Александр Каменский-Мальцев - Лёшка-"студент" Страница 38

— Вам получать? — спросила она, увидев в руках Ковалева кассовый ордер. — Тогда вам сначала к контролеру, вон в то окошко.

— Нет. Мне к вам, — уверенно сказал Ковалев, глядя в глаза девушке. — Я уже был у контролера, и вы должны выдать мне деньги!

Кассирша взяла бумажку, черкнула на ней что-то, известное только ей, и открыла сейф.

— Вам какими купюрами, большими, маленькими? — спросила она.

— Разными.

Девушка бросила на стойку несколько увесистых пачек.

Ковалев рассовал деньги по карманам, вышел на улицу и поднял руку, завидев такси. Первая часть задуманного прошла без осложнений.

Каверзнева сорвали с постели настойчивые трели телефона. Когда он понял, что звонок не успокоится, пока кто-то не снимет трубку, осторожно убрал со своей шеи руку жены и сел на постели, разыскивая ногой тапочки. Взгляд подполковника упал на часы, показывающие начало ночи, и по спине прошел холодный озноб недоброго предчувствия. Уставшая от обилия впечатлений после поездок по магазинам жена даже не пошевелилась.

Каверзнев был уверен, что новость, которую ему сообщат по телефону, связана с Ковалевым. Он знал, что в течение недели, пока Вера с Костей летали над океаном и Японскими островами, чтобы определить места напряжения земной коры, Шенгелая с Ковалевым занимались экспериментами настолько секретными, что даже Каверзнев и генерал не знали фамилий их пациентов. Наконец он снял трубку.

— Каверзнев слушает.

— Это Викулов… — в голосе генерала звучала тревога. — Вам необходимо немедленно вернуться домой.

— Что случилось? — сонливость у Каверзнева мгновенно прошла. — Алексей?

— Да.

— Утечка? — подполковник надеялся всем сердцем, что генерал ответит отрицательно. — Когда?..

— Почти сутки…

Каверзнев не сдержался и выдал в трубку такую тираду, состоящую из множества чисто мужских слов, что если бы телефон мог краснеть, то из зеленого он стал бы кумачовым.

— Как ты думаешь, он пойдет за границу?

— Уверен. Он очень боится за своего сына, и я об этом докладывал неоднократно.

— Так ты думаешь, рискнет?.. А как?.. — чувствовалось, что генерал не только спрашивает, но и размышляет сам. — Значит, рискнет? — повторил генерал.

— Да. Думаю, он уже предпринял что-то.

— А как же наша хваленая техника?

— В этом надо разбираться потом.

— Хорошо. Мы уже приняли меры.

— Товарищ ген… — подполковник запнулся и поправился: — Викулов… Нельзя привлекать к поискам Алексея обычных людей, можно бед наделать! Он непредсказуем в гневе, вспомните, что было несколько лет назад!

— Да, озадачили вы меня… Вылетайте немедленно. Посольство в курсе. Помогут…

Каверзнев стягивал одной рукой халат, а второй придерживал трубку. В трубке щелкнуло, и раздался сигнал отбоя.

Подполковник быстро одевался, на ходу соображая, как добраться до посольства и какие инструкции о Ковалеве передать немедленно в Москву, пользуясь их шифром. В Каверзневе мгновенно пробудился охотник, проснулся дремлющий в каждом мужчине азарт ловца и воина…

— Так как ему удалось вытащить это из груди? — спросил генерал. — Кто скажет?

На полированной крышке стола лежали остатки коробочки, найденной внутри внешнего ограждения тюрьмы.

— У кого есть версии? — генерал повернулся к офицеру в очках, когда-то предложившему вшить мину и сконструировавшему ее. — Может, вы объясните нам, как можно вытащить коробку с миной из-под ребер и кожи и отправить ее через забор?!

— Ковалев обладает сильной волей, он мог сам разрезать грудь и суметь после операции зашить рану, — сказал Каверзнев.

— А вы что скажете? — спросил генерал врача.

— Мне нечего добавить. Видимо, все так и было…

— А вы? — генерал повернулся к бледному Довлатову. — Когда Ковалев оставался без наблюдения?

— Только в лаборатории. Но тогда вместе с ним находился майор Шенгелая.

— А в своей комнате он этого сделать не мог?

— Нет, — твердо ответил Каверзнев. — Мы проверили все острые предметы, нигде нет следов крови, и Ковалеву там нечем было бы зашить разрез. Невозможно представить, чтобы он смог передвигаться с открытой раной в груди.

— У нас сейчас все возможно, — проворчал генерал. — Куда он может направиться? Есть версии?

— Куда угодно! — Каверзнев не смог скрыть раздражения. — Об этом знает только он сам.

