Берлинская рулетка - Александр Александрович Тамоников Страница 4

Ужасающая груда мусора, которую представлял собой послевоенный Берлин, простиралась на многие версты. Гарь и сладкая вонь впитались в воздух, истребить их не могли ни время, ни ветер.

За «газиком», все это время отдыхавшим на углу Вильгельмштрассе и Унтер-ден-Линден, присмотрели бойцы патруля. Оперативники возвращались на базу злые, раздраженные. За спиной остались Бранденбургские ворота, за ними здание МВД, рейхстаг, Шпрее. Бульвар Унтер-ден-Линден тянулся с запада на восток через добрую половину города, пересекал несколько округов. Штаб стрелкового корпуса размещался в районе Кенигштадт у Александерплац, в двух километрах к востоку от Бранденбургских ворот.

Когда-то на бульваре высаживали липы. За этим еще в восемнадцатом веке следил Фридрих Вильгельм Первый. В тридцать третьем году фюрер приказал срубить все посадки. Ему требовался простор для проведения многолюдных маршей, поэтому растительности на бульваре почти не осталось.

Грамарь вертел баранку, объезжал груды мусора. Уцелевших зданий практически не было, высились лишь остовы строений, когда-то помпезных. На углу бульвара и Фридрихштрассе стояла стена, унизанная балконами и украшенная лепниной. За ней громоздилась гора мусора. Стена смотрелась абсурдно и по какой-то причине не падала. Люди обходили ее стороной. Она могла рухнуть в любой момент или не сделать этого никогда.

На бульваре было многолюдно. Берлинцы выстраивались в очереди к советским полевым кухням. Бродили худые собаки, какие-то неприкаянные люди. Разрушенный город переходил к мирной жизни. Выстрелы звучали все реже, но иногда вспыхивала спорадическая пальба вроде сегодняшней, грохотавшей на Беренштрассе. Кое-где занимались пожары.

Уже проводились работы по расчистке города. На руинах копошились горожане, чистили проезжую часть пленные солдаты вермахта и ополченцы из фольксштурма. Но краше город пока не стал. Кругом валялись горы мусора – железный лом, кирпичное крошево, щебень, фрагменты мебели.

Трупы с городских улиц были убраны быстро, чтобы не допустить распространения эпидемий, но под развалинами оставались тела, в основном мирных горожан. Их выкладывали вдоль обочин, укрывали брезентом. Бились в припадках берлинцы, нашедшие своих родных. Иногда подходили машины, мрачные люди в штатских комбинезонах грузили тела в кузова, куда-то увозили.

Местные жители уже не смотрели на советских солдат как на исчадия ада, хотя предпочитали с ними не сталкиваться. Еще недавно немцы кончали с собой от страха перед наступающей Красной армией, убивали своих близких, пожилых родителей, детей, потом себя. Это было модным поветрием. Пропаганда Геббельса принесла свои плоды. Теперь подобные факты становились редкостью.

Помятый «ГАЗ-67» пробивался через центр города. Офицеры равнодушно смотрели по сторонам. Они уже привыкли к однообразному пейзажу. Мирных жителей становилось больше, возвращались те, кто сбежал в апреле. Женщины и пенсионеры волокли тяжелые чемоданы, вели детей, дружно опускали глаза, когда мимо проезжала машина с русскими офицерами. Горожане высаживались из автобусов в восточных предместьях, а дальше сами шли к своим разрушенным жилищам.

Весь исторический центр города лежал в руинах. Но тротуары уже были расчищены, по ним спешили люди. Мелькала советская форма, грязно-зеленые гимнастерки англичан и американцев. Все смешалось в германской столице. Формально существовали три оккупационные зоны: восточная половина города, от Бранденбургских ворот – советская, юго-западная – американская, северо-западная – британская. Французский сектор еще не был оформлен. В него должны были войти районы Веддинг и Райникендорф.

