Сергей Зверев - Славянский «базар» Страница 39

– Тебя послушать, Мальтинский прямо-таки посланец божий. Волю всевышнего исполнил. Святой человек. Слушать тебя противно.

– Нет, – покачал головой Жакан, – у своих красть нельзя – крысятник он. За такое на зоне сразу кончают…

Карл не рискнул развивать тему. Жакан мог и запутаться, в его голове после «завязки» странным образом сплелись библейские, евангельские заповеди, воровская молитва и Уголовный кодекс.

– Мальтинский – мой. Ему не жить, – сказал Карл. – И мне твои руки нужны.

Карл не просил, он просто сказал, что так будет, и не ждал возражений.

– Как скажешь. Он мне тоже должен остался.

– Твой долг по сравнению с моим – пыль.

Бунин слушал, не встревая в разговор старших.

Николай с неприятным чувством ждал, что Карл в конце концов скажет Жакану, с чьим сыном он приехал. Ему вновь ненавязчиво дадут понять, что он сам просто – уличный музыкант, притворяющийся слепым, чтобы бросали побольше денег, а вот его отец – авторитет. Мужчине тяжело жить, когда наперед знаешь, что не сможешь превзойти отца. Но Карл тонко чувствовал ситуацию.

– Николай – мой молодой ученик. Если бы я был фокусником, магом и чародеем, а не вором, про него бы сказали – он мой ассистент. Сегодня нас могли замочить вместе.

Жакан с уважением посмотрел на Бунина, до этого он старался его особо не замечать. Тот, у кого не было своих детей, не сразу находит общий язык с младшим поколением.

Много не пили, во второй бутылке еще осталась водка. Уже темнело, когда Жакан поднялся, Карл остановил его.

– Я знал, что мы поймем друг друга.

– Иначе не могло быть.

Карл внезапно засмеялся.

– Ты чего?

– Вспомнил, как ты ловко прапора-дубака зарезал. Я не ожидал от тебя.

Жакан опустил глаза:

– Я сразу придумал, как его замочу. Все момента подходящего ждал. А потом, когда увидел его и хозяина, понял – только сейчас.

– Нет, Николай, это надо было видеть. Когда хозяин с прапором у ворот локалки базарили… и вдруг у дубака шея до самого позвонка разрезана, кровь хлещет. У всех на глазах прапора завалили, а понять, что к чему, никто не может, – Карл принялся промокать слезы, выступившие на глазах от смеха.

Бунин, хоть и не видел в этой истории ничего смешного, спросил у Жакана.

– Это вы сделали на зоне?

– Он, – смеялся Карл.

– И менты не нашли, не раскопали?

– Не надо, – вставил Жакан, – есть вещи, о которых я стараюсь не вспоминать.

– Но как вы это сделали? Почему? – не унимался Бунин.

– Было за что. За дело.

– Покажи молодому человеку, как это было, – попросил Карл.

Жакан нехотя взял со стола металлическую тарелку, взвесил ее в руке.

– Да ты, пацан, зоны не нюхал. И не дай тебе бог знать ее запах, – Жакан вскинул руку, указал на красневшую в глубине участка одичавшую, выбившуюся из высокой травы розу. В сгущающихся сумерках она была чуть различима. – От меня до дубака было, как до этой розы. Я края тарелки обломком напильника целый день затачивал, стали, как бритва, – Жакан красноречиво провел подушечкой пальца по краю тарелки. – Было за что, – зловеще проговорил он.

Бунин даже не успел заметить, как это произошло, – тарелка, вращаясь, мелькнула в сумерках и унеслась за сарай, сбитая головка розы упала в траву. Пара пунцовых лепестков, подсвеченных дворовым фонарем, покружили и спланировали на дорожку. Жакан стоял, заложив руки за спину.

С заложенными за спину руками он вышел за калитку и буркнул Карлу:

– Считай, договорились.

– Оставь его, пусть идет, – Карл не дал Бунину сделать и шаг вслед за Жаканом, – холодно становится, да и комары над ухом жужжат. Хорошо, что я не забыл дверь в дом закрыть, налетело бы их, всю ночь спать не дали бы. В городе как-то забываешь, что существуют эти твари, – проворчал законный.

На улице и впрямь уже стало прохладно, тянуло укрыться в доме. Бунин помыл и спрятал посуду, еще раз полюбовавшись простым, но в то же время очень стильным кофейным сервизом. Карла он застал сидящим у открытой дверцы печки, законный протянул к теплу чуткие пальцы, неподвижным взглядом смотрел на полыхавший огонь. Когда Карл поднял голову, язычки пламени все равно продолжали скакать в его глазах.

– Как тебе Жакан?

– Еще не знаю, – Николай присел на низкую скамеечку, от огня в домике стало жарко, – за что он сидел?

