Сергей Зверев - Компромат на президента Страница 39

– Чем реже позволяешь себе расслабиться, тем больше ценишь удовольствие, – проговорил он, глядя на видневшуюся в отдалении лодку с двумя неподвижными мужчинами в ней.

– Наверное, мы с тобой видимся перед выборами в последний раз, – сказал президент.

– Ты не перед журналистами. Мог бы сказать абсолютно честно: «перед выборами на второй срок».

– Ты против этого?

– Я привык поддерживать друзей. Но выборы – не тот случай, когда тебе нужна моя помощь, желающих примазаться к победе хватает.

– Хватает, – согласился собеседник и тоже вытянул ноги под столом, – а помнишь, как в Западной Германии ты угодил в руки тамошней полиции?

Бондарев засмеялся, вспомнив, как чуть было не провалил под Бонном в середине восьмидесятых встречу с агентом, еще бы немного – и засветил его. Назначил встречу под видом рыбалки на берегу реки, а рыбная ловля в этом месте оказалась запрещена. И в самый ответственный момент, когда получал от завербованного сотрудника бундесвера секретные документы, нагрянула полиция. Полдня Клим Владимирович провел в участке с папкой, в которой лежали планы развертывания войск на случай войны со странами Варшавского договора, и никто из полицейских не потребовал показать ее содержимое. Немцы – они и есть немцы. Если человека задержали за незаконную ловлю рыбы, то предметом разбирательства станут снасти, а не папка с деловыми документами.

– У нас бы в милиции непременно заглянули в бумаги, – Бондарев пытливо глянул на президента, – может, еще по одной, пока твоя жена не видит? – и подмигнул.

Глава государства махнул рукой:

– Можно.

– Что-то нас никто не беспокоит. Обычно не проходит и часа, как появляется твой помощник, а теперь его не видно и не слышно.

– Я все учел. Распорядился не мешать, что бы ни случилось.

– А если война?

– С кем?

– Тебе виднее.

– Надо будет, найдут.

– Надеюсь, что встреча со мной не подорвет престиж и обороноспособность страны.

Коньяк из двухсотпятидесятиграммовой фляжки заструился в рюмки.

В Коломенском, в небольшом, облицованном белым сайдингом доме, сидела Лада Сельникова и скучала. Не развеял скуки даже пакет с одеждой, обнаруженный ею на кресле. В нем было все – от белья до белых брюк с блузкой. Под прозрачный полиэтилен оказалась подсунута записка: «Надеюсь, тебе подойдет». Лада даже примерять не стала, злилась, что ее Клим оставил одну. А Сельникова не привыкла подолгу бывать одна. Ее действенная натура требовала общения. Пару раз ее рука тянулась к телефону.

«В конце концов, у меня есть работа, назначены встречи с заказчиками, – думала она, но тут же отдергивала руку, – не обманывай себя. Заказчик у тебя на сегодняшний день только один, и того спротежировал Хайновский. Его загородный дом ужасен по архитектуре. Страшная смесь псевдорусского и мавританского стилей. Мне самой не хочется заниматься его внутренним оформлением. Никуда заказчик не денется, подождет пару дней. А если найдет другого дизайнера по интерьерам, то и пусть».

Лада не решалась преступить запрет Бондарева звонить кому-нибудь из знакомых. Пару раз телефон звонил сам, и Сельникова неизменно вздрагивала. Но какой смысл брать трубку, если звонят не тебе?

Обычно говорят, что квартира, дом, могут рассказать о хозяине больше, чем он сам. Но понять пристрастия Бондарева было сложно, если не считать рыбалку. О ней слишком явно свидетельствовала стена у камина. С остальным оказалось сложнее. В книжном шкафу стояли только энциклопедии, словари и справочники. «Британика» по-английски, «Брокгауз», Большая советская энциклопедия – за стеклом золотились кожаные корешки. На самом видном месте, развернутый обложкой к стеклу, стоял зачитанный, пухлый «Справочник рыболова». Ни одного журнала, ни одной газеты, ни одной художественной книжки или издания по искусству, ни одного фотоальбома, если не считать фотографий в рамках, но все они были посвящены рыбалке.

«Он не похож на человека, который не читает книг», – любопытство только разгоралось.

Женщине хотелось побольше узнать о человеке, который, возможно, спас ей жизнь и с которым она провела чудесную ночь. Сельникова чувствовала, что попала под влияние Клима, его воля оказалась сильнее ее воли. Окончив с осмотром гостиной, Лада остановилась перед дверью в коридоре.

«Он ничего не сказал насчет того, что мне нельзя осматривать дом», – нашла она себе оправдание и повернула ручку.

