Олег Приходько - Запретная зона Страница 39

— Расскажите все по порядку. Вы пришли на дежурство…

— Переоделась, обошла палаты, сделала инъекции по табелю. Вернулась в сестринскую, чайник закипел, я заварила, бросила таблетку… Что еще?.. Налила себе, доктору Примитилову и этому… милиционеру…

— В вашей крови обнаружен алкоголь.

Зоя замолчала, потупилась.

— Что пили?

— Ничего не пила.

— А Примитилов?

— При мне тоже не пил. Кроме чая.

— Какие у вас отношения с Примитиловым?

Девушка окончательно зарделась.

— У меня?.. Никаких. А какие у меня с ним могут быть…

— Вопросы задаю я. Когда вы дежурили в последний раз?

— Позавчера.

— И тоже пили чай с ментолом?

— Тоже.

— Примитилов был с вами?

— В каком смысле?

— В прямом.

— Ну, мы эту неделю вместе дежурили, так выпало…

— Мятный ликер он принес?

Зоя вскинула голову, как от удара электричеством, уставилась на Швеца широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить слова.

— Я задал вопрос, мятный ликер принес он, вы или кто-нибудь третий? Кто это был? Отвечайте! Я все равно узнаю, ну?

Слезы покатились по ее лицу, она закрыла его ладонями.

— Хотите, я скажу, как все было на самом деле? — продолжал Петр, не давая ей опомниться. — Вы всегда пили чай с ментолом. Но на этот раз Примитилов или тот, кто был с вами еще, предложил добавить в чай мятный ликер. В этом нет ничего предосудительного, но в ликере был растворен триазолам. Не думаю, чтобы Примитилов стал пить такое мощное снотворное, если бы это была его инициатива. Значит, был кто-то третий. Кто?.. Отвечайте! — Петр налил стакан воды, подсел к ней и едва ли не силой сунул стакан в руки. Терпеливо дождался, пока она выпьет.

— Примитилов… он был с приятелем.

— Вы знаете его?

— Видела один раз — в прошлое дежурство он тоже приходил. Они были выпивши… ну, Володя этот — не знаю как фамилия, а Примитилов был хорош. Мы его спать уложили в кабинете дежурного врача, поговорили немножко, а потом Володя ушел.

— О чем говорили?

— Познакомились… Он у меня телефон попросил, свидание назначить хотел… Обещал еще прийти. Поблагодарил за чай… Все… А что еще-то?

— Что-нибудь о себе рассказывал?

— Ничего. Говорил, что шофером работает.

— О Крильчуке говорили?

— О ком?

— О Сереже? Или о больном, которого он охранял?

Она поморщила лоб, вспоминая. Отставила стакан.

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Что было дальше?

— Ничего. Он ушел. А сегодня опять пришел. С бутылкой коньяку и с мятным ликером. Я ничего не пила, честное слово. Должна была старшая сестра прийти, нам вообще вдвоем полагается в ночную… Но она часто отпрашивается, когда тяжелых нет — у нее дома ребенок маленький. Я хотела ее дождаться, а потом…

— Что?

— Мы договорились потом посидеть в кабинете Примитилова.

— С кем договорились, с сестрой?

— Да нет, с Володей этим и с Примитиловым.

— Позавчера вы носили Крильчуку чай?

— Позавчера нет.

— Когда вы пришли на дежурство, Примитилов и Володя где были?

— Их еще не было. Ну, может, в кабинете дежурного врача, я туда не заходила. И Лида, у которой я принимала дежурство, мне ничего не говорила. Я больных обошла, чайник поставила и пошла Примитилова звать на чай. С ним в кабинете Володя был. Они пришли минут через пять, Володя ликер и коньяк в пакете принес, там еще пирожные были с кремом. Я как раз чай заваривала. Володя говорит: «Давайте, — говорит, — ликерчику вместо ваших таблеток…» И влил в заварочный чайник чуть-чуть.

— Почему вы не рассказали о Володе сразу? Ведь в том, что он приходил, ничего преступного нет. Мало ли, кто к персоналу в гости приходит — родственники, друзья… Больница-то не режимная?

Девушка молчала.

— Я жду.

Она вдруг замотала головой, снова заплакала и склонила голову на колени.

— Мне за вас отвечать? — повысил голос Швец. — Не усложняйте себе жизнь! Я вам все могу рассказать сам, но хочу, чтобы это сделали вы, для своей же пользы. Суд учтет это как чистосердечное признание.

— Суд? — подняла на него мокрые от слез глаза Зоя. — Какой суд?

