Фридрих Незнанский - Продолжение следует, или Воронежские страдания Страница 4

А у клиента в настоящий момент была только одна забота. Почему-то из всех возможных вариантов у него просматривался пока только один: надо было каким-то образом срочно отыскать того следователя, который в свое время, грубо говоря, и посадил его.

Не имел сейчас к нему претензий Щербатый, что правда то правда, но нутром чувствовал, что тот, хотел бы он того или нет, все-таки оставался каким-то образом причастным к судьбе своего «крестника». Мужик он был вроде не злой, не должен отказаться от базара по делу. И он стал вспоминать все адреса и номера телефонов, которые вынес, покидая зону. В тамошних разговорах фамилия его следака Турецкого, случалось, мелькала, и тот проходил как хитрый, падла, но не продажный, а «справедливый мент».

Время вот только позднее, но попробовать поискать можно, а начать надо с дежурного по Генеральной прокуратуре. Адреса не даст, конечно, да хоть что-то подскажет.

И еще одну непреложную истину вынес из колонии Щербатый: там, где ты находишься, по телефону болтать нельзя. А тут наверняка будут подслушивать. Он вспомнил острые взгляды администраторши — да сам же ей и справку об освобождении предъявил вместо паспорта, могла бы и отказать, а она только посмотрела и ничего не сказала, как будто каждый день «откинувшихся» у себя селит… Есть телефон-автомат, надо только, уже объяснили ему, карточку купить… Монетками уже не позвонишь. Вон сколько всякого произошло, пока его не было, словно заново жить учиться…

Глава вторая

Водочный триумвират

«…Ушел в расцвете славы и старости…»

А что, подумал он, классная будет эпитафия на могильном камне бывшего старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации А.Б. Турецкого. С этой веселой мыслью он заснул. А разбудил его посреди ночи — если быть точным, то в три часа пятнадцать минут, — телефонный звонок.

Специально же на часы посмотрел, чтобы мысленно констатировать: какой еще м…к звонит?!

Никто не должен был, да и не мог звонить в такой час, и Александр Борисович сначала не хотел поднимать трубку. Но телефон в кабинете, где он обычно спал на диване, если жена специально не приглашала его в общую спальню, что в последнее время случалось довольно-таки нечасто, продолжал трезвонить, рискуя разбудить Ирину, несмотря на то, что Александр Борисович почти задавил его подушкой. Вытащить вилку из розетки он почему-то не догадался, спросонья или же что-то, возможно, удержало его руку, словно притормозило ее движение. В такую пору решился бы звонить либо сумасшедший, либо хулиган, подлец какой-нибудь. Турецкий склонялся скорее к подлецу.

Тот продолжал звонить, Александр Борисович злился, но в конце концов сдался и поднял трубку. Не успел и резкого слова сказать, лишь сердито представился по привычке: «Турецкий слушает!» — а ведь мысленно приготовил довольно грубую отповедь, — как услышал громкий и взволнованный мужской голос, назвавший его по имени-отчеству. Причем голос совершенно незнакомый. И это сбило с толку. Пришлось слушать.

— Александр Борисович, вы определенно меня не помните, да оно и лучше, для объективности оценки ситуации. Меня зовут Николаем Матвеевичем Щербатенко. Вашими заботами я оттрубил пятнадцать лет и днями «откинулся» по чистой. Если вспомните — по водочному делу в Воронеже, девяносто второй год. Нас еще «водочным триумвиратом» называли. — Последовала выжидательная пауза и — новый вопрос: — Не вспоминается? — причем задан был с изрядной долей иронии, хотя и волнение в голосе не исчезло.

«Щербатенко?.. Если такой срок тянул, почти „вышку“, наверняка — из особо опасных… И, как у всех у них, вероятно, и погоняло носит не из мудреных, какой-нибудь Щербатый…

А что ж это за «водочное дело» в Воронеже?.. Да и сколько их уже было! Особенно с начала и до середины девяностых годов — лавина, и все до единого с обязательным «мочиловом». Ну да, передел собственности… И это я его, значит, на нары отправил? Неплохо для середины ночи…»

Видно, сам Щербатенко, не дождавшись ответа, решил все же напомнить, о чем шла речь пятнадцать лет назад, и коротко пересказал суть обвинительного заключения по своему делу.

И Турецкий вспомнил. О том, как хитроумно выстроил оборону этот Щербатенко, организовавший убийство партнера и обвинивший в нем третьего партнера, своего же родственника. Но проиграл. И не потому, что где-то ошибся, нет, просто переиграла его московская следственная бригада, специально отправленная Генеральной прокуратурой для этого расследования, — подобного рода убийства тогда ведь еще не стали обыденным делом, Москва приняла живейшее участие в «громком» деле.