— Это лирика. Все-таки Ковалев — человек, и поступит он согласно человеческим правилам. Куда он может пойти в первую очередь? За границу?

— Если Ковалев делал операцию самостоятельно, — сказал Шенгелая, — то должен был потерять много крови. Значит, он сейчас скорее всего отлеживается где-нибудь… Он слаб и таким останется несколько дней.

— Так что будем делать? Ждать, когда он оклемается? — генерал обвел взглядом подчиненных.

Унылое молчание повисло в кабинете, только врач не терял присутствия духа. Он, как будто происходящее его совсем не касалось, разглядывал свои пальцы с ровными ногтями. Генерал заметил это, и его лицо начало наливаться краской…

— Значит, Ковалев мог вырезать мину только в лаборатории. Что скажете об этом, майор — Шенгелая? — спросил генерал.

Лешка шел по городу, всматривался в лица прохожих и радовался всему — воздуху, зимним одеждам женщин, мягким пушинкам снега, падавшим ему на плечи, шуршанию проезжавших мимо автомобилей… К нему опять пришло чувство свободы. Слишком долго он был лишен всего этого!

Он бесцельно бродил по городу уже несколько часов и никак не мог продумать план действий.

Ковалева в Москве никто не ждал, кроме оперативников КГБ и милиции, ему не к кому было обратиться, а пора было подумать, что делать дальше. Он решил во что бы то ни стало добраться до Японии. Какой бы дикой на первый взгляд ни казалась такая возможность, не зная, придется ли ему для этого угнать самолет, прорваться через границу со стрельбой или он сможет выехать лишь запечатанным в морской контейнер, он принял решение, и уже ничто не могло остановить его.

Ковалев сейчас не просто спасал свою жизнь и свободу, нет, он еще и вступил в бой за своего ребенка, потому что понял — нельзя оставить Костю в распоряжении тупых генералов, готовых продать его талант за пару миллионов. Впрочем, он не знал, миллионы ли получили они за сына, может, всего пару тысяч, ведь генералы никогда не продавали свое, собственное, что сами заработали потом и кровью, бессонными ночами и чудовищным напряжением ума, нет, генералы продавали то, что создавали тысячи и тысячи полуголодных, полураздетых граждан нашей великой и нищей страны.

Ковалев не хотел, да просто и не мог, поступить иначе! Не тот он был человек!.. Он давно уже перестал думать о своей судьбе. Не то чтобы ему было наплевать на себя, на свое будущее, но он почти смирился. Он смирился с тем, что ему суждено сидеть, не зная окончания срока, он смирился с тем, что ему кем-то неизвестным предопределено изо дня в день видеть одни и те же лица, И он не может отказаться от неприятных ему встреч… Он со многим смирился, но не мог смириться с тем, чтобы и его сына сделали таким же! Он не хотел, чтобы сыном начали торговать ненавистные ему генералы, ведь он давно понял, что именно генералы решают его судьбу, а вместе с его судьбой и судьбу его сына, а поэтому он сейчас шел по городу, чтобы уехать, твердо зная, что везде, откуда только можно сбежать из проклятого города, про который написано так много песен, его ждут. И ждут не со словами приветствия, а с ненавистью и страхом! Трусливые же стреляют гораздо чаще, это он знал по своему опыту…

Он бродил по городу так долго, что ноги уже гудели от усталости, а кроме того, он ничего не ел со вчерашнего дня. Лешка увидел вывеску «Кафе», а под нею тяжелую дверь из толстых досок, скрепленных полосами железа с претензией «под старину». Спустившись по узкой лестнице в полуподвал, он попал в маленький уютный зал с несколькими столиками. У входа сидел высокий молодой парень, который тут же поднялся ему навстречу.

— Вы хотите пообедать? — спросил он.

— Да не мешало бы.

— У нас кафе кооперативное, — предупредил парень.

Ковалев по передачам телевидения и из газет знал о появлении таких точек, знал и о том, что, судя по возмущенным статьям, цены там бешеные, но ему сейчас было все равно. Он хотел согреться, отдохнуть и покушать.

— Что-нибудь вкусное есть? — спросил Ковалев. — Мясное?

— Да. Только придется подождать, у нас все готовится в присутствии клиента.

— Так это хорошо! — весело сказал Ковалев. — Значит, будет вкусно.

Раздевшись, Ковалев прошел в зал и сел за столик. Он с удовольствием окунулся в атмосферу тихой музыки, доносившейся откуда-то из угла, загляделся на красивую женщину, сидевшую за соседним столиком с бокалом шампанского в руке и рассказывающую что-то мужчине в белом костюме с бабочкой. Ковалев очень давно не был не только в ресторане, но и среди веселых, довольных жизнью людей, так что в первую очередь он заказал коньяк, чтобы почувствовать себя таким же свободным, как этот мужчина с бабочкой и его женщина.