Александр Бушков - Крючок для пираньи Страница 4

— Да нет, — сказал Мазур. — Это я так… развлекаюсь.

— Ну развлекайся, музицируй… Рембрандт… — Кацуба скользом глянул наружу, за стеклянную стену, вскочил. — Вот и приехали, сейчас узнаем, что день грядущий нам готовит…

И быстро направился к выходу. Там стоял невидный зеленый фургончик, УАЗ с белой надписью «Гидрографическая», крайне потрепанный, казавшийся ровесником века. Без всяких теплых приветствий Кацуба тут же заговорил с двумя, сидевшими внутри. Мазур продолжал лениво тренькать.

— А я «Интернационал» по-французски знаю, — похвасталась Света. — Се ля лютте финале…

— Неактуально, — сказал Вася.

— Погоди, будет еще актуально, — мрачно пообещал Шишкодремов с видом садиствующего пророка, получавшего извращенное удовольствие от черных предсказаний. — Если так и дальше пойдет.

— Это что, опять у Нострадамуса вычитал? — по-кошачьи сощурилась Света, державшаяся совершенно непринужденно.

— Сам вычислил, — угрюмо сообщил Шишкодремов.

Света потянулась и пояснила Мазуру:

— Это он у нас на Нострадамусе подвинулся. И Гитлера оттуда вычитал, и Ельцина, и ваучеры. А какой может быть Нострадамус, если сами французы намедни писали, что на сегодняшний день имеется десятка три расшифровок к а ж д о г о катрена? Точнее объясняя, на каждое четверостишие — тридцать расшифровок, причем любая наугад взятая противоречит двадцати девяти остальным. Какие уж тут предсказанные ваучеры, Роберт?

— Образованщина, — проворчал тот, уязвленный в лучших чувствах.

— Зато сексуальна и раскованна, — уточнила Света. — Вон у сержанта скоро казенные штаны треснут…

Вернулся Кацуба. Все было ясно по его лицу, с первой секунды. Никто не задал ни единого вопроса, но он сам, не спеша оглядев свое воинство, тут же внес ясность:

— Увы, ребята, придется работать… Хватайте барахло и поехали. Машина ждет.

В фургончике оказалось достаточно обтянутых потертым кожзаменителем сидений, чтобы с относительным комфортом разместиться всем. Скрежетнул рычаг передач, и машина покатила прочь от сонного царства.

— Знакомьтесь, — сказал Кацуба. — Это вот товарищ Котельников Игорь Иванович, большой человек в здешней гидрографии… в практической гидрографии, так сказать. Прикладной. Известный прикладник. Только застрял в капитанах — здешние места как-то чинопроизводству не способствуют…

Шофера он не представил — значит, так и надо было. Капитан Котельников чем-то неуловимо напоминал Кацубу — такой же жилистый и долговязый, только усы оказались гуще и светлее.

— Как вас величают, он уже знает, — продолжал Кацуба. — Ну, со светскими условностями вроде все? Гоша, пивка хочешь?

— Давай. А то у нас дорогущее…

Машина поскрипывала всеми сочленениями, но довольно бодро катила по раскатанной колее. Вокруг сменяли друг друга холмы и равнины, кое-где среди невысокой, зелено-буроватой травы белели пучки бледных цветов, взлетали птицы. Слева, далеко в стороне, показалось большое озеро, покрытое словно бы огромными бело-серыми хлопьями.

— Гуси, — пояснил Котельников. — Осенью охота тут богатейшая. Да и сейчас колошматят почем зря…

— А это что? — поинтересовался Мазур, когда вокруг появились заросли странного кустарника — с метр высотой, перекрученные черные стволы, длинные, узкие листья.

— А это березы, — сказал Котельников. — Серьезно. По здешним меркам — вполне дремучая чащоба, лучшее, чем богаты…

— Вон хорошее местечко, — перебил Кацуба. — Там и постоим ради приятного разговора…

УАЗ свернул вправо, переваливаясь на неровностях, проехал метров двести, к подножию невысокого холма, остановился. Котельников не стал отсылать шофера «погулять» — значит, человек был свой, посвященный.

Кацуба мгновенно переменился, лицо стало жестким, пропало всякое балагурство.

— От Адама начинать не будем, — сказал он. — Но небольшое такое предисловие сделай, Гоша, чтобы народ знал, где ему предстоит горбатиться…

— Понятно, — сказал Котельников. — Значит, вводная часть будет такая… Мы едем в город Тиксон. Население — около тридцати тысяч человек, причем девять десятых с превеликой охотой хоть завтра навсегда убрались бы на материк, но не имеют такой возможности. Дела, как и везде, хреновые — плюс северная специфика. Цены дикие, денег нет. Лесоперевалочный завод стоит второй год — невыгодно стало сплавлять лес с верховьев. Та же ситуация с судоремонтным — от обычной навигации остались одни воспоминания, Северный морской путь, будь это на суше, давно зарос бы бурьяном. Нефтеразведку свернули. Одним словом, народ не живет, а кое-как выживает и не разнес все вдребезги и пополам исключительно по исконной русской терпеливости. А может, еще и оттого, что понимает: если разнести все вдребезги, деваться будет вообще некуда — до материка очень уж далеко, а тут, по крайней мере, крыша над головой, рыбку половить можно, только ею многие и спасаются…

— Медеплавильный вот-вот закроют, — бросил шофер, не оборачиваясь к ним.

