Кирилл Максимов - Парень с крутым нравом Страница 40

«Кадиллак» замедлился. Настя уже рассматривала экран бортового компьютера. Тот был черно-белым, без подсветки, как мониторчики первых электронных часов.

– Ну и древность!

– Не древность, а раритет, – уточнил Богдан.

– Ни хрена на нем не понять. Топливо показывает в галлонах. Температуру в градусах – по Фаренгейту. С ума сойти можно. И еще, гад, подсказывает оптимальную скорость, с которой надо ехать, чтобы расход топлива был минимальный. Тоже в милях.

– Не привередничай. Машина чудесная, хоть и старая. В те времена умели делать вечные вещи, не то что теперь. Посмотри на сиденья. Это же не французские, немецкие, японские стоматологические кресла, где и повернуться невозможно. Тут же настоящий диван, на котором спать можно улечься.

– Да уж, не сиденье, а настоящий сексодром! – Настя засмеялась.

– У тебя одно на уме.

– Я же шучу.

Дорога была прямой. Настя надела темные очки, открыла окно, ветер трепал ее волосы.

– Тут столько всяких ненужных прибамбасов! – Женщина покачала головой. – Вот тебе регулировка сидений, зеркал заднего вида.

– Тут даже круиз-контроль есть. Можно выставить нужную скорость. Машина сама ее держит, а на прямом участке – и курс. Даже руля не надо касаться, – продолжал исследовать возможности старого «Кадиллака» Богдан.

– И чем-нибудь в это время заниматься на переднем сиденье, – подсказала Настя. – Американцы обо всем позаботились.

– Заниматься мы с тобой, конечно же, не станем, но систему опробуем, – заявил Князев, включая круиз-контроль.

Умный «Кадиллак» и в самом деле взял управление на себя, летел по прямой. Стрелка спидометра замерла у заданной отметки в шестьдесят миль в час и даже не шевелилась. Богдан отпустил руль, поднял ноги и упер их в приборную панель.

– Красота. Так бы до самой Москвы ехать, – сказал он.

– Будем ехать, сколько получится. – Настя открыла перчаточный ящик, вытащила стопку дисков. – Что поставить? Эстраду? Классику? – Она перебирала компакты. – Да тут и диски такие же старые, как сама машина. Пугачева, «Песняры», «Битлз». Ух ты, настоящая машина времени!

– Группа? – уточнил Богдан.

– Нет, такая машина, как у Герберта Уэллса. Ты его роман читал?

– Что-то припоминаю. В детстве читал. Там, кажется, двое исследователей на машине времени в будущее отправились и не могли потом вернуться. Что-то у них там сломалось.

– Не помню уже, двое исследователей было или один, но сломалось у них там что-то – это точно, – подтвердила Настя.

Дорога в перспективе делала плавный поворот вправо. Насыпь повышалась, заходя на путепровод над железной дорогой. Богдан снял ноги с приборной панели, взялся за руль и выключил режим круиз-контроля.

– Переходим на ручное управление, – сказал он Насте. – Машина не настолько умная, чтобы видеть дорогу.

Князев хотел чуть повернуть руль, поскольку колеса уже ехали по осевой. Баранка не поддалась, словно ее намертво приварили. Князев дернул посильнее, но та осталась на месте.

Бывший прапорщик выругался.

– Что такое? – забеспокоилась Настя.

– Руль не поворачивается. Его заблокировало.

– Быть такого не может. Руль блокируется, когда зажигание выключают, – выказала свою техническую осведомленность женщина.

Левое колеса уже пересекло осевую. Машина мчалась по самой середине дороги.

– Тормози, – посоветовала Настя.

– Сейчас.

Но педаль тормоза просто проваливалась. Машина никак не реагировала на ее нажатие, продолжала лететь точно по прямой.

– Только не говори «черт», – предупредила Настя.

– Почему?

– Сглазить можно.

– Нас и так уже кто-то сглазил, – фыркнул Богдан.

– Ты газ сбрось, мы и остановимся, – со страхом произнесла Настя.

«Кадиллак» уже оказался на встречной полосе, и с этим ничего невозможно было поделать.

– Да пробовал уже. Педаль будто не от этой машины. Никакой реакции.

– А ты зажигание выключи, – посоветовала Настя, сама потянулась к ключу и повернула его.

С тем же успехом она могла поворачивать и защелку на сумочке. «Кадиллак» никак не отреагировал на это движение.

– Мы же убьемся! – ужаснулась Настя.

Навстречу, с другой стороны моста, нависавшего над железной дорогой, поднималась длиннющая фура. С запада спешил товарный поезд.

