Фридрих Незнанский - Крайняя необходимость Страница 4

Грязнов напрягся и сказал:

— Я помню, как помогал тебе вещи перевозить.

— Я тоже помню — это лет пятнадцать назад было, еще до Генпрокуратуры. Так что у тебя с Гордеевым не так?

— Как раз когда он в Химки переезжал, в новый офис, я ему сосватал одно дельце в Зеленогорске .[1] Надо было одного опера тамошнего отмазать.

— Ну помню, кажется, — отозвался Турецкий. — Какая-то афера с порнофильмами, да?

— Примерно. Так вот, с тех пор Юрка вообще зарекся со мной дело иметь.

— Да не может быть, — удивился Турецкий.

— Так и есть. Сказал, что оказывать услуги друзьям — это одно дело, а друзьям друзей — совсем другое и даже третье. И ему оно себе дороже. И вообще, он теперь занят, он занимается сугубо адвокатской практикой и в нашу ментовскую грязь больше соваться не намерен.

— Ну… может, устал человек, — предположил Турецкий. — В провинции работа не сахар. А уж ментовская грязь там сам знаешь…

— Химки не провинция, — возразил Грязнов.

— Территориально — да, а фактически… Ты там вообще был когда-нибудь?

— Обижаешь, начальник! Сколько раз мы еще в восьмидесятые с тобой вместе туда на матчи с ЦСКА ездили?!

— Я не про то, — пояснил Турецкий. — Я говорю, тебе в таком месте приходилось работать? Чтобы, с одной стороны, в двух шагах от Москвы, с другой…

— А как же, была пара дел, — подтвердил многоопытный Грязнов. — Рутина. Маньяки. Серийные убийцы.

— Вот, — удовлетворенно кивнул Турецкий. — Тогда ты его должен понять. У мужика сложный период, называется — акклиматизация. Ему надо форму набрать, авторитет наработать, соответствующий настрой в себе удерживать, не говоря уже о заработке. И вообще, о чем мы говорим, я не совсем понимаю?! Ты считаешь, что мне удастся его уговорить тебе помочь?

— Обо мне вообще речь не идет, — возразил Грязнов. — Я в этом деле никак не фигурирую. Засудили одного парня, который явно достоин лучшей участи. Его адвокат на процессе лоханулся. Без подставы, думаю, не обошлось. Ну и посадили его, конечно. Сейчас он черт знает где и черт знает с кем. А я его знал, кстати. Хороший человек. Доктор. Кое в чем мне помог, между прочим… Что это за дрянь ты куришь? — спросил вдруг Грязнов.

Это было вполне в его духе — перемежать деловой разговор неожиданными вопросами и поворотами. В сущности, на этой своей особенности Вячеслав Иванович первоначально и сделал карьеру — в бытность муровским опером он так виртуозно допрашивал задержанных, что об этом еще лет двадцать назад ходили легенды.

— То же, что и всегда, — пожал плечами Турецкий. — «Мальборо».

— Вижу, ковбой. То же, да не совсем. «Мальборо лайт»?

— Ну.

— И на кой черт?

— Облегченные. Меньше никотина, меньше смолы. Больше здоровья.

— Я знаю, что такое «лайт»! Я спрашиваю, почему ты отказался от привычных?

— Пытаюсь бросить курить.

— Саня! — Грязнов посмотрел на приятеля с сожалением. — Так не бросают.

— А ты, конечно, знаешь, как бросают. — Турецкий кивнул на заполненную пепельницу со стороны Грязнова.

— Бросают — резко, — со значением сказал Грязнов, не реагируя на шпильку. — Я знаю немногих людей, у которых это получилось, и у всех — только так. Бац — и все!

— Понятно, — примирительно согласился Турецкий. — Ты зачем увел меня от темы, которую сам поднял? Я же тебя знаю. Что не так? Что он натворил, твой доктор? Зачем ты мне мозги пудришь?

Грязнов немного помолчал.

— Итак? — подмигнул Турецкий.

— Честно говоря, — вздохнул Грязнов, — ничего особенного он не натворил.

— Точно?

— Конечно.

— А конкретней можно?

— Конечно, можно! Тебе все можно. Он застрелил двоих человек. Один из них — сын главы городской администрации.

— Ты серьезно?!

— Да.

— Ничего себе!

— Все было в пределах допустимой самообороны, — заверил Грязнов.

— Конечно, — ухмыльнулся Турецкий. — Наши люди по-другому не действуют.

— Саня, не надо ерничать. Это очень серьезно. Тебя Гордеев послушает. Ты для него непререкаемый авторитет. Придумай что-нибудь.

— А что я смогу придумать?

— Самый главный аргумент такой: этот доктор — он как раз из Химок, понимаешь? Из этих самых Химок, будь они трижды неладны! Он там жил, он там работал, он там был уважаемым человеком. А Юрий Петрович у нас, ты сам говоришь, как раз провинциальный авторитет нарабатывает. В Химках. Так и дави на эту точку.

