Сергей Анисимов - Кома Страница 40

– Да?

В трубке отозвались сразу – мама не спала.

– Мама, это я, – произнёс он извиняющимся тоном. – Извини, что поздно, я только освободился. Со мной всё нормально, не беспокойтесь. Дома сегодня опять не ночую – у меня дела ещё. Буду отзваниваться, ладно? Целую.

Николай положил успевшую нагреться трубку, и вынул карточку, успевшую, по показаниям дисплейчика, перепрыгнуть по заряженным условным деньгам на «1». Хватит ещё на полминуты, и звонить с неё стоит только домой.

Николай перебежал проспект обратно, и пошёл в направлении «Петроградской». Несколько машин проехали не остановившись на его поднятую руку, ещё несколько пропустил он сам, не одобряя сидевших в них силуэтов двух или трёх людей.

– Куда? – Поинтересовался водитель приостановившегося-таки «Жигуля», покрытого коркой грязи поверх когда-то бежевого цвета. Это было уже у улицы Рентгена, напротив того дома, где при нём снимали когда-то эпизод для «Фуэте». Точнее, у подъездов другого дома, где раньше был один из немногочисленных тогда в районе обувных магазинов. В этих кварталах каждое здание было для выросшего здесь Николая живым.

– На «Пионерскую».

– Сколько?

Этот вопрос Николай никогда не любил.

– Сколько надо?

– Семьдесят.

– Много. Пятьдесят. Шестьдесят максимум.

– Садись, – молодой водитель поморщился, но всё-таки кивнул. Жизнь строится на компромиссах, и отказываться от неопасного пассажира в такое время суток он всё же не захотел.

В салоне было тепло, пахло тряпками и бензином. Магнитола наигрывала что-то нежно-инструментальное, вроде «Танцующего под дождём». Николай расслабился, мечтая закрыть глаза и пролежать так, откинувшись на сиденья, хотя бы десять минут, пока машина будет ехать до цели. Нельзя. Водитель сидел спокойно, уверенно разгоняя машину между мигающими жёлтыми сигналами, разграничивающими сейчас кварталы Каменноостровского начиная примерно от улицы Графтио.

К нужной точке, которую Николай выдал, как ориентир, они подъехали быстро и без приключений, не остановленные ни одним ночным оператором полосатой палочки. Расплатился он остававшимися ещё «своими» деньгами, не трогая отцовские пятисотки, разменять которые, возможно, сейчас было бы нелегко. Привычно, как он делал почти всегда, Николай пожелал водителю удачи, и получил доброжелательный и взаимный ответ. Подождав, пока машина отъедет, он прошёл остававшиеся полтора квартала быстрым шагом – в ту сторону, откуда должен был появиться Артём. По сторонам было тихо. Где-то в стороне смачно, искренне, с переливами интонаций орал кот, потом к нему присоединился ещё один. Сезон, знаете ли.

Артёма пришлось ждать ещё минут десять, и за это время Николай сделал пару галсов вокруг назначенной ему для встречи группы киосков, чуть в стороне от входа в закрытую сейчас станцию метро. Ничего выдающегося он не заметил: у светящегося россыпями ярких бутылочных этикеток стеклянно-фанерного кубика подогревалась пивом парочка не то загулявших студентов, не то весьма прилично выглядящих гопников, не обративших на него никакого внимания. Грустный бомжик попинывал разбитую бутылку, звякавшую и пересыпающуюся льдинками осколков. Всё тихо.

Парень подошёл почти вовремя, озабоченный, нахохлившийся под надвинутой на глаза шапкой. Они отошли в сторону от света, обозревая компанию, оставшуюся на освещённом пятачке перед украшенным рекламой «Пепси-Колы» киоском. Время было позднее, и день у Артёма наверняка выдался тоже нелёгкий, поэтому мусолить Николай не стал, просто и последовательно рассказав ему основные детали. Цепочка получалась не слишком забавная, но сама по себе логичная, если начинать от драки на отделении. То, что дед так неожиданно её обрубил, было нестандартно, – такого от него наверняка никто не ждал. С «того» конца ситуации это, пожалуй, смотрелось лихо. Если подбирать сравнения, то так и сам Николай смотрел бы на нежную и хорошо знакомую девушку, любящую в интимные моменты помяукать ему в подмышку, но вдруг неожиданно оказавшуюся кенийской сепаратисткой из движения «Мау-Мау», – такое действительно есть.

– Им что, всё это время был нужен ключ? – сделал неожиданный вывод Артём.

– Почему ключ?

Николай здорово удивился, – какое значение хреново сделанный и утерянный в ходе драки ключ к сейфу может играть, он уже даже не гадал.

