабинете главного врача он был впервые. Обычно Вову принимали многочисленные замы главного. Солидный кабинет. Письменный стол не иначе как из самшита, а письменный прибор на нем потянет тысяч на десять. Три стены облицованы деревом, четвертая наполовину состоит из телевизионных экранов. Он насчитал тридцать экранов, ровно по числу палат-люксов. Следует понимать так, что главный врач постоянно следит за пациентами. Впечатляет.

Полчаса назад горел только один экран – в палате госпожи Евграфовой, а недавно включились еще два монитора. Вова уже успел досконально изучить вновь появившиеся изображения. В одну из палат (судя по номеру монитора, в ту, что примыкает к палате Евграфовой) поместили женщину с измученным лицом, в другую – спящего мертвецким сном, а может, и пьяного молодого человека. Вокруг женщины суетился медперсонал, молодой человек лежал и спал в гордом одиночестве.

– Прошу простить за вынужденное ожидание. – В кабинет вошел главврач Рашид Владленович. – Принимал больных, задержался.

Хозяин кабинета привычно уселся за письменный стол, сцепил замком длинные красивые пальцы и вопросительно посмотрел на Вову. Когда-то давно, в детстве, Вова робел перед такими мужчинами – высокими, красивыми, уверенными в себе южанами.

– Нуте-с, Владимир Владимирович, что вас привело ко мне?

– Просьба, Рашид Владленович.

– Полагаю, Вадим Борисович прислал вас за снотворным? – Рашид Владленович нахмурился.

– Да, за снотворным. Обычно меня снабжали лекарствами ваши замы. Сегодня они просили зайти лично к вам.

– Наркотиков я больше не дам! Так и передайте Вадиму Борисовичу. Бригада, которая сегодня утром к нему выезжала, составила подробный отчет о состоянии его здоровья. Грустная бумага, знаете ли, получилась. У Евграфова формируется прямая зависимость от…

– Вадим Борисович предупреждал меня о вашем возможном отказе, – перебил врача Вова. – На этот случай он просил вам напомнить, как в одна тысяча девяносто первом году, в августе, одно очень высокопоставленное лицо почувствовало легкое недомогание – так, пустячок… насморк. Облеченное властью лицо вызвало из кремлевки доктора, и этот доктор… Мне продолжить рассказ?

Рашид Владленович вскочил из-за стола.

– Это подло! Евграфов обещал хранить тайну. А он и тогда меня шантажировал, и сейчас шантажирует! Это подло!

– Это жизнь, Рашид Владленович, – улыбнулся Вова. – Сядьте, успокойтесь.

– Хорошо! Я дам ему дозу, но…

– И еще ответьте на пару моих вопросов, – снова перебил Вова.

– Каких еще вопросов?

– Очень простых. Кого сейчас в вашу медицинскую обитель доставил Шопов?

– Я не понимаю вас. Шопов – ваш кадр, из вашей же банды, все тридцать палат уже оплачены Евграфовым, так зачем же вам…

– Рашид Владленович! Мне надоело вас постоянно перебивать. Вам и не нужно ничего понимать. Ответьте на вопрос, и все, остальное не ваше дело.

– Хорошо… – Доктор осунулся. Он был подавлен. Когда привык быть главным, тяжело подчиняться безропотно и беспрекословно. – Шопов привез двоих. Женщина – Поварова Раиса Сергеевна. Жалобы на острую боль в сердце. Полагаю, боли у нее неврастенического характера. Кардиограмму мы уже сняли, патология налицо, но это хроника, ничего острого.

– А мужчина?

– Скворцов. Ему дали таблетку, он спит.

– Кто дал? Что за таблетка?

– Дал Шопов, примерно час назад. Таблетка К-64. Фармакологическая разработка военных. Ее иногда называют «таблеткой памяти».

– Не понял?

– Вы, Владимир Владимирович, можете вспомнить в подробностях, к примеру, о чем вы вчера вечером беседовали с приятелем по телефону? Подробно, вплоть до каждого слова?

– Дословно не смогу.

– А мозг ваш помнит все до последнего слова. Так вот, К-64 активизирует полушария мозга и…

– Ясно. Я могу сейчас переговорить со Скворцовым?

– Исключено. Он спит. И проспит еще часов десять кряду. Таково остаточное действие препарата.

– Так помогите ему проснуться!

– Теоретически я могу попробовать, но это рискованно.

– Всю ответственность я беру на себя.

– Да? – Рашид Владленович грустно улыбнулся. – И под суд за непреднамеренное убийство тоже вы пойдете?

– Он что, может скончаться, проснувшись чуть пораньше?

