Егор Овчаренков - Последний бросок на запад Страница 40

Стой! При чем тут Злата?

Но мысли о ней не отпускали.

Вдалеке, на самом горизонте, полыхало зарево — натовцы где-то что-то у сербов разбомбили. По темному небу то и дело проносились какие-то тени, это была натовская фронтовая авиация, возвращающаяся на базы в Италии. Иногда еще раздавались взрывы, и их отзвуки гулко проносились по окрестным горам.

Новаку не спалось — и не потому, что спать мешали пролетающие бомбардировщики, отчего даже дребезжали стекла в окне. Причиной его бессонницы были нелады с женой и последний разговор с пленным.

В общем-то свет клином не сошелся на этом русском наемнике и не так уж важен он был для хорватской армии, чтобы уделять ему столько внимания, но каков, однако, гордец!..

Деньги — отказался. Свободу — отказался. Жизнь — отказался!

Не до конца отказался, тянет время, но прямо видно, как ищет лазейки, чтоб найти какой-то особый выход из положения.

Не выйдет!

Контрразведчика, человека очень азартного, просто зациклило на этом, именно на этом наемнике — дожать, заставить, сломать! Нет такой игры на свете, в которой бы он не смог выиграть. Нет такого человека на свете, который бы не подчинился его воле!

А что касается Златы…

Злата — пусть и его жена, но — женщина, существо более низкого порядка. Она будет всегда делать то, что он скажет.

Не смущала офицера контрразведки и дурная, среди хорватов, естественно, слава Емельянова; наоборот, если такой человек перейдет на сторону хорватов, то он, Мирослав Новак, только выиграет.

Он, как человек военный, просто не может себе позволить проиграть, к тому же проиграть русскому. А когда этот молокосос согласится, тогда, конечно, можно и к общественному мнению прислушаться, и расстрелять, если очень уж сильно требовать будут.

Мирослав Новак встал с кровати и, не одеваясь, в одних трусах, нервно заходил по комнате.

Что делать — решено, но только как?

Капитан подошел к столу — в специальном ящике, специально для таких случаев, хранилось несколько фотографий, на которых сербские солдаты были показаны в самом нелицеприятном виде. Вот четники насилуют женщину, вот они же расстреливают старика, вот поджигают дом, вот убитые дети, вот изуродованные, исковерканные трупы после обстрела четниками Сараево…

Снимки сделать было несложно — часа два работы, не больше; были бы под рукой свои солдаты да комплект сербской полевой формы. Не бегать же, в самом-то деле, с камерой за сербами. Справедливости ради надо сказать, что усташи действовали против мирного населения ничем не лучше четников. Такие или подобные события часто имели место, однако заснять их, вот в чем проблема. Пришлось прибегнуть к подручным средствам.

Но этого русского на такую примитивную наживку не возьмешь — не такой он дурак, чтобы купиться на это. Но чем тогда?

Снова пригрозить расстрелом? Может быть…

Мирослав аккуратно сложил фотографии в ящик стола и вернулся в кровать — да будь он проклят, этот русский наемник.

Достав из тумбочки упаковку снотворного, он выдавил на руку сразу две таблетки и, не запивая, проглотил…

Емельянов проснулся очень рано — светать и не начинало. Голова гудела, как барабан, — всю ночь снились кошмары. Сперва почему-то снился тот русский доктор из Теплого Стана, затем — мрачный охранник Марко, потом все это заслонило — как в кино, наплывом — лицо Новака. Контрразведчик был пьян и склонял Диму переходить на сторону усташей.

Емельянов потряс головой, несколько раз провел руками по лицу — единственный способ немного взбодриться после сна. Умываться тут не давали вообще.

А хорошо бы сейчас в душ! Ледяная водичка по полосам, по коже. Потом большое махровое полотенце…

Дима поднес руку с часами поближе к лицу, силясь рассмотреть цифры, — без десяти шесть. Просыпаясь среди ночи, он тоже смотрел на часы и тоже было без десяти шесть. Сколько же времени?

Емельянов подошел к двери и со всей силы ударил в нее ногой. Дверь гулко отозвалась. Крепкая, из толстых досок, сколоченных на совесть и обитых железом.

— Есть там кто-нибудь?! — заорал Дима.

За дверью никто не отзывался.

«Может, меня уже не охраняют? — подумал Емельянов. — Может, теперь получится сбежать? А может, Фочу уже заняли сербы? Здесь предлагают деньги, здесь предлагают жизнь… Так почему бы не воспользоваться?!»

