Андрей Константинов - Выдумщик (Сочинитель-2) Страница 4

Беда пришла в семью, когда Назаров-младший заканчивал четвертый курс… Это случилось в середине мая. Сергей Васильевич вел внеклассные занятия с десятиклассниками, изъявившими желание поступать в технические ВУЗы. Надо сказать, что за свое репетиторство Назаров-старший не брал ни копейки — да он бы даже оскорбился, если кто-нибудь предложил оплатить ему сверхурочную работу. Сергей Васильевич просто очень любил своих учеников и хотел, чтобы все они поступили в те институты, которые выбрали…

В тот вечер пожилой учитель возвращался домой довольно поздно. Погода была хорошая, и Сергей Васильевич, видимо, решил пройтись до дома пешком по проспекту Карла Маркса… Что произошло у подворотни дома номер 43 — впоследствии точно установить так и не удалось. Уже после полуночи тело Назарова-старшего с двумя ножевыми ранениями обнаружил наряд ППС[7]. В мертвых руках Сергей Васильевич крепко сжимал чей-то модный черный ботинок…

Когда милиционеры начали опрашивать жильцов дома — кто-то неохотно вспомнил, что слышал вроде бы какие-то женские крики о помощи примерно в то самое время, когда учитель математики шел из школы домой… Аркадий хорошо знал своего отца. Сергей Васильевич совсем не умел драться, но он никогда бы не смог пройти мимо, если женщина умоляла о помощи. Видимо, он вмешался, за это его и убили в драке… Кроме ножевых ранений, на теле Сергея Васильевича судебно-медицинская экспертиза зафиксировала множественные ушибы — похоже, его били ногами, уже смертельно раненного, а он, умирая, успел схватить одного из негодяев за ногу и сорвать с него ботинок… Наверное, все было так — точно сказать не мог никто, потому что ни звавшую на помощь женщину, ни убийц Сергея Васильевича милиция найти так и не смогла. И не потому, что искала плохо. Искали-то как раз хорошо, но любой опер-«убойщик» знает: случайные, спонтанные убийства — они или раскрываются сразу, или зависают унылыми безнадежными «глухарями»…

Аркадий и сам долго ходил вечерами вокруг дома номер 43 по проспекту Карла Маркса, надеясь непонятно как найти и узнать тех подонков, которые убили отца — но, как известно, чудеса случаются только в кино.

После похорон Сергея Васильевича, мать Аркадия как-то резко постарела, совсем разболелась и даже немножко «тронулась» — она то проявляла кипучую энергию и строчила жалобы на милицию и прокуратуру во все мыслимые и немыслимые партийные инстанции, то, наоборот, впадала в полную депрессию, разговаривая с кем-то шепотом с закрытыми глазами. Аркадий однажды прислушался и понял, что Татьяна Александровна разговаривала с покойным отцом… Умерла мать тихо и легко — во сне. Назаров как раз заканчивал тогда дипломную работу…

Аркадий, надо сказать, перенес все свалившиеся на него несчастья стойко, но не изменить его они не могли. Он как-то разом повзрослел, поугрюмел и уже не считал, что мир вокруг раскрашен только в яркие праздничные цвета… Неожиданно для многих, после окончания Университета Аркадий пошел работать учителем в ту же самую школу, в которой всю жизнь проработали Сергей Васильевич и Татьяна Александровна.

Аркадий Сергеевич жил один в оставшейся после смерти родителей квартире: видимо, слишком силен был горестный шок, не позволял он наладить какие-то более-менее серьезные отношения с девушками — все ограничивалось лишь редкими и непродолжительными связями. Аркадий Сергеевич, вообще, начал немного сторониться людей — взрослых людей, а с детьми-то он как раз общался охотно и на занятиях, и после уроков… А дома Назаров окунался в доставаемые им всеми правдами и неправдами книги по русской истории. Уходя в прошлое, Аркадий как-то расслаблялся, мягчал душой. Люди из былинных времен казались Назарову очень красивыми, мужественными и благородными — в общем, полной противоположностью тем его согражданам, которые даже не дернулись помочь Сергею Васильевичу, когда пожилого учителя убивали посреди Ленинграда какие-то хулиганы… Конечно, Аркадий Сергеевич идеализировал русскую историю, но это идеализирование помогало ему жить…

Впрочем, любая рана, кроме смертельной, когда-нибудь, да рубцуется, и любое горе — затихает. «Все проходит», — подметил давным-давно царь Соломон, и в этом с ним трудно не согласиться.

