Сергей Зверев - Последний день Америки Страница 4

Пора приподняться, – вздохнув, отключаю автопилот и кладу руки на штурвал.

Воздух системы высокого давления выдавливает из цистерн часть балласта, и субмарина послушно изменяет дифферент. Пройдет около десяти минут, я займу нужную глубину, проверю работу контроллера управления фотоэлектрическими системами и… опять начну изнывать от проклятой качки. Да-да, я опытный моряк с многолетним стажем и при этом ненавижу выходить в море на крохотных судах. Качка на больших кораблях переносится гораздо легче, к ней быстро привыкаешь. А «Барракуду» прилично болтает даже на глубине пяти-шести метров. Через несколько часов этого испытания мой желудок перестает нормально работать. Поэтому я предпочитаю по утрам не набивать его чем попало. Достаточно чашки кофе, одного яблока или апельсина.

Глубина – десять метров. Отдаю штурвал от себя, и дифферент подлодки меняется. На десяти метрах я обычно задерживаюсь для того, чтобы послушать океан. Мало ли кого носит по Атлантике? Тут и круизные лайнеры, и танкеры, и военные корабли, и сухогрузы, и рыбачки… Осадка у некоторых из них неслабая, так что глубина в пять-шесть метров, на которой предстоит идти «Барракуде» весь световой день, безопасности не гарантирует.

Включаю чувствительные гидрофоны. И водрузив на голову наушники, слушаю… Вокруг тишина. Точнее, градусов под сорок слева бухтит мощный дизель судна с внушительным дедвейтом. Что-то такое грузовое и огромное. Но, во-первых, бухтит далеко. Во-вторых, источник смещается на юго-восток. Стало быть, разойдемся, не побеспокоив друг друга.

Пора занимать оптимальную для зарядки глубину. Я снова кладу руки на штурвал…

Глубина пять с половиной метров. Подлодку бросает то в сторону, то вверх, то вниз. Проклятая Атлантика с ее извечными ветрами, – морщусь, вспоминая первые дни на борту «Барракуды» в открытом океане.

Да, это был настоящий аттракцион под названием «наблюй больше, чем съешь». Одно из самых незабываемых впечатлений. До последнего дня своей жизни не забуду ту первую неделю: с каким отвратительным чувством подходил по утрам к поверхности и с каким облегчением вечерами погружался в спокойную пучину…

Помню, как на второй день постоянной болтанки у меня напрочь отказал желудок, а на четвертый сместился в башке какой-то «винтик» – наверное, что-то случилось с внутренним ухом или с вестибулярным аппаратом. На самом деле ничего страшного, просто обуяли жуткие ощущения, от которых я чуть не сошел с ума. Представьте, что вас целый день катают на американских горках, потом вы вливаете в себя триста литров пива и полируете сверху бутылочкой «Абсолюта». Вы пытаетесь сфокусировать зрение на одном из предметов, но он постоянно уезжает влево. При попытке догнать его взглядом он начинает играть в «казаки-разбойники» и снова уезжает… Ни минуты без головокружения, ни шагу без фонтана блевотины. Если бы это происходило на суше и мне пришлось бы топать к врачу, то по дороге меня раз пятнадцать задержали бы менты, обвинив в хроническом алкоголизме.

Всю первую неделю я тупо лежал на кровати и не мог ничего поделать. В тот непростой период привыкания организма к качке сверхмалой субмарины я даже забил на физическую подготовку и на прослушку океана. Мне было наплевать на то, что «Барракуда» могла столкнуться с большим судном; на то, что электронный мозг автопилота мог дать сбой и увести подлодку не в том направлении. Вечерами я кое-как доползал до «трона», отключал подзарядку и заставлял свой титановый гроб нырнуть на большую глубину. Лишь на семидесяти метрах наступала передышка. Не выздоровление, а всего лишь кратковременный перерыв в недельной пытке.

Облегчение наступило на восьмые сутки, когда я потерял в весе не менее десятка килограммов. Голова перестала кружиться, предметы оставались на местах, а желудок впервые возмутился вакуумом внутри себя. Я приготовил себе крепкого сладкого чаю, но употреблять в тот день серьезную пищу поостерегся…

Вывожу на экран индикатор светочувствительности фотоэлектрических преобразователей. Света для подзарядки достаточно. Проверяю параметры электросистемы… Дождавшись зеленой «Нормы», произвожу необходимые манипуляции, запускаю подзарядку и откидываюсь на спинку кресла. Утренний марафон закончен и можно расслабиться. Самую малость и ненадолго, потому что днем я прослушиваю океан каждые тридцать-сорок минут. Увы, когда лодка идет слишком близко к поверхности, мне не до сна и отдыха. Проблема заключается в том, что судовые двигатели, собранные по современным технологиям, малошумны. Старые посудины бортовой акустический комплекс «Барракуды» улавливает на приличной дистанции, а вот с новыми приходится держать ухо востро. Иначе я рискую запоздать с маневром и быть раздавленным. Шанс угодить под форштевень танкера, американского авианосца или сухогруза – невелик. Но он есть.

