Максим Шахов - Телохранители для апостола Страница 38

Телефон попался по пути, в кафе, где имелась кабина телефона-автомата. Бармен посмотрел на Андрея с изумлением, потому что этим аппаратом, наверное, годами никто не пользовался. И держали его лишь по требованию муниципалитета. Купив у бармена карточку на пять минут разговора, Демичев зашел в тесную будку и закрыл за собой дверь. Тишина! Теперь номер… На память Андрей не жаловался, потому что в его работе это было одной из важных способностей оперативника, которую он должен тренировать.

Номер, как понял Андрей, хотя и был коротким городским, но принадлежал мобильному телефону. Ответили почти сразу.

– Да, я слушаю, – сказал голос, который мог принадлежать мужчине в возрасте около шестидесяти лет.

– Я звоню по поручению «друга», – начал Демичев условной фразой. – Сегодня утром тюльпаны могут не расцвести. Их некому полить.

– Кто вы? – встревоженно спросил голос.

– Это важно? Я посторонний человек, который оказался случайно в вашем чертовом цветнике, – продолжил Андрей, уже разыгрывая свою роль. – Она вляпалась в неприятности, и ей нужна срочная помощь.

– Что с ней, где она?

– Ее захватили люди, с которыми она вела дела. Боюсь, что у них есть основания подозревать ее в том, что она не та, за кого себя выдает.

– Где ее держат?

– Слушайте, – недовольно ответил Андрей, – вы мне кажетесь человеком зрелым и опытным. Имейте мужество понять, что ее обязательно увезут из того места, где схватили. И важнее сейчас выйти на этих людей, а не устраивать спасательных операций. У меня есть хороший план, но у меня есть и пожелание. Вы мне скажете, кто эти люди, среди которых я видел арабов, и что они замышляют.

– Черт, мы теряем время!

– Времени у нас двое суток, – отрезал Демичев. – Хватит на то, чтобы и поговорить, и мой план реализовать. Итак? Где и когда мы встретимся?

– Вы откуда звоните?

– Это не имеет значения. Да вы и так сможете установить, откуда был сделан звонок. Я предлагаю встретиться на площади Святого Петра сегодня в пять вечера. Прямо у фонтана. От вас должен быть человек с фотоаппаратом Nikon на шее и в белой бейсболке. Отличительная черта этого типа: фотографирует, забыв снять защитный колпачок с объектива. Я скажу, что он не видит большей части красоты этого города. Ответ: «Истинную красоту ничем не закрыть». Вас как зовут?

– Вам зачем?

– Чтобы связной сказал, от кого он.

– Он скажет, что от Марио.

– Вот вам и вторая часть пароля, – хмыкнул Андрей. – Я спрошу: «Вы от Марии». Он ответит: «Нет, я от Марио».

– Зачем так сложно?

– Давненько вы не стояли под дулом пистолета, Марио, – ответил Андрей. – Не хотелось бы повторять этой процедуры. Если вы друзья моей знакомой, то ничего сложного, а если придет кто-то другой, то я должен это понять. Я убедительно ответил?

– Да, я согласен.

Демичев повесил трубку и быстро покинул кафе. Оставалась еще одна опасность. Задайся целью те, кому он звонил, вычислить его, схватить и допросить, у них для этого теперь есть все шансы. В кафе бармен его запомнил очень хорошо, а уйти пешком далеко отсюда Андрей не успеет. Остается надеяться, что на том конце телефонной цепочки люди здравомыслящие и профессионалы.

Теперь на площадь, успеть потоптаться там в надежде, что наконец-то состоится встреча со связным из своего Управления. Сколько же можно тут тыркаться в чужой стране в полном одиночестве.

Итак, отец Лонгин отправляется домой. Росляков с Максимом не пришли к единому мнению о том, хорошо это для их целей или плохо. Они много раз пытались это обсуждать, но для правильного вывода, с которым оба согласились бы, им не хватало одного-единственного условия задачи. Какую ставку делали террористы на возвращение через отца Лонгина украденного шипа из венца Иисуса?

Собственно, Максим-то как раз настаивал на том, что ломать голову тут нечего. По его мнению, это был лишь ход отвлечения, элементарное запутывание следов. Максим видел, что полковник готов с ним согласиться, но чувство личной ответственности, долг командира группы заставлял его снова и снова анализировать все нюансы этой странной операции. По мнению Максима, Росляков просто не мог позволить себе легко согласиться с этим, таким простым, доводом.