– Чтобы он проснулся ненадолго, мне придется ввести ему кое-какой препарат, понимаете? А если он, не дай Бог, диабетик или аллергик, то…

– Будем надеяться, что он здоров. Рискнем.

– Пишите расписку.

– Какую расписку?

– Пишите, что вы меня принудили работать со Скворцовым и знаете о вероятных последствиях.

– Договорились. – Вова поднялся с кресла. – Вы идите к нему, а я пока устроюсь за вашим столом и все обстоятельно распишу, обещаю.

– Я бы хотел сначала получить расписку.

– Помилуйте, Рашид Владленович! – Вова расплылся в улыбке, обнажив розовые десны и редкие кривые зубы. – Мы же с вами интеллигентные люди, что ж вы так, право… Где у вас можно отыскать листочек бумажки?

– Вот, с краю стола, бумага, авторучку я сейчас дам.

– Это лишнее, авторучка у меня своя. Идите уже, Рашид Владленович…

Вова испытал неописуемое наслаждение, когда высокий и статный Рашид Владленович уступил ему свое начальственное кресло и, пряча глаза, сгорбившись, покинул кабинет, словно простой проситель-посетитель. Больше всего на свете Вова любил власть, обожал подчинять себе людей, втаптывать их в грязь, уничтожать…

Воистину тысячу раз прав крепкий задним умом русский народ, породивший в своих недрах среди сотни других поговорку: «На всякого мудреца довольно простоты». И множество ее вариаций, более грубых, про хитрую задницу, например, и болт с резьбой.

Красавчик Поваров считал себя самым хитрым комбинатором в фирме Евграфова. Знал бы Костя, что его афера идеальным образом вписывалась в аферу, задуманную секретарем Вовой еще до того, как Поваров появился в фирме.

Жизненный путь Вовы был труден и тернист. Плюгавый мужичонка, он вечно терпел презрение, унижения и оскорбления. Это было еще в детстве, и уже тогда, не умея отомстить обидчикам, он возмечтал о власти. Будучи подростком, он, как и Акела, понял нехитрую истину: власть – это деньги. Но, в отличие от Акелы, Вовик не кинулся очертя голову в омут теневой экономики. Вова пошел учиться. Учился он всегда и везде отлично. Школу окончил с золотой медалью, юрфак МГУ – с красным дипломом, параллельно осилил экономический факультет, выучил английский, испанский и немецкий… Тут бы ему и пойти во власть, но дальновидный Вова предпочел стать секретарем, правой рукой человека, который уже властвует. Вова не распоряжался деньгами – символом и сутью власти, но он был рядом с закромами и буквально пропитался ароматом денег. Этот аромат ощущали все, кто крутился с ним рядом, – проститутки, работники автосервиса, врачи-стоматологи, соседи по дому… Вовик перемещался от одного крутого начальника к другому, еще круче. Наконец он добрался до Евграфова. И все на первый взгляд у Вовы сложилось, только вот… слишком много людей толклось вокруг Вадима Борисыча. Но и это еще можно было пережить. Пугало другое – Вовика невзлюбила хозяйка. Госпожа Евграфова. Ну что ты тут поделаешь? Не нравился ей плюгавчик и дохляк Вова. Подобно Косте, Вова решил устранить мадам. Уничтожить. Раздавить. Технически это не составляло особых проблем, к тому времени у Вовы имелись соответственные связи и соответствующие возможности. А дабы безутешный супруг нашел утешение после спланированной Вовиком акции, секретарь подготовил достойную замену мадам Евграфовой и обошелся без всякого клонирования.

Девушку, похожую на хозяйку, Вова отыскал сравнительно легко. Молодая проститутка из Гомеля после серии элементарных хирургических операций выглядела точь-в-точь, как обожаемая Евграфовым супруга лет двадцать назад. С некоторых пор сея Галатея постоянно проживала на даче у Вовика. Дожидаясь своего часа, она с каждым днем все ближе и ближе приближалась к оригиналу. Сутки напролет белорусская путана проводила в обществе видеомагнитофона и телевизора, старательно училась так же, как Евграфова, ходить, говорить, улыбаться – благо видеокассет, запечатлевших неверную графскую жену, имелось в избытке. К особой точности подражания девушка не стремилась, достаточно было отдаленного сходства, но непременно должна была присутствовать принадлежность к одной породе. Аксиома – тот, кто обожает болонок, никогда не заведет кавказскую овчарку. И наоборот.

Белорусская дворняжка прекрасно осознавала всю тяжесть предстоящей работы. Если она, говоря языком разведчиков и шпионов, «проколется», «спалится» – страшный конец неизбежен. И ей самой, и ее благодетелю Владимиру Владимировичу – полный абзац. Ну а если все сложится хорошо, она всю жизнь потом будет работать на Вову, своего благодетеля…