Стивен Хантер - Гавана Страница 40

Он снова повернулся к Эктору, точно так же приставил острие к веку и сделал еще один маленький надрез. Результат оказался именно таким, какого он ожидал. Эктор больше не мог переносить боль и ужас. Он обгадился. Мускулы у него на руках напряглись, как веревки. Он бился и визжал, полностью утратив контроль над собой.

— Тьфу, — фыркнул Фрэнки, — они что, всегда обделываются? Этот парень навалил целую тонну.

— Трудно сказать заранее. С некоторыми бывает так, с некоторыми иначе, и не угадаешь, пока это не случится. Хотя язык развязывается у всех без исключения. Никто не в состоянии вытерпеть страх лишиться глаза, вынести боль, унижение, собственную беспомощность. Это всегда действует. Это всегда действует, не так ли, мой друг Эктор?

— Прошу вас, сэр. Прошу вас, нет, умоляю вас. Я вам скажу все, что знаю.

— Я знаю, Эктор, что ты скажешь. Но я еще не готов заняться тобой. Если хочешь, можешь как следует задуматься о боли и тьме. Но я все равно могу ослепить тебя, просто в наказание за твое очень-очень плохое поведение. То есть даже после того, как ты мне все подробно расскажешь.

Он поднял скальпель, и Эктор заорал уже совершенно отчаянно, даже неправдоподобно.

— Вот, посмотрите, — сказал по-английски капитан, обращаясь к Фрэнки. — Как это действует! И впрямь удивительно.

— А? О да, да, вы правы. Да, это клево, факт. Но мы ведь говорили о телочках? Знаете, с этим товаром в Америке можно широко развернуться. Это будет та же самая порнуха, но в цвете. Высококачественные, четкие, большие картинки на глянцевой бумаге. И вам, конечно, не надо объяснять, не только сиськи, но и всякие письки и попки, открытые, закрытые — в общем, все со всех сторон. А там, глядишь, будем показывать, как трахаются. Когда мы запустим такое, зеленые на нас прямо посыплются. Мы с этого кое-что поимеем, уж поверьте мне.

— О да, — скромно отозвался капитан Латавистада. — Да, это замечательная мысль. Она мне очень нравится. Я об этом не думал. Но... да, наркотики, девочки в борделях, среди них есть молоденькие и очень-очень даже хорошенькие... Да, я все понимаю. В этом есть немалый потенциал.

— Вот и прекрасно, — сказал Фрэнки. — Вы же понимаете, я предлагаю сразу две мазы из одной базы. Вот в чем тут весь прикол. Картинки могут пойти по той же дорожке, по какой канают ваши наркотики.

— Да, это верно. Однако наркотики очень легко уничтожить в случае опасности, а печатная продукция занимает куда больше места, и потому это может оказаться проблематичным. Так что я считаю наркотики куда более безопасным делом, хотя бы на первых порах.

— Тогда нам нужно найти способ избавиться от картинок, и все будет в порядке. Я думаю... ну, я, конечно, здесь не мастак, но, пожалуй, может пригодиться кислота. Какая-нибудь кислота. Намного быстрее и гораздо эффективнее, чем огонь. Я однажды видел, как парню плеснули в рожу серной кислотой. Ну, скажу вам, даже ваш — как его? — Эктор не согласился бы поменяться с ним местами. Да, кислота работает быстро, тут я готов ответить.

— Хмм, — протянул Латавистада, — из этого и впрямь может что-то получиться. — Он посмотрел на часы. — Матерь божия, как поздно! — воскликнул он. — У меня назначена встреча с очень красивой молодой дамой. Прошу у вас извинения, сеньор Карабин.

— Фрэнки. Называйте меня Фрэнки.

— Хорошо, Фрэнки.

— Но как насчет...

— Ах, это. Ну конечно.

Он повернулся и молниеносным движением полоснул скальпелем по глазу привязанного, навсегда ослепив его.

— Теперь, Эктор, — прошептал он, — расскажи мне то, что я хочу узнать.

Тот принялся что-то поспешно бормотать, обливаясь слезами и соплями; его речь то и дело прерывалась спазмами в легких.

Латавистада кивал с серьезным видом.

— Он говорит, что этого Кастро обычно можно найти в одном из трех кафе и что он назовет моему человеку, Эдуардо, адреса всех его сторонников, о которых он знает. Завтра мы сможем перехватить Кастро в любом месте, где он только появится. Вот это ни в коем случае не окажется проблемой, мой друг.

— Вы работаете очень профессионально.

— Я хочу доказать вам, что кубинцы аккуратные, деятельные и способные люди, не то что эти ленивые пеоны в сомбреро, мексиканцы. Это из-за нашей более чистой, более благородной, настоящей испанской крови. А теперь, как я уже вам сказал, мне необходимо идти. У меня встреча в загородном клубе.

