Валерий Горшков - Любой ценой Страница 38

Генерал остановился, взглянул в глаза Охотника.

– И что вы хотите от меня? – Ярослав недвусмысленно постучал металлическим наконечником трости об асфальт. – Палач из меня, прямо скажем, негодный.

– Я хочу, чтобы ты поехал в Бразилию и проверил подлинность этого письма на месте. Хотя ни лично у меня, ни у работающих со мной людей изложенные в нем факты не вызывают ни малейших подозрений. Белогвардеец оказался даже умнее, чем можно было предположить. В числе присланных им вместе с письмом восьми фотоснимков есть и его собственный. Мы тщательно проверили и выяснили, что полковник Иван Федорович Клименко, тысяча восемьсот семидесятого года рождения, действительно числился в белой армии. Удалось даже отыскать групповой снимок выпускного офицерского курса и определить, кто из кадетов – он. Качество снимка оставляло желать лучшего, да и времени с тех пор минуло прилично. Но нет ни малейших сомнений, что юноша на снимке выпускников и старик на присланной карточке, – одно и то же лицо. А это значит, что и генерал Шальке, и врач-убийца фон Тиллер действительно находятся вблизи Лас-Суэртоса. В немецком поселении, на юго-западе Бразилии… И все же… Дело слишком серьезное. Мы не можем полагаться лишь на письмо бывшего царского офицера, сделанные им снимки и умозрительные выводы. Прежде чем привести приговор в исполнение, информация должна быть подтверждена на все сто процентов. Я хочу, чтобы это ответственное задание выполнил именно ты. Это не просьба, капитан Корнеев. Это – приказ.

– Почему я? – холодно спросил Охотник. – На это есть веская причина, не так ли?

– Есть, – после короткого молчания подтвердил Шелестов. – Во-первых, ты хорошо знаешь немецкий. Во-вторых, прихрамывающий человек с инвалидной тростью, ограниченный в своих движениях, с первого взгляда интуитивно вызывает гораздо меньше подозрений, чем полностью здоровый. Уж прости за прямоту, но такова людская психология… Ну, а в-третьих… – Батя вздохнул, сунул руку за отворот плаща и извлек почтовый конверт. – Мне тяжело сообщать тебе об этом, Слава, особенно после свадьбы и рождения сына, но среди живущих в немецком поселке нацистов есть еще один человек. Которого мы с тобой узнаем без какого бы то ни было досье. К сожалению. Взгляни…

Охотник почувствовал, как у него по спине прокатилась волна ледяного холода. Задеревеневшими пальцами он взял у генерала конверт, извлек вложенную в него фотографию. И чуть не завыл в голос, увидев изображенного на карточке мужчину.

Загорелый, худощавый, в легкой цветастой рубашке, шортах и сандалиях на босу ногу, он стоял на фоне пальмы рядом с симпатичной смуглокожей и черноволосой женщиной в бусах из жемчуга, вне всякого сомнения – бразилианкой, держал ее за руку и улыбался…

Ошибки быть не могло. Этим мужчиной был Ботаник. Профессор Сомов. Его учитель. Его пропавший без вести в сорок четвертом сенсей. Его единственный друг. Отец его жены Светланы и дед его двухмесячного сына Ленчика, названного так в честь не вернувшегося с войны деда. Для Охотника это было больше чем просто потрясение – он вдруг понял, что в последний год войны они с сенсеем находились по разные стороны линии фронта. Это был шок. Ярославу потребовалось огромное усилие, чтобы оторвать взгляд от потрясшего его, вывернувшего наизнанку снимка, вложить его в конверт и молча вернуть бывшему командиру «Стерха».

– Как только я узнал его, – сказал Батя, пряча фотографию в карман, – то сразу же подумал о тебе, Слава. Столкнувшись с тобой лицом к лицу, прямо в Бразилии, в двух шагах от нацистского поселения, профессор будет поражен ничуть не меньше, чем ты сейчас. Мы пока не знаем обстоятельств, по которым Сомов перешел на сторону врага… Но интуиция мне подсказывает, что, увидев тебя, узнав для чего ты, диверсант, приплыл через океан, и тем более услышав, что теперь ты – муж его единственной дочери и отец его внука, Сомов не выдаст тебя. Просто не сможет. Скорее, напротив, сообщит много полезной информации про обитателей поселка. Особенно если за содействие в уничтожении объявленных в розыск Шальке и фон Тиллера ему будет обещана жизнь. Окажись на твоем месте другой специалист – ему пришлось бы действовать в гораздо более сложной обстановке. Но обстоятельства сложились на редкость благоприятно. Как видишь, у меня просто не остается иного выхода, кроме как послать в Лас-Суэртос именно тебя, Слава.