Турецкий почесал затылок. Так уж повелось, что проблемы друг друга они воспринимали как свои собственные, и за этой дежурной пикировкой ничего не стояло, кроме рефлекторного желания поддержать форму. Они были друзьями, и добавить к этому было нечего.

— Ну ладно, допустим, с Юркой я поговорю. Допустим, он даже согласится. Но при чем тут эта макулатура? — Турецкий кивнул на том, по-прежнему лежавший на столе.

— При том, что страна должна знать своих героев. И не должна знать своих стукачей.

— Ты что несешь?

— Стукач стукачу рознь, — по-прежнему настаивал Грязнов. — Саня, я сейчас выдам тебе конфиденциальную информацию, имей в виду.

— Уже, — улыбнулся Турецкий. В сущности, они всю жизнь тем и занимались, что обменивались конфиденциальной информацией. Ведомствам, в которых они служили, это шло только на пользу.

— Ладно. Так вот. Упомянутый доктор, в судьбе которого я принимаю участие, был…

— Подожди… — Турецкий поднял брови. — Твоим осведомителем?! Этот доктор был стукачом?!

— Ну да. В некотором смысле.

— Ты рехнулся, Слава? Ты меня за стукача просишь заступиться? Я вообще с тобой сейчас разговариваю или у меня натурально глюки, как говорит моя дочь?

— Так. Девушка! — Грязнов подозвал официантку. — Принесите нам еще пивка, и вот этому господину, — он кивнул на Турецкого, — попрохладней, пожалуйста.

С минуту оба молчали. Потом им принесли пиво, и каждый занялся делом.

— Саня, — сказал наконец Грязнов, — Великанов был не просто стукач. Во-первых, он был стукач добровольный, то есть идейный…

— Еще лучше, — буркнул Турецкий.

— А во-вторых, он мне жизнь спас.

— Не понял?

— Все ты понял.

— Как он мог тебе жизнь спасти? Помню, я однажды твою задницу спас…

— Задница и жизнь — не одно и то же. Великанов сообщил о том, что меня собираются грохнуть.

— Когда это было?! — округлил глаза Турецкий.

— Примерно полгода назад.

— И ты мне ничего, ни полслова?

— Не было нужды.

— Как это — не было?! Славка, ты в своем уме? Кому же тебе еще доверять, если не мне? Племяннику тоже ничего не говорил?

Грязнов отрицательно покачал головой.

Изумление Турецкого было вполне обоснованным: допустим, ему Грязнов мог и не рассказывать каких-то нюансов — все же специфика работы у каждого своя: Грязнов был сыщиком, а Турецкий — следователем, то есть формально кабинетным работником. Но вот Денис Грязнов — племянник Вячеслава Ивановича — он-то тоже был сыщиком, хоть и частным, и, более того, он был сыщиком от Бога. Денис возглавлял охранное предприятие «Глория», ему было тридцать пять лет, и он побывал в таких заковыристых переделках, которых простые смертные не видели и в кино. Неоднократно и Грязнов-старший, и Турецкий прибегали к его услугам в нестандартных ситуациях, когда не могли сами действовать официально в силу своего статуса.

Но если даже Денис ничего не знал о личных неприятностях Грязнова-старшего и к его услугам Вячеслав Иванович не обращался, значит, ситуация была просто экстраоординарной.

— Своими силами перестраховался, — между тем сказал Грязнов-старший, — и, слава богу, обошлось. Просто не хотелось никого зазря дергать. Не такой уж я знатный перец, чтоб во все колокола бить, верно?

Турецкий же на лице у него читал совсем другое, непроизносимое вслух.

— И кто же это был? — спросил Александр Борисович. — Кто к тебе примерялся?

— Саня, если ты настаиваешь, я позже все расскажу, но сейчас давай вернемся к разговору о Великанове. Идет?

Турецкий кивнул.

— Хорошо. Несколько раз он информировал меня кое о каких вещах, и каждый раз это было весьма небесполезно.

— Я не понимаю, откуда доктор мог обладать такой информацией?

— Он весьма своеобразный человек. Если бы ты с ним познакомился, ты бы это оценил в полной мере. У него знакомства были в разных кругах.

— Что-то не очень они ему помогли, раз он сел, — заметил Турецкий.

— И то верно, — согласился Грязнов, улыбнувшись краешком рта так, что незнакомый с ним человек мог бы этого и не заметить, но не Турецкий. — Но ведь в нашем отечестве… От тюрьмы и от сумы — сам знаешь…

Турецкий ухмыльнулся. Пару лет назад с ним случилась большая неприятность — он попал в следственный изолятор Лефортово, провел там некоторое время, и, кстати, ведь не кто иной, как Юрий Петрович Гордеев, его тогда с успехом защищал .[2] Это была та еще история. Александр Борисович, ко всеобщему изумлению, был найден в бессознательном состоянии в собственном в автомобиле в «компании» с мертвой стриптизершей, застреленной из его же пистолета. Громкий скандал привлек внимание даже президента. Турецкий не был виноват в том, что случилось, — напротив, слишком много людей было заинтересовано в том, чтобы его скомпрометировать. И Гордееву тогда удалось во всем разобраться…