28

Тихая ночь, небольшой бар с громким названием «Ла Бодегита дель Медио». Первая волна «Джонов» отхлынула, прихватив с собой первую волну «марий»; игроки еще не выиграли и не проиграли столько, чтобы обмывать успех или заливать горе; ни один взвод морских пехотинцев или отряд моряков, получивших увольнение, не надумал заглянуть в эту часть города, и потому Эрл сидел в одиночестве под медленно вращающимся вентилятором, очень похожим на пропеллер «Уайлдкэта»[46], и разглядывал бутылку.

Она соблазняла его.

Она манила его.

Но он не желал сдаваться.

Она стояла перед ним на стойке бара и волшебно поблескивала в полутьме, давая невыполнимые обещания.

«Плевать», — сказал он себе и сдался.

Он жадно присосался к горлышку и заглотал сразу полбутылки.

— Может, будет лучше чем-нибудь запить? — произнес чей-то голос совсем рядом с ним.

Эрл поставил бутылочку аспирина на стол и сделал огромный глоток смеси, которую он называл про себя «джин-тоник без джина», чтобы смыть из горла неприятный вкус проглоченных таблеток.

— Да, — признал он, — гораздо лучше.

— Как ваша рана?

— Болит, словно ее жжет адским огнем.

— А почему бы вам не выпить чего покрепче?

— Дружище, я и рад бы. Но если я это сделаю, то проснусь только через три недели где-нибудь в Шанхае, с китайской женой, семью детьми, четырьмя комплектами бабушек и дедушек и шестью новыми татуировками.

— Ах, — проронил собеседник, — вы прямо-таки воплощение дисциплины, что, как я полагаю, и является секретом ваших многочисленных потрясающих достижений.

Эрлу не хотелось смотреть, но он все же посмотрел. Непрошеный собеседник оказался все таким же тощим, с сухой морщинистой кожей, проницательными и властными блестящими глазами, с ежиком седоватых волос и в мешковатом костюме.

— Когда мы встретились в прошлый раз, вы продавали пылесосы. Как вас тогда звали?

— Честно говоря, я позабыл. Я порой путаюсь в деталях.

— Мне кажется, Вермер, или Вермхолд, или Вермгедд.

— Вроде бы похоже.

— Вермольдт. Да-да, фирма «Идеальный вакуум» или что-то в этом роде. Из Небраски.

— Интересно, где находится эта самая Небраска? И есть ли там компании, торгующие пылесосами?

— Понятия не имею.

— Так вы уверены, что не пьете ничего алкогольного? Что касается меня, я с наслаждением предаюсь пороку после того, как целый день без остановки торгую пылесосами. Я бы с преогромным удовольствием угостил вас.

— А я с удовольствием принял бы ваше предложение и сегодня, и завтра, черт бы его побрал. Именно этого мне больше всего хотелось бы. Простите, откажусь, но благодарю за предложение. А вот я в любом случае должен угостить вас. Мне кажется, что я перед вами в долгу.

— Вот и прекрасно. Я выпью мохито. Это место славится своими мохито. Ради мохито сюда специально приезжают кинозвезды.

Эрл вытащил из кармана комок смятых долларов, подозвал бармена и заказал тоник без джина для себя и мохито для своего соседа.

Двое мужчин молча наблюдали ритуал: официант растер сахар и веточку мяты с несколькими каплями рома, затем долил еще рома, добавил содовой воды, кинул в стакан несколько кубиков льда, снова долил рома и положил в стакан соломинку. Затем он увенчал стакан зубочисткой с крохотным американским флагом и подал.

— Ах, как патриотично! — заметил продавец пылесосов. — За Соединенные Штаты Америки! — провозгласил он и надолго присосался к соломинке.

— Люблю людей, которые пьют с удовольствием, — сказал Эрл. — Знаете, я очень рад, что столкнулся с вами. Прошу вас, взгляните-ка на эту штучку.

Эрл сунул руку в карман, извлек оттуда медный цилиндрик менее дюйма длиной и поставил его на стойку.

— Что это за штучка, по вашему мнению? — осведомился он.

— Полагаю, это как-то связано с оружием, да?

— Мне тоже так кажется.

— Я всегда считал, что оружие очень опасно.

— Да, мне тоже приходилось слышать об этом. Как бы там ни было, пришлось немного поломать голову, но в конце концов я все же выяснил, что это гильза от «томми» марки ППШ сорок первого года. Калибр семь целых шестьдесят три сотых миллиметра.

— Комми-"томми"! Какой ужас!

— Угу. «Томми» работы коммунистов. Кстати, на днях я должен был почти наверняка отбыть на тот свет. Похоже, я сильно не глянулся какому-то парню, и он решил попортить мне прическу своим пистолетом. Решить-то решил, но вдруг в нем самом образовалось дыр больше, чем в швейцарском сыре. Кто-то шесть раз продырявил его из этого самого, как вы говорите, комми-"томми". И еще шесть раз прежде, чем он начал падать.