Князев и Настя быстренько на глазок решали задачку, будто материализовавшуюся из школьного учебника по математике:

«Тяжело груженная фура с такой-то скоростью въезжает на мост. По встречной полосе несется взбесившийся «Кадиллак» с двухсотвосьмидесятисильным двигателем. К мосту с такой-то скоростью приближается товарный состав…»

Ответ просчитывался приблизительный, но неутешительный для всех. Фура и «Кадиллак» столкнутся на середине моста, проломят хлипкое ограждение и свалятся прямо на товарный состав.

– Мама! – закричала Настя, видя, как из-за изгиба моста показывается высокая кабина фуры.

Князев делал отчаянные, но безрезультатные попытки сорвать руль с места. Тогда он вдавил клаксон и протяжно засигналил. Богдан видел беззвучно шевелившиеся губы водителя фуры и представлял, каким словами тот сейчас его кроет. Раздался сигнал грузовика, низкий, как пароходный гудок. Водитель делал все, что только мог. Он не имел возможности резко тормозить и выворачивать на встречную полосу, делал это постепенно.

– Пристегнись! – закричал Князев.

– Я и так пристегнута!

Фура начинала медленно «складываться» – прицеп заносило. Он уже жил сам по себе, независимо от водителя. Никто ему был не указ.

– Тогда молись!

– Чего?

– Молись, говорю.

– Отче наш, который есть на небесах, дай нам хлеб насущный… – сбивчиво стала вспоминать слова подзабытой молитвы Настя.

– Какой хлеб?! Спаси и сохрани!

Князев вцепился в руль не для того, чтобы управлять машиной. Такие надежды он уже оставил. Это движение было чисто рефлекторным.

– Аминь! – успела произнести Настя и завизжала.

Кабина грузовика пронеслась совсем рядом. За раскрытым окном мелькнули задние скаты седельного тягача. Затем обзор закрыла фура. Богдан ничего не мог сделать, но глаза не закрывал.

Задний бампер фуры ударил в крыло «Кадиллака». Раздался отвратительный скрежет металла. Фура исчезла из поля зрения. «Кадиллак» продолжал мчаться. Самое удивительное, что удар подкорректировал траекторию движения неуправляемой машины, сдвинул ее нос вправо. Теперь «Кадиллак» понемногу возвращался на свою полосу. Внизу грохотал товарняк с бревнами.

– Живы? – В голосе Насти не чувствовалось уверенности.

– Пока живы, – произнес Князев, любящий точность в описании обстановки.

– Почему пока? – Настя была неисправимой оптимисткой.

«Кадиллак» уже шел с моста, а потому начинал разгоняться.

– Мы в ограждения врежемся, – пояснил Богдан.

– Сделай же что-нибудь!

– В другой раз. Тут от меня уже ничего не зависит.

– Может, обойдется? – предположила Настя, вжимаясь в сиденье.

– Но рассчитывать следует на худшее, – сказал Князев.

– Куда уж хуже!

Правое крыло коснулось ограждения. Разлетелась фара. Искры сыпались, как из-под электрода сварочного аппарата. Машина мчалась, напирая на стальные ограждения. Настя инстинктивно отодвигалась, насколько это позволял ей сделать ремень безопасности.

– Мамочка моя!

Уже скрежетала и дверца с Настиной стороны.

– Дай мне руку, – попросила женщина. – Я боюсь смерти.

– Я тоже боюсь. – Богдан выполнил просьбу Бубликовой, может, последнюю в этой жизни.

– Молитва нам поможет, – тихо произнесла Настя. – Я не хочу умирать молодой и красивой.

– Все обойдется.

– Правда?

– Правда.

– Ты меня обманываешь.

– И себя тоже.

Мужчина и женщина сжимали пальцы. Рука у Князева стала мокрой от выступившего пота.

– Не знала, что ты так сильно потеешь, – некстати произнесла Настя.

– Оставим этот разговор на потом. Хорошо? Держись!

Стальное ограждение подходило к концу. Насыпь снижалась. Еще один веер искр выпустила дверца. Теперь уже ничто не мешало «Кадиллаку» уходить вправо. Загремели по днищу камешки, вылетающие из-под колес, зашуршала трава. Машину подбрасывало, как на вибростенде.

– Взлетаем! – прокричал Князев.

Разогнавшаяся машина пересекла бровку насыпи. Колеса оторвались от земли, продолжая бешено вращаться. Вид через лобовое стекло был таким, словно Богдан и Настя оказались в кабине самолета, оторвавшегося от взлетной полосы. Но это длилось недолго. В отличие от самолета «Кадиллак» не был рассчитан на длительное пребывание в воздухе, у него не было крыльев, реактивного двигателя или хотя бы пропеллера.