Снова вспомнилась эта красивая хорватка: вот уж никогда бы не подумал он во время атаки на открыточный городок, что спасенная им девушка может быть женой человека, от которого теперь зависит его будущее и даже сама жизнь.

Мысли о Злате заставили забыть про все прочее — и про хорватов, и про побег, и про гудящую голову.

Через несколько минут противно заскрипели засовы и в камеру вошел хорват с автоматом на изготовку. Он подозрительно осмотрелся и только тогда нащупал за спиной ведро с водой и внес внутрь.

— Умываться! Быстро! Скоро тебя вызовет начальник, — сказал он и удалился, заперев дверь.

Емельянов подошел к ведру и на всякий случай понюхал воду. Не обнаружив подозрительных запахов, он с наслаждением умыл лицо, аккуратно разделся до пояса и, стараясь не замочить бинты на ключице, обтер ладонью здоровой руки все тело.

Тюремный сервис оказался на высоте — как только наемник закончил плескаться и довольно кряхтеть, охранник забрал. ведро и унес. Через минуту другой охранник ввез тележку с завтраком и поставил поднос на пол. При этом он проделывал все одной рукой — вторая была занята автоматом. Хорват не рисковал даже повесить оружие на плечо.

«Видимо, они спутали меня с котенком. Могли бы и побольше дать», — подумал Дима, недовольно рассматривая принесенный завтрак — небольшая баночка паштета, небольшой кусочек серого хлеба и стакан гадостного напитка в одноразовой кружке, отдаленно напоминающего чай, но больше мочу.

Покончив с завтраком, Дима с размаху зашвырнул пластмассовую кружку и пустую баночку из-под паштета в угол и разлегся на матрасе.

Но тут же дверь опять отворилась и охранник, привычно одев Диме наручники, приказал ему идти вперед.

И снова лестницы, бесконечные коридоры, знакомый двор, хруст камней под ногами…

Новак не поздоровался, а только кивком головы отпустил охранника.

— Ты готов дать мне ответ?

Дима только пожал плечами.

— Сколько же тебе надо времени?

Ответ был тот же.

— Мое терпение истощается, русский. Кое-кто из моего начальства уже начинает высказывать недовольство — как-никак, а наших ты перестрелял изрядное количество.

— Чем вы можете это доказать?

Новак ухмыльнулся.

— Ты довольно заметная фигура. Знаешь, у наших передовых частей было достаточно времени понаблюдать за противником в стереотрубы или в бинокли. Такого, как ты, нельзя не запомнить. Кроме того, тебя опознали те, кто видел тебя в деле неподалеку от моста… Точнее, те, кто остался в живых.

Говоря это, Новак подошел к окну, открыл форточку и закурил. Дима с завистью посмотрел на капитана.

— Закуришь? — спросил тот, перехватив взгляд наемника.

— С удовольствием. Если это не последнее желание перед смертью, конечно.

— А если последнее?

Дима пожал плечами.

— Итак, последний раз спрашиваю. Ты принимаешь мое предложение?

— Я еще не принял решения.

Новак рассвирепел:

— Решения здесь принимаю только я! Ты только можешь высказывать свои пожелания, которые я, может быть, учту. Мне уже надоело твое нытье про ранение и прочее. Даю еще двое суток — если не будет ответа, значит… Что за этим последует — знаешь. Увести!

После этой команды в кабинете появился все тот же охранник.

— В камеру! — небрежно кивнул Новак в сторону Емельянова.

У Димы отлегло от сердца — два дня отсрочки, целых два дня отсрочки.

Его вели по коридору. Навстречу шла женщина.

— Злата! — наемник резко остановился, так что ствол автомата больно ударил его между лопаток.

— Иди! — прикрикнул охранник, но, заметив жену капитана, расплылся в улыбке.

Не обращая внимания на Емельянова, Злата спокойно подошла к охраннику и завела с ним беседу — тот прямо расцвел от счастья.

С нейтральных слов о погоде, выражения сочувствия солдату в тяжелой и опасной службе Злата плавно и незаметно перевела разговор на личность пленного русского наемника.

Девушка рассказала конвоиру о невыносимой скуке, о том, что просто готова повеситься от тоски и что он очень бы ей услужил, если бы дал возможность поговорить тет-а-тет с таким интересным человеком, как этот наемник.

Она, мол, решила стать журналисткой и хочет начать с такого захватывающего интервью.

А при случае она пообещала «не забыть о существовании простого солдата».

Несколько мгновений охранник боролся с собой; с одной стороны — воинская дисциплина, приказ начальства, а с другой — когда тебя, скромного крестьянина, просит молодая девушка, да еще жена капитана Новака…