Сергей Зверев - Триумф воли Страница 40

– Через минуту здесь начнется ад! – заревел командир. – Люки задраят через десять секунд!

– Иду! Я уже иду! – испуганно отозвался ракетчик, отбросил далеко в сторону бесполезные коробочки электродетонаторов и быстро засеменил по мокрой броне к палубному люку. Матрос бесцеремонно впихнул инженера в брюхо субмарины и быстро начал вращать маховик задраивания люков. Пронзительно била по нервам сигнализация аварийной тревоги, по коридорам, перепрыгивая через высокие комингсы, то и дело сновали матросы из экипажа, а из динамика, который орал прямо над головой ученого, с остервенением обреченного отдавал приказания командир.

Деваться инженеру-ракетчику было некуда, по боевому и аварийному расписанию места для него не предусматривалось, межотсечные переборки команда сразу предусмотрительно задраила, и ему не оставалось ничего другого, как только стоять, прислонившись спиной к борту лодки, прислушиваться к командам, которые раздавались из динамика громкой связи, догадываться о перипетиях невидимой, смертельной схватки и, уповая на выучку экипажа, молиться за них и за себя.

Военно-морских терминов инженер-ракетчик не знал, но общую картину боя понять мог. И не только понять, но и почувствовать собственным телом, когда в воду полетели первые бомбы, сброшенные с советских самолетов, и субмарина задергалась от ударной волны. Ученый почувствовал со стороны бронированного борта легкий толчок в спину, а по бортам отсека гулкой трелью забарабанили десятки осколков. Потом спина ракетчика ощутила еще несколько ударов смертоносного груза бомбардировщиков. Как мог догадаться инженер, субмарина судорожно пыталась уйти под воду, одновременно уклоняясь от атак русских самолетов и наскоков подоспевших юрких катеров-торпедоносцев. Невесть откуда взявшиеся катера заливали светом прожекторов море, высвечивая контуры немецкой подводной флотилии, а авиация пыталась пустить вражеские посудины ко дну. Насколько русским это удалось относительно других экипажей – ракетчик не имел ни малейшего представления, но их субмарина еще боролась за свою жизнь.

Странное это дело, ощущать ход сражения не глазами, а спиной! Странное и страшное…

Даже специалист-ракетчик, который раньше никогда не имел к флоту никакого отношения, понимал, что любая субмарина не приспособлена сражаться в надводном положении. Для этих целей существуют другие типы судов – эсминцы, линкоры, миноносцы, сторожевые корабли и еще много разных других надводных кораблей военного флота.

А подводная лодка потому так и названа, что ее стихия – война на глубине. Сейчас же их субмарина беззащитно кувыркалась под русскими бомбами, судорожно маневрируя на открытой морской глади и пытаясь уйти на спасительную глубину.

Однако русские, судя по всему, такой возможности вражеской подлодке предоставлять не собирались. Глубинных бомб на борту советских самолетов явно не было, а обычная авиабомба подводному судну, которое укрыто десятиметровой толщей воды, не принесет никаких повреждений.

Субмарина то стремительно неслась вперед, то резко сбрасывала обороты и начинала пятиться, а то вдруг начинала беспомощно рыскать из стороны в сторону, натужно подпрыгивая на крупных волнах, которые после разрывов бомб кругами расходились по поверхности моря, то закладывала немыслимые виражи, насколько могла их делать многотонная стальная громадина.

Потом лодка на минуту замерла, дала залп по русскому катеру, и снова началась игра в пятнашки с бомбардировщиками, призом в которой была жизнь или смерть нескольких десятков моряков экипажа.

Специалисту-ракетчику, запертому вместе с несколькими моряками в узком надстроечном отсеке, по боевому расписанию делать было нечего. Единственное, что ему оставалось, – это цепляться за холодные металлические балясины вертикального трапа и размышлять.

«Почему русские появились так быстро? – думал он, складывая в голове недостающие фрагменты картины. – Запуск всех двадцати пяти агрегатов был рассчитан на шесть-восемь минут. Командир субмарины давал мне почти четыре минуты для полного завершения операции и уже через две минуты насильно загнал меня в лодку. Русские появились почти сразу. Значит, прошло минут десять, не больше. – В очередной раз грохнуло где-то совсем близко от борта, субмарина на мгновение завалилась на бок, и ракетчик больно ударил коленку о стальную арматуру, но не обратил на ушиб никакого внимания, продолжая свои лихорадочные подсчеты. – До русского берега должно быть не менее ста пятидесяти километров, иначе ракеты при их скорости просто не успеют захватить луч радиомаяка и сманеврировать на цель, – град осколков яростно забарабанил по броне прямо за спиной ракетчика, и по его телу пробежала холодная дрожь. – Даже если русские бомбардировщики обладают сверхфантастической скоростью, скажем, пятьсот километров в час, то за десять минут они могли успеть покрыть расстояние в восемьдесят, девяносто, пусть даже сто километров, но никак не сто пятьдесят! У флотилии должно было оставаться достаточно времени, чтобы спокойно завершить задачу, погрузиться и беспрепятственно вернуться домой! Должно!