А конкретно отличился тогда молодой еще следователь Турецкий, трудившийся в Московской городской прокуратуре. По совету Меркулова его и включили в союзную бригаду.

Возвращаясь сейчас к своим следственным мероприятиям, Александр Борисович вспомнил, что местных, то есть воронежских прокуроров, этот «водочный» деятель не боялся. Возможно, заранее купил тех, от кого зависело судебное решение. Все тогда можно уже было… купить-продать…

Турецкий не обратил внимания на время, он хотел знать причину, по которой Щербатенко решился на свой — слишком поздний или слишком ранний — телефонный звонок. Ведь если судить по голосу, то никакой вражды, злости, ярости слышно не было. Но зачем-то же тому потребовалось звонить своему, надо понимать, самому главному врагу? Ради чего? Угроза? Объявить войну лично Турецкому? Его семье? Жажда мести, которую разоблаченный Александром Борисовичем убийца лелеял все долгие пятнадцать лет? Что им двигало?..

— Я хочу сказать, Александр Борисович, что у меня накопилось много вопросов именно к вам, поскольку, если вы помните, был уверен, что у вас ничего не получится. Но правы оказались вы, и, тем не менее, спрашивать у вас я ничего сейчас не буду — совсем не по той причине, о которой вы могли бы и сами догадаться. Больше скажу, я уже и не хотел в последнее время возвращаться к старому, но неожиданно возникло новое дело, которое напрямую задевает меня. И я вспомнил, что именно вы тогда, в Воронеже, в отличие от ваших коллег, повели себя по-людски и не требовали крови. Что заработал, то и получи. Я запомнил, а потом и понял — свободного времени для этого у меня было больше чем достаточно.

— Это меня утешает, — стараясь говорить спокойно, отреагировал Турецкий.

— Не торопитесь, — тот как будто усмехнулся. — Вот в связи с этим новым делом, которое неожиданно обвалилось на меня, я и хочу договориться с вами о встрече. За свое здоровье можете не опасаться.

— А я и не опасаюсь. Время вот только позднее… несколько. Вам не кажется?

— Извините, у меня другого не было, — совсем не извиняющимся тоном сообщил Щербатенко. — За горло взяли. Так как нам «забить стрелку»?

— Вы что, в самом деле прямо сейчас собираетесь?

— Нет, зачем? Срок отпустили. Можно утром. Мне сказали в прокуратуре, что вы там больше не работаете.

— Однако же вы меня нашли?

— Ну… нашел. У вас, Александр Борисович, хватает своих «крестников». Это даже лучше, что вы теперь в агентстве. А то я ваших, прокурорских, и на дух не переношу, нет…

— А вы можете кратко изложить мне суть проблемы, Николай Матвеевич? Чтоб я понял, нужен вам или нет. И не пустой ли наш ночной разговор?

— Да я так соображаю. Раз вы Жорку тогда отстояли, хотя никакой надобности в том не было, сука он и был и остался, то теперь самое бы вам время установить справедливость и узнать, какой он падла. А я предлагаю оплатить вам эти ваши старания. Давайте договоримся.

— Туманно, но… кажется, я что-то улавливаю. Вы что же, получили от него угрозы? Ультиматум? Он все еще не успокоился за прошедшие пятнадцать лет? Хочет отомстить за свой страх?

— Ну, думаю, вроде того… Пришел тут один. Наняли его, заказали меня. А он предложил переиграть «заказчика». В общем, надо встретиться и перетереть этот базар.

«О как! Действительно — Щербатый!..» А тот, было видно, и не сомневался в том, что Турецкий уже согласился встретиться с ним, а сейчас тянет, чтоб просто набить себе цену. У Александра Борисовича было иное мнение.

— Ну хорошо. Если вы, Николай Матвеевич, считаете такую встречу необходимой для себя, — я повторяю: для себя, а не для меня, как вы должны понять, — то я готов пригласить вас завтра утром в наше агентство, где мы и смогли бы поговорить без посторонних, — подчеркиваю. Если согласны, запишите адрес.

— Не-а, в агентстве у вас мне делать нечего. Лучше кофейня какая-нибудь… У вас там, рядом, на «Фрунзенской», мне сказали, есть какая-то забегаловка. У хачиков… Вот и давайте. Я жду в десять утра.

Вот так — безапелляционно и наплевательски. Он что, все еще мнит себя хозяином жизни? И даже знает, где следователь проживает? «У вас там, рядом!» Ничего себе!..