— Ага, — сказал Котельников. — Со дня на день. Выбрали руду за сто пятьдесят лет. Одним словом, социализма здесь уже нет, а капитализма нет и не будет по одной простой причине: нечего прихватизировать. Разве что рыбхоз еще в девяносто четвертом превратился в частную фирмочку, но это у нас единственный росток капитализма, и другого не дождаться. Аж целых четыре сейнера — то есть, было четыре. Осталось три. Ну, еще хлипкий туризм — но это уже не наши, все идет через Шантарск, а здесь только представитель. Возят иностранцев по Северному Ледовитому. Теневой экономики нет, поскольку нет вообще никакой экономики. Мафия, как водится, есть, куда же без нее, но по вашим шантарским меркам это и не мафия вовсе, смех один. Тут вам не Завенягинск с его никелем и круговоротом больших денег в природе… Вот вам в краткой обрисовке все наши сугубо штатские дела. Теперь — военные, вообще те, что касаются носителей погон. Есть таможня, но захирела согласно общей тенденции. Есть пограничники — поскольку в Завенягинск до сих пор, бывает, заходят иностранные коробки, опять же те самые иностранцы, про которых я уже говорил. Армия представлена военной частью с соответствующим цифровым обозначением. — Он достал потрепанную карту, развернул на колене. — Вот здесь, где обведено синим, — сплошь запретка.

Мазур глянул на обозначение масштаба — территория была немаленькая, как водится, равнялась если не Франции, то уж какой-нибудь Люксембург заставила бы завистливо охнуть.

— Какого плана армейцы? — спросил он ради интереса.

— РЛС дальнего обнаружения и батареи противоракет. В тех местах базируются еще со времен лысого кукурузника — как только по обе стороны «железного занавеса» начали готовиться к пальбе ракетами с подлодок. Когда-то там вдобавок испытывали ракеты «воздух-земля», но лет двадцать, как свернули полигон. До сих пор все, правда, перепахано — лунная поверхность, это ж тундра, любой рубец зарастает сто лет… Дикие олени стороной обходят. Что еще? Армия точно в таком же положении, что и цивильные — денег нет, жрать нечего, генерал посылает в тундру вездеходы, лупят бедных олешков из автоматов почем зря, и ничего не попишешь, жить-то надо…

— Это лирика, — хмуро сказал Кацуба. — Давай к делу.

— Дела начались примерно три месяца назад, — сказал капитан. — Когда произошел массовый падеж морской живности. Рыба, вообще все, что передвигается и плавает…. Зрелище, надо признать, было жутковатое, есть фотографии, при необходимости посмотрите. На полкилометра по берегу все это валялось и гнило. Из столицы нагрянула среднеответственная комиссия, поковырялась тут и быстренько слиняла. Ничего конкретного так ничего и не установили — вроде бы водяная фауна чем-то таким отравилась, но, с другой стороны, вполне возможно, что живность погибла от естественных неведомых причин. Никто не стал тратить время и деньги. Зато местная интеллигенция, чтобы вовсе уж не озвереть от безделья, в два счета учредила «союз зеленых» и чуть ли не с первого дня принялась наезжать на армейцев. Есть тут у нас своя интеллигенция, не вымерла пока, они ж живучие… Принялись орать во всеуслышанье, что беда произошла из-за контейнеров с боевыми ОВ — дескать, в прежние времена злонамеренные советские милитаристы безответственно топили чуть ли не у самого берега отслужившие химические боеприпасы, а потом, когда все это добро проржавело, отрава просочилась в воду и получился маленький Освенцим…

— А это неправда? — прищурился Шишкодремов.

— Центр заверяет, что неправда, — пожал плечами Котельников. — Категорически заверили, что армия никогда не топила здесь никакой отравы. И я склонен верить начальству — не из тупой субординации, а оттого, что немного занимался схожими проблемами. Распоследним идиотством было бы доставлять сюда контейнеры из европейской части России. Мы здесь люди взрослые, в меру циничные и эрудированные… Бывало, сбрасывали — но восточнее Новой Земли никогда не забирались. Никто не стал бы подвергать риску Северный морской путь, стратегическую трассу. Топили в Баренцевом… «Зеленые», увы, держатся своей версии — по их интерпретации, на базе до сих пор хранятся химические боеприпасы, от которых порой избавляются методом Герасима. Это, конечно, невероятная чушь — перед дислоцированными здесь подразделениями в жизни не ставили и не поставят задач, для выполнения которых требуются боевые ОВ. Здесь нет ничего, кроме противоракет, абсолютно несовместимых с боевой химией.