– А чёрт его знает, при чём…

Пришлось пожимать плечами. Ну, вот и довёл информацию, – какое бы значение она не имела. Дашин друг не дурак – другого бы она не потерпела. Может и вытащит чего-нибудь из новых деталей, каким бы левым боком они к Даше не относились. Что теперь?

Артём рассказал про поиски, – начиная с обзвона по всем номерам подряд, из самых старых, вытащенных из давно засунутых в глубину секретеров Дашиных записных книжек. Размноженными на ксероксе объявлениями «Ушла и не вернулась», подложенными под лист полиэтилена, от дождя, был оклеен весь возможный Дашин маршрут до дома. Пару раз звонили какие-то придурки, и сразу требовали тысячи долларов за информацию. Приходилось встречаться – во всех случаях это были пустышки: или полусумасшедшие, или просто потерявшие совесть люди, которым срочно надо было денег. Каждому бомжу в округе было выдано по 50 рублей с наказом спрашивать и смотреть вокруг – в своём большинстве они отнеслись к задаче по-человечески.

– И что?

Вопрос был, конечно, лишний. Если бы появилась хоть какая-то зацепка, Артём выглядел бы хотя бы чуть-чуть более живым. Проблемы Николая не произвели на него большого впечатления. Никаких прямых свидетельств в пользу их связи с исчезновением Даши он не видел, а подозрения или даже логику того, что всё это началось более-менее одновременно, к делу не подошьёшь.

Они распрощались, и Артём побрёл домой. Николай прошёл за ним метров тридцать, до угла следующего дома, чтобы посмотреть, не выйдет ли к нему подстраховывающий его спину человек, если такой есть. Нет, не вышел. Артём, как и он сам, был, похоже, одиночкой. Тяготы основных и реальных дел, – вплоть до разговора с бомжами, с ним делил Дашин отец, но встречу с её странноватым знакомым по работе Артём настолько многообещающей не счёл. На что, разумеется, имел полное право. Совершенно так же было понятен и тот факт, что он не предложил помощь хотя бы в форме ночлега. Ему было не до того.

Николай вернулся к киоску, купил на металлическую мелочь шоколадный батончик, и меланхолично его сжевал, разглядывая ряды пивных бутылок. Идти хоть куда-то было всё-таки надо. На вокзалах сейчас не поночуешь, даже с паспортом в кармане, а всё остальное стоит денег. Одежда на Николае, после на редкость удачного захода домой, была чистой, – от рубашки до носков, и пару дней можно было бы просто поночевать на отделении, затоварившись в том же или другом киоске одноразовым «жиллетом» и пачкой жевательной резинки вместо зубной щётки. Но сейчас для этого было поздновато – попытка пробиться на отделение сквозь намертво запертые в эти часы двери вахтёршу была чревата долгими объяснениями, а то, как туда прошёл тот тип в ночь прошлой пятницы, Николай так и не знал.

– Эй, парень…

Бомжик всё же закончил нарезать круги вокруг него, и подошёл попросить немного денег. Николай не дал, – самому было мало. Отойдя от метро и счастливо разминувшись с милицейским патрулём, он пошёл пешком по ночному городу: торопиться, в конце концов, было некуда. Примерно пятый или шестой подъезд из оставшихся по правую руку оказался без кодового замка, и Николай в него с интересом заглянул. Чистотой и излишним освещением подъезд не блистал, и это его вполне устроило. Планировка тоже была подходящей. Поднявшись по пахнущей дрянью лестнице до пролёта между двумя последними этажами, Николай прошёлся вдоль дверей, и ничего особо интересного не обнаружил. Подоконник был изрезан и покрыт ожогами от потушенных об него сигарет, но зато он был длиной почти в полтора метра, поэтому Николаю удалось на нём очень неплохо устроиться. Он даже не задумался посмотреть на часы, настолько быстро уснул, подложив согнутую вдвое сумку с халатом под поясницу. Усталость взяла своё, и заботиться об излишних удобствах не приходилось. В первый раз он проснулся где-то в полшестого, когда впервые заработал лифт – со скрипом и рычанием. Второй – через полчаса, от голосов на лестнице, на несколько площадок вниз. Третий – от того, что кто-то тряс его за плечо.

Не открывая глаз, Николай высказал несколько несложных японских фраз, сообщающих невидимому собеседнику, что он доктор, что это – весьма красивый дом, и что у него очень болит спина. Первая и последняя фразы были чистой правдой. Тряска и вопросы в стиле «Чего разлёгся?» прекратились, и Николай поднял голову, встретившись глазами с мужиком лет сорока, явно никогда не касавшегося начального курса «Японского для всех». Лицо у него было здорово удивлённое.

– Сколько времени? – спросил Николай, и сразу же сам посмотрел на часы. «7.25».