Михаил Серегин - Государственный киллер Страница 38

В четырех километрах от села джип с Инной, Фокиным, Свиридовым и их невольными спутниками едва не наткнулся на указатель, красноречиво гласивший: «Монастырский ад».

– Нарочно не придумаешь, – прокомментировал отец Велимир, которому по сану полагалось быть знатоком адских бездн и райских кущ. – Да еще вишневый монастырский ад.

Мрачный охранник, вышедший из кирпичной будки в пятидесяти метрах от указателя, пропустил их через свежевыкрашенный шлагбаум, не сказав ни слова.

От вывески «Монастырский ад» до ворот монастыря оказалось всего два километра через непрерывные густые вишневые сады. В отличие от предыдущих четырех километров, дорога здесь была асфальтированная, и потому эти километры в пронизанном тонкими ароматами свежей листвы и недавно сошедшего цвета воздухе «Опель-Фронтера» пролетел едва ли не за минуту.

Показались стены монастыря. Фокин выскочил из машины и начал стучать в железные ворота, а Свиридов несколько раз посигналил автомобильным гудком. Услышав звуки сигнала, Инна задумалась и помрачнела, потом опустила тонированное стекло и выглянула наружу.

– У меня такое ощущение, словно я тут уже была, – пробормотала она, покосившись на неподвижно сидящего Свиридова. – Как же так?

В воротах отворилась встроенная в них маленькая, чуть больше полутора метров, дверь, и выглянувшая наружу женщина лет тридцати пяти, в сером монашеском одеянии, чинно произнесла:

– Доброе утро. Божье благословение да пребудет на вас. Что вам нужно?

– Дело в том, – проговорил Фокин, – дело в том… я сам священник, настоятель храма, и я подумал, что возможно обратиться в обитель людям, которые нуждаются в помощи.

– Вы? – Монахиня пристально всмотрелась в широкое лицо отца Велимира, изукрашенное царапинами и ссадинами, с густо намалеванными дезинфицирующими средствами на них.

– Нет, не я, – сказал Фокин, – четверо молодых людей. Трое из них без сознания, а один уже с концами… то есть я хотел сказать, что он умер.

– Господи! – Та всплеснула руками и еще раз пристально посмотрела сначала на Фокина, а потом на выглядывающую из машины Инну с блуждающим мутным взглядом. Причем последней она уделила наибольшее внимание. – Одну минуту, подождите, – наконец сказала она и исчезла, тщательно прикрыв за собой дверь.

– Вот тебе и хваленые монастырские добродетели, – проворчал Свиридов, стукнув ладонью по рулю. – Чтоб их, святош…

– Не богохульствуй, сын мой, – назидательно проговорил Фокин и важно посмотрел на снова заснувшую Инну, – ибо сказано: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.

– Все это верно, – задумчиво сказал Свиридов, – но только, как бы это тебе помягче сказать, Афоня… в общем, последний раз ты цитировал вот это самое место из Нагорной проповеди, когда просил бармена на «Куйбышеве» налить тебе в кредит водки, потому что ты никак не мог вспомнить, куда ты сунул свой неприкосновенный денежный запас.

Фокин оскорбленно фыркнул и пнул колесо джипа.

В эту минуту дверь в воротах отворилась, и женщина в монашеской одежде сказала, что сейчас откроют ворота и они могут проехать на территорию монастыря.

– Может, не н-надо туда… внутрь? – вдруг робко пробормотала Инна.

– Почему?

– Я не… н-не знаю. Мне… почему-то кажется… м-м… что я здесь уже была.

– Понятно, – сказал Влад. – У меня тоже случается, что кажется, будто что-то уже было и что я в этом месте уже бывал. Помню, такое ощущение у меня было в Китае, когда я ходил на экскурсию смотреть мумию Мао Цзэдуна. Ощущение уже когда-то виденного, называется вся эта мудреная психология «дежа вю».

– Что же касается того, чтобы не заезжать внутрь, то лично я против, – заявил Фокин. – Я не думаю, что монахини согласятся таскать на себе откормленные туши наших пассажиров. Особенно того, которому я в торец прислал, типа вырубил… Пельменем его Маметкул погонял. Ты-то своего не мудрствуя лукаво замочил…

– Ну! – с наигранной брезгливостью воскликнул Свиридов. – Ты выражаешься, как уголовник, Афанасий. Какой, знаешь ли, mauvais ton! [1 – Mauvais ton (фр.) – дурной тон.]

Несколько протрезвев, Инна неотрывно и с затаенным изумлением смотрела на двух друзей, которые так весело и цинично говорили о жизни и смерти людей. Причем смерти, к которой были причастны они сами. И ей впервые пришел в голову вопрос: а кто они, эти двое, которые с такой легкостью расправились с мощными и хорошо обученными – одним словом, отнюдь не мальчиками для битья – амбалами Игоря Маметкулова?