– Я готов выполнить приказ, товарищ генерал, – металлическим, холодным голосом ответил Охотник. Взгляд его был пуст и устремлен в никуда. – Говорить о том, что произойдет в случае моего провала, нет смысла… Допустим, Сомов действительно согласится мне помочь. Дальше?

– У тебя будут инструкции и подробная легенда, – казенным тоном заверил его Шелестов. – Ты сможешь ознакомиться с ней на квартире, где тебе придется пожить с месяц, на время подготовки. Вместе с преподавателем испанского. Когда я решу, что ты готов к выполнению задания, тебя снабдят швейцарским паспортом и доставят в Германию. В нашу зону. Далее на корабле переправишься через океан в Южную Америку. Скорее всего это будет столица Аргентины, Буэнос-Айрес, хотя возможны варианты… Дальше по суше доберешься до Лас-Суэртоса, найдешь жилье, некоторое время издалека понаблюдаешь за нашим добровольным помощником, полковником Клименко, и, если все будет тихо, выйдешь с ним на связь. Сообщишь, кто ты, откуда и зачем пожаловал. Затем попытаешься встретиться с Сомовым и предложить ему сделку. Дальше – по обстоятельствам. Легенда предусматривает каждый из трех основных вариантов развития ситуации. Связь со мной по схеме пять, ты с ней знаком… В конторе у Голосова все, включая его самого, будут уверены, что ты по линии армии направлен в среднесрочную командировку в одну из дружественных стран. О деталях никто, понятное дело, спрашивать не будет. Жене сегодня вечером скажешь то же самое… Вот, в общих чертах, и все. Что не ясно – спрашивай.

– Что будет с Сомовым? – спросил Ярослав, пытаясь заранее прочитать ответ в глазах генерала. Шелестов, казалось, был совершенно спокоен. Впрочем, Охотник еще не помнил случая, чтобы Батя проявлял какие-либо эмоции накануне операции. Это был человек-камень. И одному богу было известно, что в такие минуты и часы творилось у него в душе.

– Сейчас, сразу, я могу обещать только одно – если его руки не испачканы кровью советских солдат и мирных жителей, расстрела он не получит. И сможет вместе с тобой вернуться на подконтрольную территорию, где его сразу же арестуют. Судебного расследования и приговора избежать не удастся, в любом случае. Он – преступник, и получит серьезный срок, отбыв который сможет вернуться к более-менее обычной жизни. Разумеется, с некоторым ущемлением гражданских прав. Как неблагонадежный. Но в остальном его оставят в покое.

– А если, согласившись сотрудничать, Иваныч откажется возвращаться на Родину? Связать его, сунуть в рот кляп и приволочь силой через океан вряд ли получится.

– В этом случае у тебя будут все полномочия решить вопрос на месте, – Батя испытующе, чуть щурясь, посмотрел в глаза Ярослава. – Только так. Даже если Сомов попал в плен, будучи раненым и беспомощным, никто не смог бы заставить его перейти на сторону врага, если бы он сам этого не пожелал. Тысячи наших солдат, взятых в плен, предпочли сдохнуть в муках, но не стать предателями. И уж тем более никто не заставлял его трусливо бежать с такими гнидами, как Шальке и фон Тиллер, в Бразилию, вместо того чтобы, как подобает настоящему солдату, с оружием в руках сражаться до последнего патрона. Я ответил на твой вопрос, капитан?

– Так точно, товарищ командир.

– Я могу быть уверен, что в случае необходимости твоя рука не дрогнет?

– Так точно… – глядя поверх плеча Бати, на медленно текущую к Неве черную воду Мойки, чужим, надломленным голосом сказал Охотник. Так скверно, как в это самое мгновение, ему еще, наверное, не было никогда, с тех пор как в 37-м псы из Чека арестовали мать. Но холодным разумом профессионала он понимал – Максим Никитич абсолютно прав. В случае угрозы взятия в плен – чего с побывавшими в сотнях кровавых переделок бойцами их диверсионно-разведывательного отряда так ни разу и не случилось – он, как и командир, не раздумывая предпочел бы смерть. Не только потому, что отлично знал – изощренными и умелыми пытками можно развязать язык практически любому пленнику, скорее из-за глубокого внутреннего убеждения в том, что это – правильно, это – честно. Как перед самим собой, так и перед братьями по оружию. Конечно, лишь в том случае, если ты – не тля бесхребетная, а настоящий солдат своей страны.

– Отлично, – Шелестов положил руку на плечо Охотника. – Я рад, что не ошибся в тебе, Слава. Ну, что ж, тогда – с богом? Не будем зря терять время. Машина ждет.

Глава 16 Где живет много-много диких обезьян…