– Специальность у него редкая, блатным он больше считался, чем был. Еще в советские времена самодельное оружие изготовлял. Это теперь волыну купить – не проблема, а тогда с этим построже было. Рассказывали, что, когда его первый раз взяли, криминалисты заключение дали, что пистолет, найденный у него дома, нельзя своими руками сделать, посчитали, что заводской. Сколько ни раскручивали его, так и не раскололся, как это ему удавалось. Упекли «за хранение». На зоне и научился воровскому ремеслу. Дорога в блатные ему не была заказана, в армии не служил. Он не настоящий вор, потому и отошел от дел, но правильным был, авторитетным. Его зоновское начальство к металлу близко не подпускало, только к дереву, из деревяшек волыну не смастеришь. Однако железную тарелку на зоне он отыскал и тут же заточил, – засмеялся Карл.

– За что он дубаку кровь пустил?

– Было за что…

Эта фраза ничего не объясняла. Бунин ждал. Хладнокровно убить мента на зоне, на такое не способны даже самые отчаянные головы. Начальство вмиг озвереет. По большому счету, такое ЧП ментам на руку, можно потом гайки закрутить так туго, что и не открутишь назад.

– Ты знаешь, что такое «семейка»?

Николай не знал.

– В тюрьме, на зоне одному выжить сложно, вот зэки и кучкуются в семейки. Дачки – посылки с воли – в общий котел идут. Если на кого наедут, заступиться кому найдется. Все там как в настоящей семье, кроме секса, конечно. Пидоры – они особняком. И глава семейки имеется. С ним смотрящий все вопросы решает – глава и своих накажет, и ответ за них держит. Таким главой семейки был Жакан. Парнишку к себе в семейку пригласил, тот только-только с малолетки. Пожалел его Жакан. Не прошло бы и месяца, как мальчишку в пидоры определили бы. Красивый больно был. Это легко делается. В стирки – карты – перекинуться предложат «на интерес», а потом выясняется, что «интерес у меня к твоей заднице имеется». И никто не заступится – карточный долг свят. Или одолжат ему какую мелочь, а потом так сделают, что и отдать нечем, только натурой. Жакан и учил паренька зэковским премудростям. Научил его и свои права перед администрацией качать, если что положено, дай, гражданин начальник. Тот мало того, что смышлен оказался, еще и гордым был. Гаврош – погоняло для мальчишки соответствующее. Его он придумал сам. Редко так бывает. Обычно другие дают погоняло зэку. Тогда еще промка вовсю работала, план гнали. Из местного ПТУ прислали практикантов, каждого определили к зэку. А поскольку Гаврош рукастый был, дали и ему в ученики паренька с вольняшки.

Теперь на зоне чай – не проблема, а тогда в киоске его нельзя было купить. По-всякому зэки выкручивались, без чифиря на зоне пропадешь. Гаврош уболтал практиканта пару пачек чая в промку пронести. Сам он чифиря не употреблял, для Жакана и своей семейки старался. Когда Гаврош через КПП выходил, его обшмонали. Может, настучал кто, может, просто не повезло, теперь и не узнаешь. У дубаков нюх на запрещенное, как у собак. За чай ШИЗО положен. Зима лютая стояла, минус двадцать пять. На прогулки обязаны выводить даже в ШИЗО. Но какому дубаку охота на морозе торчать? А Гаврош уперся. Раз положено, значит – веди. Другие зэки остались. Прапор, хоть и плевался, но выпустил Гавроша во дворик, дверь закрыл, а сам ушел. Прогулка положена продолжительностью двадцать минут. Прошло двадцать, тридцать, сорок минут, а прапор не вернулся. Гаврош уже и в дверь стучал, и кричал. Дубак только через час железную дверь в дворик открыл. Гаврош у стены весь синий лежал, даже пошевелиться не мог. Его на руках унесли. Уши, пальцы на ногах и руках отморозил. Через два дня в санчасти богу душу и отдал. Все ждали, что Жакан – глава семейки – за Гавроша ответит. Страшно на него смотреть было. Лицо цвета земли стало, никому ни слова не говорил. Даже я не знал, что он задумал. Его дубаки по пять раз на день шмонали, заточку искали, нож самодельный, но каждый раз – чисто, ничего не находили. Если человек что-то твердо задумает сделать, ты его не остановишь, он найдет способ.

Жакан тарелку металлическую раздобыл, заострил края. С собой ее не носил, прятал под крышей. Все точно рассчитал. Дубак, который Гавроша сгубил, заступил на дежурство на КПП. Жакан тогда тарелку в него из-за угла и пустил, прямо в шею, мастерски. Сонную артерию вскрыл. Ни ветер ему не помешал, ни снег. И что самое главное, никто не видел, как он бросал, и пальчиков на тарелке не оставил. Менты сразу поняли, кто прапора завалил, но ничего на Жакана у них не было. Единственное, на что они могли рассчитывать, это на признание самого Жакана. Выбивать признание они умеют, – Карл замолчал, глядя на огонь.