Вот и Аркадий Сергеевич мало-помалу начал потихоньку «отходить». Да тут еще и в жизни его серьезные перемены наметились. Назаров в школе еще и года не проработал — а ему предложили немного «сменить профиль». Во время районной комсомольской отчетно-выборной конференции Аркадию Сергеевичу намекнули, что его кандидатура рассматривается как одна из наиболее достойных для замещения вакантной должности инструктора в Выборгском райкоме комсомола… На это предложение Аркадий согласился сразу — и не потому, что жаждал номенклатурных благ, а потому, что ему было просто интересно. А еще Назаров тогда искренне верил во многие идеалы, верил в грядущий коммунизм и хотел воспитывать людей, молодежь — помогать ей увидеть путь в прекрасное будущее, где не будет горя и несправедливости…

Работа в райкоме комсомола по-настоящему увлекла Аркадия. Надо сказать, что он как-то не особенно сталкивался с тем безудержным комсомольским «разгуляевом», которое позднее было блестяще описано Юрием Поляковым в его «Апофигее». Назаров работал не за карьеру, а за идею — работал так, что времени на личную жизнь практически не оставалось… Хотя, конечно, некоторые вопросы от комсомольской «практики» начали зарождаться в его душе — но оформиться окончательно они не успели… Через год его неожиданно вызвали в райком партии, и второй секретарь райкома товарищ Нефедов после набора дежурных фраз вдруг сообщил Аркадию, что его рекомендуют на работу в органы государственной безопасности — на «трудный, ответственный, но почетный участок работы, необходимый для дальнейшего процветания и укрепления могущества нашей великой Родины».

Не представившийся Назарову неулыбчивый мужчина средних лет, находившийся в том же кабинете, кашлянул и негромко добавил, глядя опешившему Аркадию прямо в глаза:

— Мы о вас все знаем, вы нам подходите. Уверен, что вы сможете оправдать надежды, которые возлагает на вас партия…

Назаров в ответ только и смог вымолвить:

— Высокое доверие партии оправдаю ударным трудом…

Шел 1975 год. В те времена образ сотрудника органов государственной безопасности был для непосвященных окутан романтическим ореолом таинственности… На самом-то деле, в жизни все было далеко не так романтично, да и не так таинственно… Еще в Москве, куда Аркадия отправили на учебу, преподаватели честно предупреждали:

— Ребята, выкиньте романтические бредни из головы и настраивайтесь на монотонную будничную работу. При этом знайте заранее — максимум, до чего большинство из вас сумеют дослужиться, это старший опер…

Преподаватели не врали — в те времена выше старшего оперуполномоченного уже начинались номенклатурные должности, занять одну из которых считалось просто счастьем.

Вернувшегося после учебы в Ленинград лейтенанта Назарова направили в райотдел КГБ, где он и «приступил к изучению складывающейся в районе оперативной обстановки». А она была не такой уж простой. Живых шпионов вроде бы не водилось, но «агонизирующий капитализм» старался воздействовать всеми имеющимися средствами на советскую молодежь — с целью морального разложения последней, естественно. Органы госбезопасности были призваны «решительнейшим образом дать отпор этим поползновениям».

Под оперативное обслуживание лейтенанта Назарова попали несколько институтов, в том числе и ЛЭТИ[8] — вот как раз оттуда и пришла в самом начале карьеры Аркадия Сергеевича интересная анонимка. Бумажка эта информировала органы госбезопасности, что шесть студентов ЛЭТИ создали «антисоветскую группу, увлекающуюся западной музыкой». Да и ладно бы они просто музыку слушали — так нет, эти деятели еще и некий Устав в своем рок-кружке приняли… А еще они периодически глумились над святыми для всех настоящих советских людей именами — в подтверждение автор анонимки приводил услышанный от одного из «рокеров» анекдот.

Петька Василия Ивановича спрашивает: «Василь Иваныч, ты за какую группу — за „Битлз“ или за „Роллинг Стоунз“?». А Василий Иванович ему и отвечает: «Я, Петька, за ту, в которой Джон Ленин играет…»

Кстати говоря, вся эта антисоветская рок-организация и носила имя Джона Леннона, известного на Западе наркомана и хиппаря — по крайней мере так утверждал пожелавший остаться неизвестным автор письма.

«Чушь собачья, — искренне подумал Назаров, прочитав анонимку. — При чем тут антисоветчина?»

Мнение свое Аркадий Сергеевич доложил непосредственному начальнику — майору Шаврику. Шаврик с лейтенантом категорически не согласился: