Сергей Зверев - Взорванный океан Страница 4

Радости в теперь уже прошлой жизни, конечно же, были – но вполне солидные и «красивые». Престижная работа, дорогая квартира в очень солидном доме, автомобиль, не имевший решительно ничего общего с российским автопромом, отдых в местах, которые рядовой обыватель может увидеть разве что на карте или в телепередачке вроде «Непутевых заметок»… Все было и все рухнуло практически в один момент.

…Началось все с вполне обычного вызова в тихий и уютный кабинет большого босса. Босс вроде бы и самым обычным негромким голосом вдруг начал говорить о вещах не очень-то понятных и неприятных. Ключевыми словами в несколько путаной речи босса были «Счетная палата», «прокуратура» и «коррупция». Лещинский еще четко не осознал для себя размеров нависшей над ними опасности, но главное уловил с первых же слов начальника: это конец всему, синекура приказала долго жить, и впереди вполне отчетливо уже проглядывают контуры тюремных нар, вышек и колючей проволоки. И вид заметно нервничающего босса, доселе славившегося своими непробиваемыми уверенностью и спокойствием, лучше всяких доводов убеждал в том, что нужно срочно «заметать следы и рвать когти», как говорят в кругах, в колючей проволоке хорошо разбирающихся. И чем быстрее, тем лучше, ибо уже завтра может быть поздно.

Естественно, для Игоря Владимировича не было секрета в том, откуда вдруг подул ледяной ветер перемен и кто инициировал все эти «строгие проверки» – Лещинский был твердо убежден, что борьба с коррупцией здесь совершенно ни при чем, а идет самый примитивный и вульгарный передел собственности. Во власть пришли новые люди, окружили себя кучкой особо доверенных бояр и теперь раздают этим новым опричникам земли и деревеньки с холопьями за верную службу. А поскольку все лакомые куски давным-давно поделены, то нужно старых владельцев убирать с теплых местечек – и чем дальше за Урал, тем лучше…

За Урал, в меньшиковское Березово – это для больших людей, а для мелкой сошки вроде пана Лещинского вполне может быть уготовлено и совсем незавидное будущее. А если точнее – то и вообще никакого. Беда Игоря была в том, что знал он действительно слишком много, как говаривали в наивных старых фильмах. И когда шеф тусклым голосом предложил своему заместителю в срочном порядке спрятаться где-нибудь на другом краю Земли, Лещинский чуть ли не в открытую облегченно перевел дух. Ведь серьезные люди могли выбрать и другой, более кардинальный способ спрятать опасного свидетеля от нависшего над ними костистого кулака сурового правосудия. «Вчера у подъезда своего дома был застрелен…» – мелькнул бы коротенький сюжетик в вечерних новостях…

Далее все было очень просто и быстро. Жена с дочерью были отправлены к родственникам в глухую деревеньку на Вологодчине, имущество по мере возможности превращено в живые деньги, а документы в спешном порядке заменены на более надежные и солидные. Через неделю после высокой аудиенции лайнер доставил новоиспеченного гражданина Германии Пауля Шредера сначала в Японию, а затем и в аэропорт города Папете, столицы Французской Полинезии. Господин Лещинский-Шредер решил не мелочиться и искать убежища на краю Земли не в переносном, а в самом прямом смысле.

В Папете компания «Текура Таити трэвел» вручила г-ну Шредеру авиабилет, и уже через три часа почтенный турист из далекой Германии вселился в очень приличный отель «Интерконтиненталь», расположившийся на берегу океанской лагуны, на соседнем с Таити острове Муреа.

Дальше все было почти точно по классику: «Два дня ему казались новы». Но вся новизна приелась и надоела в рекордно короткие сроки. Ну, прекрасные пляжи, покрытые зеленью горы, великолепный в своей величаво-спокойной красоте океан – и что? «Знаменитый на весь архипелаг дельфинарий» оказался обычным отгороженным бассейном, где резвились и добросовестно отрабатывали свою рыбу аж целых четыре дельфина. Черепаший питомник с замшелыми и сонными, едва двигавшимися тортиллами представлял собой и вовсе жалкое и скучное зрелище. Да, тихо, да, кроме криков чаек и легкого шума прибоя, ничего не беспокоит. Почти рай земной, «Баунти – райское наслаждение», черт бы его побрал… Еще через неделю Лещинский отчетливо понял, что попал в пусть и комфортабельную, но все же тюрьму. И неожиданно для самого себя запил – тяжко и надолго.

…Пробуждение было безрадостным, как и все последние дни. В голове тяжело ворочались серый туман и тупая боль, сжимавшая виски. Игорь слабо застонал, с усилием поднимаясь со смятой постели, нетвердой, слегка дрожащей рукой уже привычно плеснул в стакан граммов сто и, содрогаясь от отвращения, выпил. Запил минералкой, пару минут посидел, тупо созерцая залитый солнцем пейзаж за стеклянной стеной, затем смахнул ладонью обильно выступившую на лбу испарину и закурил.

– Все, надо завязывать, – прояснившимся взглядом Лещинский скептически посмотрел на свои заметно подрагивавшие пальцы. – Допился. Ну, чистой воды алкаш. А ведь прав был Юлиан Семенов, когда говорил, что нет ничего лучше, чем хороший глоток водки ранним утром. Действительно, чудо что за дали открываются! Даже цветность зрения меняется: краски ярче и красивее. Видно, знал мужик, что говорил, хорошо знал. Опыт – он сын ошибок трудных, ха-ха… Все, идем купаться, заразу из организма выгонять. Сейчас бы в баньку, да с веничком! А под Вологдой сейчас зима, снежок хрустит… Нет баньки, брат, и снега нет – есть океан. Ладно, плавать будем много и долго…

Плавать Игорь любил и умел – когда-то в институте доплавался до первого разряда, да и потом старался по старой памяти при первой же возможности выбираться в бассейн. А здесь, где океан начинался в самом прямом смысле почти от дверей отеля, Лещинский, словно дорвавшийся до вожделенного моря мальчишка, почти и не вылезал из воды – благо она в любое время суток была теплой.

Несмотря на длительные заплывы в многоградусные моря зеленые, плыл Лещинский уверенно и относительно легко. Голова уже почти совсем не болела, настроение заметно улучшилось, и жизнь вновь начинала казаться не такой уж и скверной штукой. Красивый потухший вулкан, заросший по склонам тропической зеленью, величаво колыхавшаяся широкая полоса ленивого прибоя, смягченного опоясывающими остров рифами, океанская гладь, неуловимо менявшая цвета от синего до зеленоватого и нежно-голубого – что еще нужно для счастья человеку, вырвавшемуся из мрачноватых северных краев?

Игорь опустил лицо в воду и рассмотрел большую стайку мелких серебристых рыбок, совершенно синхронно совершавших только им ведомые маневры. Среди этой серебристой мелкоты вертелись и более крупные рыбешки, иногда стремительно улепетывавшие от степенно проплывавших совершенно безобидных рифовых акул. У самого дна пролетел куда-то по своим делам огромный скат, вызывавший смутные ассоциации с инопланетным кораблем. Скаты в этих краях были наглыми, настоящими разбойниками: местные приучили их кормиться из рук туристов-дайверов, и эти «плавучие одеяла» буквально атаковали своих кормильцев, требуя халявную рыбешку.

Лещинский заплыл почти к рифовому кольцу и пора было возвращаться. Принять горячий душ, слегка позавтракать, да и стопочка после купания не повредила бы…

Черный силуэт человека в гидрокостюме, удлиненный ластами, появился неведомо откуда и, распугивая стаи рыбок, уверенно начал догонять пловца, отчетливо видневшегося на освещенной солнцем, колышущейся поверхности воды.

Лещинский, старательно работавший руками и ногами, аквалангиста не видел и лишь почувствовал какой-то не то укол, не то легкий ожог. Океан вдруг потемнел, и яркое солнце начало стремительно гаснуть. Игорь почувствовал, как немеют и отказываются слушаться руки и ноги, а в следующие секунды с ужасом осознал, что он просто тонет, уходит в глубину голубой толщи воды и вместе с остатками воздуха из него уходит его единственная и такая неповторимая, замечательная жизнь. «Неужели вот так все… Да нет, нет же, не может так быть!» – было последним, о чем успел подумать Лещинский, а потом наступила глухая тьма…

Аквалангист, вертикально зависший метрах в пяти от потерявшего сознание Лещинского, лениво шевелил ластами и чем-то напоминал в эту минуту любопытного морского конька, решившего понаблюдать, как обнаженное тело пловца, безвольно пошевеливая руками и ногами, медленно уходит в глубину. Убедившись, что Лещинский и не думает подавать признаков жизни, пловец в гидрокостюме уверенно подплыл к трупу, подхватил его поперек туловища левой рукой, приостанавливая погружение, а правой выдернул из ножен, закрепленных на бедре, длинный клинок.

Следующие минут пять неизвестный деловито и явно со знанием дела кромсал ножом безвольное тело, нанося острием клинка множественные раны, которые не особо искушенный эксперт вполне мог бы принять за следы зубов акулы. Вода вокруг пловца и его жертвы быстро окрасилась в розовый цвет, кровь медленно расплывалась, образуя небольшое мутноватое облако, но аквалангиста это, похоже, ничуть не беспокоило – поблескивая лезвием ножа, он без особой спешки старательно заканчивал свою жутковатую работу. Когда неизвестный счел, что «следов безжалостных акульих зубов» оставлено более чем достаточно, он убрал клинок в ножны и с силой оттолкнул изуродованный труп в сторону берега. После чего посмотрел на часы, поблескивавшие на запястье, чуть заметно кивнул и с силой заработал ластами, уходя с места расправы над неудачливым купальщиком. Минуты три темный, расплывчатый силуэт еще можно было разглядеть в зеленоватой толще океанской воды, а затем пловец исчез, растаял, подобно облачку пузырьков из отработанной воздушной смеси…