В небольшой комнате, окна которой выходили в сад, царил полумрак – серебристые жалюзи закрыты. Письменный стол, на нем компьютер – и ни одной бумаги. Все ящики в тумбах стола оказались пустыми, кроме одного, запертого на ключ. И хоть ключик лежал тут же, возле монитора, Лада не решилась открыть замок, как не решилась и включить компьютер.

Женщина вернулась в гостиную.

«Ну почему, когда запрещают выходить, так хочется оказаться на улице. Когда просят не смотреть, так и тянет свернуть шею и обернуться. Не сказал бы он, что выходить нельзя, сидела бы и не дергалась. Не так уж часто удается просто побездельничать. Даже игральных карт у него нет, не разложишь пасьянс».

Лада устроилась на удобном диване, под стеклянной столешницей журнального столика чернел телевизионный пульт. Женщина нехотя потянулась за ним, вдавила кнопку первого попавшегося канала. На экране неторопливо передвигались герои бесконечного латиноамериканского сериала. Подобную муть Лада не стала бы смотреть ни в какой другой ситуации. Но днем выбор программ невелик – по «ящику» крутят фильмы да шоу для домохозяек и пенсионеров. Ведь занятому человеку не придет в голову смотреть телевизор днем, так же, как и пить в это время спиртное.

Телесериал убаюкивал, Сельникова уже дремала, бессмысленно глядя на мерцающий экран. Она оживилась только после того, как на экране поползли титры. Лада вскинула голову и протерла глаза. «Днем я стараюсь не спать», – подумала она, поднялась и пошла в ванную, чтобы сполоснуть лицо холодной водой и хоть немного прогнать сонливость.

Сквозь шум воды до ее слуха донесся голос телевизионного диктора, сообщавшего темы основных новостей.

«Сегодня… Хайновский… олигарх… правоохранительные органы…» – услышала она.

«Я обещала себе больше не думать о нем, – напомнила сама себе Лада, возвращаясь в гостиную, – мне все равно, что с ним случилось».

Тем не менее Лада уселась на диван. Сон и без холодной воды как рукой сняло. Она напряженно всматривалась в экран. В первых двух сюжетах показали президента и премьера. Они оба были чрезвычайно положительными, серьезными и проникновенно говорили о вещах очевидных, банальных, но так, словно открывали зрителю тайны мироздания.

Лада теребила край блузки, то сворачивая его в трубочку, то распрямляя. Она почти не вникала в смысл слов. Сама не знала, почему волнуется, самое большее, что она ожидала услышать, это: «Хайновского арестовали».

«Не о том ли говорил сегодня Клим? Он же намекал».

Наконец диктор перешел к событию, случившемуся сегодня утром на шоссе Энтузиастов. Лада, затаив дыхание, не мигая, глядела на экран. Искореженный остов машины, обгоревшие легковушки во дворе дома.

«…правоохранительные органы и спецслужбы, – вещал диктор, – не исключают версию „разборки“, устроенной криминальными структурами, связанными с нефтяным бизнесом. Ведь в последнее время в прессе упорно циркулировали слухи о близком аресте олигарха… кому-то могло быть невыгодно, чтобы Михаил Хайновский заговорил на следствии…»

Поняв, что Хайновского больше нет в живых, Лада, к своему удивлению, не почувствовала ничего, кроме душевного облегчения.

«Свободна, – вздохнула она полной грудью, – наконец я свободна».

Ее роман с Хайновским был продолжительным – больше трех лет, и очень странным. Его огромное состояние не играло в их отношениях почти никакой роли. Ладе поначалу просто нравился энергичный, напористый мужчина, решивший всем назло ее завоевать. Михаил Изидорович, словно азартный игрок, шел к цели напролом. Он отменял встречи, поездки лишь для того, чтобы оказаться рядом с Сельниковой и не допустить ее встреч с другими мужчинами. А когда добился своего, стал почти равнодушен к ней. Нет, они продолжали встречаться, проводили вместе по нескольку дней и ночей, но Ладу для него вновь заслонили дела. Иначе и не могло быть. Сельникова это прекрасно понимала и, до поры до времени, прощала. Прощала, пока не произошел взрыв в загородном доме, купленном специально для нее… Именно тогда она поняла, что она для Хайновского теперь – вещь, инструмент достижения выгоды. Он сознательно подставил ее. На корабль, на празднование дня рождения, она приехала, чтобы сказать: «Все кончено», но тут появился Клим…

«Он мертв», – прошептала Лада.

Было в этом что-то мистическое и справедливое: человек, готовивший ей смерть от взрыва, сам был взорван в собственном дворе. Ненависть к Хайновскому была сведена на нет его внезапной смертью. В одно мгновение олигарх из настоящего для Сельниковой превратился в прошлое. А о прошлом жалеть не стоит, его нужно лишь помнить, чтобы не совершить прежние ошибки.