Почему же, черт возьми, русские появились так быстро?!!» – продолжал размышлять ракетчик, все ближе подбираясь к страшному и неутешительному для него выводу – русские их ждали.

Возможно, большевики не знали, из какого квадрата точно произойдет запуск «Фау-2», возможно, они не во всех подробностях знали о планах германского командования. Но то, что залп по Мурманску будет произведен как раз в эту ночь и именно с моря, с понтонов – об этом русские – ракетчик в этом теперь не сомневался – знали совершенно точно. С большой степенью уверенности немецкий специалист мог предположить, что и о тактико-технических характеристиках секретнейшей немецкой ракеты большевики тоже имели очень четкое представление.

Ведь в момент пуска «Фау-2» советские экипажи находились в кабинах бомбардировщиков не на земле – иначе они просто не успели бы долететь, а поджидали немецкую флотилию уже в воздухе. И пусть о точном месте и времени залпа русские и не знали – им этого было и не нужно. Скорее всего, в предполагаемых квадратах с наступлением темноты дежурили, сменяя друг друга, несколько эскадрилий бомбардировщиков. Одни прилетали – другие отправлялись на дозаправку. Видимость хорошая, да даже если бы над морем висел обещанный туман – не заметить в темноте такой яркий фейерверк с высоты нескольких километров было бы просто невозможно.

«Это еще нам очень повезло, – продолжал размышлять немецкий специалист-ракетчик, – что во время залпа русские самолеты находились где-то в стороне, а не прямо у нас над головой. При такой иллюминации они давно пустили бы все наши корабли ко дну. А так, бог даст, выберемся! И того подонка и предателя обязательно найдут! Даже если он высокопоставленный чин, даже если он сам гросс-адмирал Денниц, даже если он окопался в Берлине – все равно его отыщут и расстреляют!»

Немец не знал одного – того, что советское командование не ограничилось только лишь группами постоянно дежуривших в небе бомбардировщиков. К этой операции адмирал Кузнецов привлек все имевшиеся в его распоряжении силы и средства. В эту ночь в студеном Северном море на расстоянии нескольких десятков миль дежурили несколько групп советских военных судов, готовых по первому сигналу прийти в нужную точку и уничтожить подводную армаду гитлеровцев. Помимо легких и быстрых торпедных катеров и бомбардировщиков в небе дежурили несколько групп самолетов-торпедоносцев «Ил-6».

И о том, что эти грозные советские боевые машины уже появились в поле видимости, немецкий специалист-ракетчик тоже не догадывался. Не мог он знать и о том, что из всей боевой армады, которая должна была смести с лица земли Мурманский морской порт, в живых к этому часу осталась только одна подводная лодка, в утробе которой он сейчас находился. Не мог немецкий ракетчик ведать и о том, что минуты его жизни были сочтены. Несколькими близкими разрывами авиабомб были повреждены горизонтальные рули, субмарина потеряла маневренность, а после удачного залпа по русским катерам внешние заслонки торпедных аппаратов не закрылись, и в шахты хлынула забортная вода.

Обреченный подводный хищник зарылся носом в волны, слабо пытаясь сопротивляться смерти, а из стального нутра лодки раздались обращенные к всевышнему мольбы о спасении.

Специалист-ракетчик расширенными от ужаса глазами смотрел на динамик громкой связи, из которого звучала уже не молитва, а протяжный, полный отчаяния вой… Среди привычных запахов солярки и морской воды моряки впервые отчетливо почувствовали новый, пугающий запах – запах приближающейся смерти. Цепенея от ужаса, они сейчас пытались докричаться до бога, моля его о снисхождении и прощении. Их вопли метались по стальным коридорам, проникая в каждый закоулок, просачиваясь через переборки, через задраенные отсеки и посты. И когда этот страх бессмысленной и неотвратимой смерти поселился в теле ракетчика – завыл и он. Дико. Матерясь. Задыхаясь от запахов подлодки, от моря. Он, словно растение, всем своим существом тянулся к солнцу, к богу. Но, слепой, закованный в толстую стальную броню, он не мог видеть, что в эти минуты между ним и всевышним распростерла крылья советская авиация. И его вопль, как и вопли всех двадцати восьми подводников, дробясь о металлические корпуса бомбардировщиков, растворялся в ночи, так и не достигнув небес.