Максим Шахов - Мы ударим первыми Страница 40

– Ты, Вадька, как всегда у нас: живее всех живых!

Попытавшись что-то сказать, Вадим натужно закашлялся.

– Погоди ты, торопыга, с «апрельскими тезисами». Надо твоего друга в чувство привести.

Похоже, что Петрович опять потерял сознание.

Вадим безмятежно блаженствовал минут пять. Потом сел и начал оглядываться. Затем негромко произнес:

– Знаешь, Галчонок, если когда-нибудь впредь тебе покажется, что я сделал что-то... э... некорректное по отношению к тебе или высказался... э... не подумав, произнеси только «водяная ловушка», и я приползу на коленях вымаливать прощение!

– Спасибо, – серьезно ответила девушка. – Но ведь тогда не станет НАШЕГО Вадика. Поэтому я клянусь никогда не произносить эти слова! Живи, как прежде, гуттаперчевый. И все равно – спасибо.

– Проехали. Куда же подевался наш недобросовестный тюремщик?

Галя кивнула в сторону решетки. Вадим пригляделся внимательнее: то, что сначала он принял за груду тряпок, засунутых под решетку, было телом Рыжего.

– О, да он еще и толстяк отменный!

– Скажи, удачно получилось? А то здесь днем с огнем подручного средства не отыскать. Цепь и та куда-то подевалась, – девушка указала на большой ржавый крюк, глубоко загнанный в потолок, – тогда решетку легче было бы поднять.

– Ты Рыжего... того?..

– Нет. В отличие от Шпицбергена, здесь я могла не торопиться.

Галя намекала на то, что ей пришлось убить на Шпицбергене важную свидетельницу – телохранителя террориста Салаха, и Вадим потом долго... хм... укорял ее за это.

– Гюльчатай, ты молодец! Очень хочется узнать у этого борова, где они с Азером встречаются и что такое «третий лаз»...

– Ну вот, – девушка отстранилась от Крота и присела передохнуть, – хорошо, что он был без сознания: боли не чувствовал, пока я ему кость на место поставила и кое-какую шину наложила. Пусть поспит еще. А через месяц-полтора скакать будет, как кролик.

– Заяц.

– Один фиг – полорогое парнокопытное!

– Не скажи, кролики другим замечательны... Всё, молчу! Давай-ка толстяка вытащим. Ты, часом, не перепутала: не головкой его в воду погрузила?

– Обижаешь!

Вода к этому времени уже закрывала всю решетку, поэтому друзья перебрались в проходной коридор. Находящихся в бессознательном состоянии Крота и Рыжего они перетащили туда же. Толстяк быстро очухался и недоуменно озирался:

– Что? Что такое?! Кто вы?

– Ну, меня ты, думаю, знаешь, – угрожающе зашипел Вадим, – а это, – он указал на девушку, – твоя смерть! Причем очень мучительная и долгая.

Галина сверкнула в полутьме белыми зубами и протянула к Рыжему руки с растопыренными пальцами.

– Не-е-ет! Я ничего не делал!! Я ничего не знаю!!!

– А я тебя ни о чем и не спрашиваю! Разве Смерть спрашивает?! Смерть берет!!! – И Алексеева дважды полоснула не слишком длинными, но острыми ногтями по лицу толстяка с таким расчетом, чтобы удары пришлись на лоб и щеки.

Эффект оказался потрясающим: кровь хлынула потоком, заливая глаза, рот, даже уши!

Рыжий дико завизжал и попытался отползти, но быстро уперся в стену. Мгновенно залившая распахнутый рот кровь превратила истошный визг в громкое утробное бульканье, перешедшее в желудочный спазм. Толстяка вывернуло наизнанку. Создавалось полное впечатление, что человек подвергается жутким пыткам и вот-вот примет страшную, мученическую смерть.

Галина удивленно посмотрела сначала на Вадима, а потом на свои окровавленные ногти, и недоуменно фыркнула.

– Небось с вечера кураре намазала? – невинно поинтересовался он.

– Только бесцветным лаком.

– Надо бы рецептик переписать... – Вадик уже забыл о своем недавнем обещании.

Он ухватил толстяка за шиворот, подтянул к порогу залитой водой комнаты и ткнул носом в пол. На затылок жертве Вадим поставил ногу, и удерживал ею трепыхающееся тело секунд тридцать. Потом попытался рывком поставить Рыжего на ноги, но ничего не получилось: ноги мгновенно подкосились, и туша бандита сползла по стенке на пол. Вадик махнул рукой: «Плевать!» – и отвесил толстяку увесистую пощечину.

– Теперь она разорвет на части твое тело! Видишь, ей даже ножика не надо для этого. А начнет она... – Вадим медленно опустил взгляд с лица Рыжего куда-то в район его выдающегося живота, ухватился рукой за пояс брюк и рванул с такой силой, что враз отлетели все пуговицы и лопнула «молния». – Начнет...