Последнее задание для Максима – «проводить» отца Лонгина, дождаться, когда он сядет в самолет и благополучно улетит. Потом им придется действовать уже на ощупь. Такого человека, как этот странный священник, у них уже не будет. Он и роли агента в Ватикане не выполнял, и в то же время был там своим, почти коллегой. И если бы возникла реальная опасность, проявилось бы что-то, он бы не промолчал и обязательно сообщил. Сейчас же, перед отлетом домой, он ограничился заявлением, что угроза отсутствует. Что цель террористов либо сам папа Бенедикт ХVI, либо предстоящая конференция. В первом случае прекрасно справится Служба безопасности Святого престола, во втором переживать еще рано. Спецслужбы предупреждены, они работают.

Помнится, Росляков тогда возразил, что работают только российские спецслужбы. По его мнению, всем остальным, особенно Израилю и США, такое покушение будет выгодно. Для них это извинения, для них это индульгенция, оправдывающая предыдущие действия и последующие. Израилю выгодно, потому что будут прощены более радикальные способы борьбы с противостоящим арабским экстремизмом. И США не надо выдумывать тайную ядерную программу, не надо рассказывать сказки про секретные лаборатории по производству оружия массового поражения. Просто отдавай команду, и с палуб авианосцев тяжело поднимутся груженные под завязку «F-18», низко над береговой линией тучей пройдут, перемалывая лопастями воздух, транспортно-десантные «Супер Стэльены».

Дальше все как всегда. Как на Гренаде, как в Ираке. Руки развязаны, пока мировое сообщество пребывает в состоянии шока от содеянного международными террористическими организациями. И, главное, эти арабские государства дают им убежище. Так кто же, как не мы, кто же станет носителем мира, стражем спокойствия и адептом насаждения демократии.

Максим вспомнил свой вчерашний разговор с отцом Лонгином. Они сидели в его гостиничном номере и ждали Рослякова. Алексеев спросил:

– Простите, если я выгляжу нетактичным, но мне кажется очень странным ваш поступок.

– Какой? – со вздохом спросил священник.

– Вы ушли из разведки. И не куда-то, а в монастырь.

– И что же? Что в это странного? В монастырях очень много людей, которые осознанно пришли туда в зрелом возрасте. Просто наступает такой момент в жизни, когда для тебя важнее всего становится именно это.

– Но ведь кому, как не вам, полковнику разведки, не знать, какая борьба идет за спинами обывателя. Не важнее борьба за свою родину, борьба с международной угрозой миру? Знаете, кое-кто легкомысленно намекает, что вы сломались, что у вас произошла какая-то перемена в…

– Договаривайте, молодой человек, не стесняйтесь, – предложил очень спокойно священник, – перемена в психике, хотите вы сказать? Это ничего. И это не проблема. Подумаешь, кто-то про тебя что-то сказал. Язык есть у каждого, только не каждый умеет им пользоваться. Родители и школа не научили, интеллекта не хватило.

– Вы намекаете, что у меня тоже беда с интеллектом, – рассмеялся Максим. – Я по другой причине завел этот разговор.

– Я знаю, по какой именно. Вы молоды и не все еще понимаете. Это приходит с годами, с возрастом. Может, тогда, когда приходит старость, а с ней и мудрость. Вы знакомы с таким мнением, что человек, как правило, не ценит чего-то, пока этого не лишится, не потеряет. Вот так и у поживших людей, у кого за плечами годы и годы. Оглянешься назад и понимаешь, что такое безысходность. Того не вернешь, этого уже не сделаешь, и ничего заново прожить не удастся. Есть ошибки, которых не исправить, не исправить физически.

– Я вас не понимаю.

– Это нормально, это естественно, Максим. Вот вы молодой, крепкий оперативник. Вы идейный, потому что сюда иных не берут. Слишком не пропорциональна зарплата тем усилиям и тому риску, который сопутствует профессии. Но вы здесь. Так вот, скажите мне, как вы относитесь к педофилам? Вон сколько случаев по стране, сколько девочек погибло от рук извращенцев.

– Дотянулся бы – до суда своими руками удавил! – брезгливо процедил Максим. – Таким упырям жить нельзя на свете. И умирать они должны так, чтобы обо всем содеянном в последние страшные минуту пожалеть!

– Вот-вот, – с мягкой улыбкой, которая совершенно не соответствовала теме, произнес священник. – Так же вы, наверное, относитесь и к террористам. Они ведь тоже никого не щадят. Они, если их не остановить, оставить на свободе, тоже не перестанут творить свои черные дела, нести людям горе. И ни в чем не повинным людям. Так скажите мне, вы, идейный борец, вы за смертную казнь или пожизненное заключение?

– А черт ее знает! – пожал Максим плечами и спохватился. – Извините, это я… Если честно, то не знаю. Как-то не думал. Я ведь даже не знаю, как они там сидят. Может, и не сидят даже, а… Я помню, в детстве у нас во дворе среди пацанов байки всякие ходили, что приговоренных к смертной казни у нас не расстреливают, а отправляют в урановые рудники. Чтобы пользу приносили, а там они все равно умрут.