Военнослужащим не возбранялось посещать чужие зоны. Впрочем, патруль мог проверить документы и развернуть. Порядок отсутствовал. Каждая сторона тянула одеяло на себя. Еще не были сформированы Контрольный совет и межсоюзническая комендатура, имелись только планы на бумаге. Шла подготовка к проведению Потсдамской конференции, чтобы раз и навсегда определить статус Берлина и полномочия стран-победительниц. Но все это было в будущем, а пока в разрушенном городе царила неразбериха.

Хотя попытки навести порядок все же предпринимались. Приказом номер один советского коменданта запрещалась НСДАП и все подчиненные ей организации. Всем чиновникам и военным надлежало явиться для регистрации. Возобновлялась работа пекарен, продуктовых магазинов, лечебных учреждений, коммунальных предприятий. Чинились электростанции, водопровод, канализация, запускался общественный транспорт. Рабочие и служащие обязаны были оставаться на местах и выполнять свои обязанности. Работали полевые кухни, постоянно подвозилось горячее питание.

Были введены продуктовые карточки пяти категорий. Каждому берлинцу полагалось в день по четыреста пятьдесят граммов хлеба, горстка крупы, мяса, какое-то количество жиров, сахара, кофе. Перепадали овощи, молочные продукты. Семнадцатого мая советским комендантом был назначен обер-бургомистр Берлина, который сформировал магистрат из числа членов Коммунистической партии. Городским главой, к всеобщему удивлению, стал шестидесятивосьмилетний инженер Артур Вернер, известный тем, что в конце тридцатых состоял в нацистской партии и имел двух сыновей, находящихся в советском плену.

Здание Арсенала, возведенное в семнадцатом веке в барочном стиле, имело жалкий вид. Вдоль бульвара выстроились дворцы бывших королей, кронпринцев и прочих наследников прусского престола. От зданий уцелело немного, но былая помпезность сохранилась. Башни католического собора казались обглоданными какими-то гигантскими хищниками. Арочная анфилада, уходящая в глубь квартала, на высоту человеческого роста была завалена мусором.

Здесь оперативникам пришлось задержаться. В затор попали несколько советских полуторок, водители недовольно сигналили. Рухнул изрядный кусок стены, и военнопленные дружно, под лай овчарок, расчищали проезжую часть. Кто-то кричал, что под завалами вскрылись разложившиеся трупы советских воинов.

Градов поморщился. Сколько тысяч еще найдут, сколько жен и матерей обольются слезами в далеком Советском Союзе.

Потери при штурме Берлина были ужасные. Цифры никто не озвучивал, но майор мог представить себе их, тем более что сам в этом участвовал.

Советские офицеры иной раз спорили о том, зачем понадобился штурм Берлина. Дескать, окружить город, и через пару недель все выйдут с поднятыми лапками. Столица Германии была разрушена полностью, погибли сотни тысяч мирного населения и столько же советских солдат. Это цвет нации, здоровые, сильные мужчины, коммунисты, комсомольцы. Могли бы жить, отстраивать страну, вести людей к сияющим высотам социализма.

Один договорился, слишком яро высказывал свое мнение, против которого никто и не возражал. Приехали на «газике» люди из особого отдела, увезли в неизвестном направлении боевого капитана, прошедшего со своей разведротой долгий путь от Орла до Берлина. Больше его никто не видел.

Люди тысячами возвращались в Берлин, а жить им было негде. Уцелевшие здания были переполнены, народ наводнял бомбоубежища. К концу правления фюрера в столице проживали три миллиона населения плюс триста тысяч восточных рабочих, насильно угнанных в рабство. Их в убежища не пускали, и они массово гибли под обстрелами и бомбежками. Теперь эти люди проходили через фильтрационные лагеря.

На полпути офицерам опять пришлось остановиться. Работали пожарные, тушили вспыхнувшее здание. Видимо, огонь несколько