– Я все, все, все скажу-у-у-у! У-у-у-берите ее!!!

Через пять минут они уже знали все, что было известно самому Рыжему...

14.30. Кортеж президента въезжает в город Северодвинск и направляется к зданию мэрии.

Стоя за углом только что обследованного здания склада-цеха, Талеев достал и включил мобильный телефон.

– Привет, Серега! Как у тебя?

– Никаких новостей. Разве что неукоснительно соблюдаем установленный порядок.

– Наши с Толей поиски не дали никаких результатов. Или непосредственный наблюдатель вообще отсутствует, или располагается в совершенно другом, не высчитанном нами месте. Возможно, на том берегу, на СМП.

– Это нереально! Ты же сам понимаешь, что не пойдет Азер на такой риск, зная, как будет охраняться вся территория завода СМП.

– Значит, пошел... Ты можешь что-то конкретное предложить?

– Вряд ли. Саперы единодушны: любая попытка быстрейшего разминирования вызовет взрыв. Невозможно и трогать крышку реактора, они продумали этот вариант. А я хотел поначалу через какое-нибудь маленькое отверстие ввести замедлитель прямо в активную массу... Отпадает.

– А если, наоборот, придавить сверху эту крышку так, чтобы...

– Гера, Гера... Даже если на нее поставить оба транспортных контейнера с плавмастерской – а это будет семь тонн, – все равно что слону дробина. В Чажме только сам тепловой взрыв вынес пятитонную крышку, как пушинку. А здесь еще и мощнейшая взрывчатка.

– Н-да-а-а...

– Я даже подумал, что можно быстро затопить у причала саму лодку, но... Это не намного облегчит последствия взрыва. Охват, так сказать, береговой территории будет, конечно, сужен. Меньше пострадает город, но то, что произойдет с каналом, всем устьем, Двинской губой, Белым морем и далее... В общем, мировая экологическая катастрофа.

– Ладно, Редин, хоть что-нибудь обнадеживающее ты можешь сказать?

– Безусловно! Президент и вся его свита будут находиться на заводе в очень выгодных условиях. Самое надежное место, куда можно спрятаться непосредственно после взрыва, – это корпус подводной лодки. А все торжества как раз и будут проходить в непосредственной близости от него, или даже на нем. Президент, глядишь, еще и внутрь заберется. Он это любит. Я тут поговорил с местными и выяснил, что новая субмарина полностью готова и к плаванию, и к погружению. Так что ее можно притопить у пирса, чтобы радиоактивная грязь не запачкала даже легкий корпус.

– Вот видишь, можешь ведь порадовать!

– Ты, Гера, найди в свите президента адмирала Треухова. Это командир Беломорской базы. Вряд ли он будет в первых рядах. Опиши ему ситуацию – разумеется, «в части касающейся». Олег Александрович опытный подводник, бывший командир стратегической субмарины, и просто нормальный мужик. Сошлись на меня: лейтенантами мы с ним служили на одной лодке, он даже на год помладше был; много чего выпили... И можешь быть сам спокоен: он идеально организует эвакуацию всех в прочный корпус. И там еще покомандует.

– Вот за такую «наводку» спасибо. Непременно воспользуюсь, если...

– Если что?

– Часы еще не остановлены. Я сейчас вызываю машину, чтобы отвезли меня к проходной СМП. Там встречу президента. Буду сопровождать его по заводу и на торжествах. Позвоню тебе оттуда. А ты скрытно подготовь оба экипажа к быстрой эвакуации.

– Слушаюсь, начальник!

Редин разговаривал по телефону, поднявшись из прочного корпуса лодки на мостик. Здесь заодно можно было и покурить. Сергей достал сигарету и прислонился плечом к одному из выдвижных устройств, проходящих через рубку. Он делал затяжку за затяжкой, отрешенно глядя перед собой. Внезапно его взгляд сфокусировался на свежей смазке, покрывающей блестящую поверхность стальной трубы. Потом мелькнула мысль, тут же оформившаяся в реальную идею. Сигарета полетела за борт, а Редин, ухватившись за поручни, ринулся по вертикальному трапу в чрево корабля.

Перископ! Ему был нужен перископ. Командир лодки ушел отдыхать в свою каюту. Беспокоить его Сергей не стал. Он сам вызвал из рубки дежурного сигнальщика и распорядился подать питание на перископ. Теперь можно было поднимать, опускать, поворачивать его в любую сторону, фокусировать цель, приближать или удалять ее прямо из центрального поста субмарины. Минут десять Редин добросовестно обшаривал окрестности, а потом проинструктировал сигнальщика, указав ему на две цели, с которых тот ни на секунду не должен был спускать глаз и немедленно докладывать ему, капитану 2-го ранга Редину, о малейших изменениях в конфигурации целей, о появлении там самого незаметного со стороны движения... Даже если птичка сядет – или, наоборот, улетит.