В перерывах между прослушкой я могу поваляться на кровати, заняться готовкой обеда, помыться в душе или посмотреть какой-нибудь фильм. Но мне обязательно придется прервать любое из этих занятий и снова водрузить на голову наушники… Во время подзарядки скорость «Барракуды» можно увеличить до трех с половиной миль – поступающей энергии для этого вполне достаточно. Плавно увеличиваю рукояткой реостата обороты главного вала и слежу за ростом скорости. Отлично. Ровно три с половиной узла. Пора посмотреть хорошую киношку, – потягиваясь, выгибаю спину. Глубина, курс, скорость и другие показатели в норме. Имею полное право отлучиться…

Я давненько не смотрел художественных фильмов, коих взял в поход целую коллекцию из трехсот пятидесяти штук. Все они были записаны в отличном качестве на специальном накопителе огромного объема и рассортированы по жанрам: комедии, старые советские фильмы, триллеры, боевики, фантастика и прочее. Подключив накопитель к проигрывателю, я листаю меню в поисках чего-нибудь подходящего… И вдруг роняю от неожиданности пульт. «Барракуда» вместе со всем содержимым содрогается от ужасного звука.

Глава 2

Задолго до происходящих событий

Пора сказать несколько фраз о себе. Я – Евгений Арнольдович. Фамилию озвучивать необязательно, ибо с некоторых пор ее не существует. Почему именно так – чуть позже.

Я отнюдь не ариец, а славянин и коренной волжанин – родился и вырос в Саратове. За пару месяцев до того, как пришлось поселиться в титановом гробу, мне исполнилось тридцать шесть. Рост под два метра, вес – сто десять. Сутуловатый, крепкий, с широкими покатыми плечами. Вокруг зеленовато-карих глаз уже появились мелкие морщинки. В быту опрятен, с командирами вежлив, с коллегами и товарищами по работе выдержан, в бою решителен, к врагам Родины беспощаден. Связей, порочащих седеющие виски, не имел. Благодаря короткому, звучному имени на всех этапах своей жизни удачно избегал сомнительной чести отзываться на кличку. Так Женькой всегда и оставался: во дворе, в школе, в училище, в отряде…

Не прочь иногда похулиганить. На лице и теле ношу отметины от разного рода приключений, участия в боевых действиях и прочих веселых событий. К примеру, перебитая переносица – весьма красноречивый знак. Лицо же имеет цвет, должный символизировать серьезную квалификацию по части выпить-пошалить. Взгляд прицельный. В общем, безоглядно хамить не советую. Что еще сказать о себе? Бывший капитан первого ранга, бывший боевой пловец, бывший командир отряда специального назначения «Фрегат-22». Впрочем, нет – бывший я не везде и не во всем. Перед поселением в титановом гробу меня восстановили в штате одного из департаментов ФСБ, а также вернули звание «капраза». Остальное действительно в прошлом.

Итак, что же дальше? Чем же продолжить повествование об этой истории? С того момента, как меня вынудили демобилизоваться, из-за чего жизнь стремительно покатилась под откос? Или, может быть, с того, как я начал беспросветно бухать? Или со дня случайной встречи с бывшим шефом – генералом Горчаковым? Нет, так я, пожалуй, упущу много важных деталей, без которых длинная история утратит ясность. Начну с далекого прошлого.

Что мне запомнилось из прошлой жизни? Фраза «я был пионером» для подрастающего поколения звучит примерно так же, как «во время Смуты я примкнул к Ярополку». Поэтому о пионерах не стоит.

Все детство я провел на Волге. Со здоровьем проблем не имел, учился нормально, верил в могущество Советского Союза, в справедливость и никого не боялся: ни бандитов, ни педофилов, ни врачей, ни сотрудников милиции. С третьего класса начал посещать бассейн, находившийся в трех кварталах от дома. С тренером – седовласым здоровяком Вениамином Васильевичем – сказочно повезло. Во-первых, он был отменным педагогом. Во-вторых, заслуженным мастером спорта и чемпионом Европы по подводному плаванию. А в-третьих, однажды летом он взял с собой на берег Черного моря группу одаренных мальчишек. В их числе оказался и я. Там впервые к нашему простенькому снаряжению в виде маски, трубки и ласт добавилась диковинная штуковина – акваланг. Мы все были настолько поражены теми возможностями, которые даровал пловцу дыхательный аппарат, что буквально влюбились в это чудо. С тех пор морские глубины стали для меня мечтой и делом всей жизни.