Михаил Нестеров - Если враг не сдается Страница 4

У Сашки сдвинулось, факт, что сдвинулось, во всяком случае, он имел собственную точку зрения на то, что действительно происходит в Чечне, точнее, он соглашался с тем, что республику вернули к мирной жизни раньше, чем отвоевали... Он видел всё это своими глазами, когда смотрящими открыто, а когда через оптику снайперской винтовки. Видел много того, что не укладывалось в голове. Как солдаты, которым не выдали индивидуальных жетонов, писали на бумаге свои имена и фамилии, адреса, закладывали эти жалкие и в то же время дорогие клочки бумаги в гильзы, сплющивали дульца и зашивали их в одежде на правом плече и левой ноге, держа в голове страшное слово «фрагменты». Никто не хочет остаться неопознанным трупом, никто не хочет покоиться под камнем с надписью «Неизвестный солдат».

Вот она, правда войны, правда пацанов, Сашкиных ровесников. Да и какие они пацаны, носящие кто на груди, а кто в одежде свои личные данные? Поймет это попутчик? Никогда. Пока сам не возьмет в руки гильзу, которая будет биться на груди, как борется с неспокойными волнами бутылка с запиской о помощи, брошенная в океан.

Бездна.

Россия.

Синонимы.

Сашкин попутчик ехал в Самару, Литвинов же не доедет до нее около ста пятидесяти километров. Он один. Без провожатого, как выразился комбат. Его точила, не могла не точить душу мысль повидаться с родителями. Жаль, что Коломна не на пути, жаль, что поезд не останавливается в родном городе — хотя бы на пять минут, которые могли пройти в коротком свидании с матерью. Только коротком. Перрон, гудки локомотивов, предостерегающие голоса проводниц и диктора вокзала: «Просьба пассажирам занять свои места...» Пять минут, так много и так мало. «На перроне. У вагона. Всего лишь пять минут».

— А ты махни в Коломну, — подогревал Сашку попутчик — Один же едешь.

— У меня предписание... Патруль задержит.

— Слушай, а почему после командировки в Чечню тебя снова в школу снайперов отправили?

— Так положено после стажировки — курс заканчивал.

— Значит, в той части, куда ты едешь, ты никого не знаешь?

— Как и меня тоже, — невесело усмехнулся Сашка, занятый своими мыслями. Коломна. Перрон. Свидание. Предписание. Патруль.

Чертов патруль! Им свою спину не покажешь и голосом, который слышала вся страна, свой дурацкий поступок не объяснишь.

Эх, вздохнул Сашка, смех да и только.

— Не грусти, парень, напишешь родичам, они приедут к тебе.

— Не получится, — покачал головой Литвинов. — Отец болеет, с постели не встает, мать всегда рядом с ним.

— Ну, позвонишь по телефону.

Сашка вспомнил, как дозвонился соседке из Чечни по спутниковому телефону — по сотовому оттуда не дозвонишься — и попросил ее позвать мать. Трубку рвали друг у друга из рук, связь периодически прерывалась. Желающих поговорить с родными было море, а «спутник» забросили на «вертушке» буквально на несколько минут. «Мам, ты?.. Я это. Пару слов всего. Как у вас? У меня всё нормально, папе привет». И всё. Чьи-то жадные пальцы, побелев в одно мгновение, вцепились в трубку, голос боевого товарища стал чужим: «Светка?.. Привет, любимая! Куда, сука, лезешь?! Нет, Светик, не тебе...»

— Выпьешь?

— Не, — отказался Сашка. — Не буду.

— Сушняк, — настаивал попутчик. — «Ркацители». Десять градусов. Сок. Стаканчик не повредит.

Парень извлек из кармана нож необычной формы — с длинной костяной рукояткой, куда убиралось длинное же и узкое изогнутое лезвие, с шилом и штопором, которые складывались с другой стороны рукояти.

— Ого! — одобрил Литвинов, понимающий толк в хорошем оружии. Хотя оружием его можно было назвать с натягом: нож был складной.

— Фирма, — улыбнулся попутчик, ловко орудуя штопором и поблескивая золотой печаткой на безымянном пальце. — Франция, «Леджоле» — к твоему сведению. Подарок.

— От подруги?

— Как угадал? — Парень, подмигнув сержанту, налил в два стакана. Два других попутчика — видимо, муж с женой, которые активного участия в разговоре не принимали, — от выпивки отказались и тактично вышли из купе (уже в очередной раз) и встали у окна, раздвинув шторы. Чем напомнили рекламу сока «Добрый».

— Таким и убить можно. — Литвинов подержал на ладони увесистый нож, целое произведение искусства. Да, такой подарок стоит недешево. Испанская наваха в миниатюре. В руках мастера он может вполне сойти даже за нож для метания.