— По делу об убийстве пострадавшего в автомобильной катастрофе из реанимационной палаты № 18.

Казалось, она хочет что-то сказать, но не может, и только безмолвно, по-рыбьи разевает рот.

— А что, разве… разве его убили?!

В отделении милиции станицы Нагайской их встретил пышноусый, казацкого вида капитан в шинели, наброшенной на китель с орденскими планками.

— Охотников нынче навалило — больше, чем жителей, — объяснил он приехавшим. — Затоки маленькие, камышиные места сейчас самые выгодные для стрельбы, а из них и троим стрелять неудобно, так что их загодя занимают, костры палят, а уж на рассвете тут начнется — как очередями… Мы, как только позвонили, сразу к Емельянову пошли. Оказалось, приезжал этот Давыдов, вечером приехал, еще засветло…

— Когда, когда? — прищурился Каменев.

— Часов в шесть, начале седьмого рейсовым автобусом. Но был недолго. Выпили они бутылку водки на троих, — Емельянов с сыном живет, — и Давыдов отправился на лодке на ту сторону. У него там возле Богатырского конезавода есть тихая заводь и даже шалаш капитальный в камышах. Однако наши его там не обнаружили, сейчас берега прочесывают с обеих сторон.

— Проводите меня к Емельянову, — попросил Каменев.

Шли по ночной темной станице. Лаяли собаки. С реки тянуло прохладой. Небо было низким, иссиня-черным, сквозь быстро бегущие облака проглядывали недавно родившийся месяц и Млечный Путь.

«Мы выехали в час десять Сейчас два… В пути — пятьдесят минут. Значит, Отаров был здесь в половине первого. Он ищет Давыдова уже полтора часа. Или уже нашел и потому шалаш пуст? Рассчитывать на это нельзя, конечно…» — размышлял Каменев.

— Он вещи у Емельянова оставил? — спросил он, едва поспевая за капитаном,

— Оставил. Переоделся, сапоги болотные обул, плащ-накидку взял, овчинный тулупчик постоянно здесь держит. Цивильное у охотинспектора висит. Мы по карманам пошарили на всякий случай… Футляр от очков, три с половиной тыщи денег, пробка от вина, ключи — от квартиры, видать, — и две картонные гильзы. Ушел с рюкзаком и ружьем.

— Каким?

— Пульно-дробовой бюксфлинт, восемь миллиметров, порох «Сокол», каленая дробь.

«Недаром ордена носит, — с уважением подумал Каменев о капитане. — Значит, Давыдов уехал еще до беседы в "Прометее"? Кто предупредил — Камаев?.. Но он утверждает, что не знал Давыдова вовсе. Отаров ушел в девяносто первом, Камаев перевелся из Брянска в девяносто третьем, Реусс уехал из Южанска вначале в Киев, а потом в Москву в восемьдесят девятом. Связь между начальником юротдела головной фирмы и юрисконсульта отделения очевидна не только по прошлому, да и жена знакомства с Отаровым не отрицает. Давыдова знали и Отаров, и Реусс, а вот входит ли в эту компанию Камаев — не доказано, значит, и цепляться за эту версию пока нечего, надо "крутить" троих… Если Реусс ушел с работы в девятнадцать тридцать… Стоп! Как раз в это время Каменев был у Отарова. А звонили в восемнадцать пятнадцать по домашнему телефону…»

— Костя! — остановился Каменев и посмотрел на шагавшего рядом Андреева. — В Южанске от бывшего райкома до междугородки далеко?

— Сто метров, — ответил лейтенант.

«Значит, должен был быть еще один звонок — на работу. Был непременно, но не соединили — Реусс к тому времени ушел. Расставшись с московским гостем, Отаров понял, что следующим допросят Давыдова. Его нужно убрать подальше. Во всем этом деле крайним окажется он, Отаров: у Реусса связи, глаза и уши в Москве, его упредят, спрячут, отмажут. Но почему исчез Давыдов? Исчез еще до того, как Каменев объявился у Отарова дома… Это может значить только одно: Реусс предупредил их еще раньше о вылете Каменева в Южанск! Отаров, конечно, вблизи Нагайской не покажется, спрячет машину и будет выжидать рассвета. А там, когда начнутся выстрелы — сотни выстрелов, — и несчастный случай на охоте изобразить можно. А потом вернуться в Южанск, алиби у него, конечно, заготовлено… Главное сейчас — найти Давыдова раньше, чем он "случайно, при чистке собственного ружья" всадит себе в живот свинцово-сурьмяной заряд…»