Кто эти люди, которым она, положившись на свою женскую интуицию, так слепо доверилась? Фокин утверждает, что он священник, но он похож на священнослужителя гораздо меньше, чем большинство людей, которых она знала. А Свиридов, который, собственно говоря… да чего уж тут кривить душой, который, собственно, и притянул ее к себе аурой какой-то первородной, почти звериной аурой красоты и силы? И это при всей той несомненной мягкости и даже какой-то интеллигентности, которая чувствовалась в этом человеке.

Кто он такой?

И эта их обезьяна… как странно, у этого веселого и разбитного дуэта все не как у людей. Чувствуется какая-то пугающая затаенная мощь. Господи, как легко и даже изящно, как бы между делом, Влад справился с Василием, перед которым трепетали многие из тех, кого она знала, да и сама она!..

– Проезжайте, – сказала монахиня.

Джип тронулся с места и въехал в монастырский двор. Прямо перед ними высились величественные серые башни самого монастыря, а справа, метрах в ста от того места, где по отмашке второй, пожилой, монахини остановился джип, находился корпус современного здания – одетого в стекло, пластик и гранит, с изящными металлическими конструкциями. Все это больше похоже на здание какого-нибудь банка, чем на одно из монастырских зданий, подумала Инна.

– Да, монастырек-то тут небедный, – словно откликнувшись на ее мысли, проговорил Влад.

– Точно, – на манер Бивиса с канала MTV поддакнул отец Велимир. – Интересно, кто это у них такой не хилый спонсор? Что-то я не замечал, чтобы монастыри были выгодным местом для вклада капиталов.

В этот момент показались и мужчины. Аж пять человек. Вероятно, это были строители или чернорабочие, выполнявшие самые трудоемкие дела по монастырскому хозяйству. По крайней мере, так рассудил отец Велимир, который, придя к выводу, что монастырь женский, вдруг наткнулся на факт наличия в его стенах лиц мужеского полу, да еще с такими откровенно пропитыми и потасканными мордами.

– Что у вас? – сказал самый высокий, который, по всей видимости, был у них за старшего.

Свиридов и Фокин, кряхтя, выволокли из машины огромный и, судя по всему, тяжеленный брезентовый тюк и осторожно опустили на асфальт. Фокин откинул полотнище, и в глаза монастырских рабочих бросилось пепельно-серое лицо Василия с восковым профилем и остекленевшими полуприкрытыми глазами. Тут же, рядом, едва ли не в обнимку с трупом, громоздились неподвижная рыхлая туша Пельменя с разбитой головой, и – друг на друге – еще двое, один из которых в этот момент слабо зашевелился.

Рабочие отшатнулись, а высокий наклонился над телами и осторожно спросил:

– Как же… они что, все того?..

– Один умер, а трое живы, – ответил Свиридов. – Конечно, транспортировка для них была не самая комфортная, но кто их просил быть столь легкомысленными по отношению к своей жизни и здоровью в таком превышающем все мыслимые и немыслимые лимиты численном составе?

Рабочие смотрели на него с откровенным ужасом, один даже приоткрыл рот.

– Кажется, все трое живы, – сказал Свиридов, – главное, что они не задохнулись под брезентом. Значит, мы правильно завернули. Ну что, забирайте, а нам пора.

– Я еще хотел поставить свечку за упокой раба божьего Василия, – с лицемерной харей иезуита напомнил отец Велимир.

– А-а-а, ну-ну, – протянул Влад, – тогда иди прямо сейчас и в темпе. Мы с Инкой тебя здесь подождем.

В этот момент хлопнула дверь джипа и появилась Инна. Вид у нее был откровенно испуганный, и то, что она сразу направилась к Владу и судорожно схватила его за руку, говорило о том, что она вспомнила или узнала что-то важное.

– Едем отсюда быстрее! – пробормотала она. – Мне не зря кажется, что я здесь уже была… Останови Фокина, куда он пошел? Останови его, мы не должны задерживаться тут ни на минуту!

– Да что с тобой? – спокойно спросил Влад, разглядывая ее взволнованное бледное лицо с растрепавшимися темно-каштановыми прядями. – Ты такая красивая сейчас, – повысив голос, проговорил он и нарочито повернулся к рабочим спиной, – знаешь, ты похожа на Елену Корикову… она еще снималась в клипе Пугачевой «Позови меня с собой».

– Ну да, – едва выговорила чуть шевельнувшимися губами девушка, – и еще в клипе Агутина, где она ходила с таким черным париком под Клеопатру. Володя… это коне…