— Можно и убить, — подтвердил парень. — Умеючи. Ну, давай за знакомство. Кстати, меня Игорем зовут. Кто знает, может, после нашей встречи я тоже надену военную форму. Если честно, я завидую тебе, парень. Честно. Железки, которые я толкаю в Кр-ском крае... — Он махнул рукой. — Дерьмо это всё. Там видно будет, явлюсь в военкомат по первой повестке. — Он снова подмигнул Сашке: — Тебе бы гражданскую одежду, брат, и слово «патруль» можно забыть надолго.

Литвинов хмыкнул, невольно оглядывая одежду попутчика: темная рубашка, джемпер с треугольным вырезом, на крючке висела кожаная утепленная куртка.

Нет, он ни за что не поддастся на уговоры, которые из уст Игоря Батерского походили на подковырки, смешанные с сочувствием. Хотя была, была у него возможность прокатиться до Московской области: в предписании, выданном сержанту Литвинову в штабе, перепутали числа, согласно им ему надлежало прибыть в учебный центр не завтра, а через три дня.

— И ты молчал?! — Батерский налил по второму стакану. — Поехали ко мне, отдохнешь как белый человек.

— Не, — Сашка снова замотал слегка захмелевшей головой.

— Слушай, брат, расскажи, как там, в Чечне? Мне интересно.

Да, покивал Литвинов, интересно. И только... только сейчас вдруг до него дошло, что и он поначалу испытывал любопытство. Не сказать, что ребяческое, но с верой в свое... бессмертие в Чечне. Уже потом, когда над головой просвистела первая вражеская пуля и он в ответ послал свою, интерес уступил место вниманию — в прямом смысле этого слова. Не сменил вовремя позицию, противник — такой же скрытый и коварный — тотчас накажет за это. Работа против снайпера — одна из самых тяжелых и опасных. Внимание! Кругозор сузился до размеров тарелки, горизонт словно отдалился, но в то же время центральная часть его, как в воздушную трубу, воронкой ввинчивается в оптику прицела и дальше, в самую глубину пульсирующего зрачка. Со всех сторон неожиданно рождаются приглушенные звуки, перекрывающие друг друга, будто перешептываются привидения; шипящие восклицания перемешиваются с вопросительными интонациями, жалобы тонут в ответных упреках. Потусторонний мир словно оживает — оказывается, дверь в него открывается при помощи современного вооружения.

Но всё это в напряженных мозгах, в воображении. Как только начинаешь понимать это, посторонние звуки исчезают; у кого-то навсегда, а кто-то изредка продолжает слышать их, порой зазывает, испытывая ни с чем не сравнимое возбуждение, причастность к неизведанному. Порой близость этого порога для кого-то становится вечностью...

Сашка расположился в глубине комнаты полуразрушенного дома, направив ствол винтовки в сторону подслеповатого окна. Лежка выбрана грамотно — толковый снайпер никогда не встанет непосредственно у окна даже ночью. В составе группы спецназа он выполнял главную задачу: обнаружить позицию чеченского снайпера, который накануне дважды работал по 61-му блокпосту, результат его творчества — трое убитых: офицер и двое солдат срочной службы. С помощью станции ближней разведки засекли боевиков (скорее в обычном составе: снайпер, тройка автоматчиков, гранатометчик с помощником) при их отходе. А уходили они, так ловко обходя растяжки, словно передвигались солнечным днем, а не в кромешной темноте.

Командир группы спецназа лейтенант Петренко полностью доверял своему снайперу. Именно молодые давали сейчас сто очков вперед более старшим товарищам, поскольку они проходили курсы по новейшим программам боевой подготовки снайперов для различных войсковых подразделений.

Сержант Литвинов не стал вдаваться в подробности, почему именно в этом здании он выбрал позицию, наверное, он чувствовал противника-снайпера плоть от плоти своей профессии, предугадывал его тактику, с большой точностью определяя его очередную точку. И лейтенант Петренко, видя в «хлопчике» профессионала, сказал лишь: «Добре».

Как-то Литвинов поймал себя на странной мысли: в оптическом прицеле «СВД» нет перекрестья, но всё же оно незримо присутствовало в голове стрелка. Он видел на сетке прицела основной угольник для прицеливания, шкалу боковых поправок, дальномерную шкалу и тем не менее ставил крест на своем противнике.

Чеченский «щелкунчик» был одет в свободный, скорее всего грязновато-серый самодельный костюм, в «ночнике» же он виделся бутылочного цвета. «Чех» расположился на сваленном платяном шкафу, включил ночник на винтовке, обмотанной для маскировки тряпьем. Литвинов медлил с выстрелом — чеченский «кукушонок» уже его, по необъяснимой причине он хотел дать ему возможность увидеть себя и опередить его на мгновение. Он поймает этот момент, когда, выискивая цель, винтовка в руках снайпера успокоится и замрет.