Андрей Дышев - Русский закал Страница 40

Картавый, не дожидаясь, пока я сяду, как бы подчеркивая свое презрение ко мне, потянулся за мясом и лепешками и принялся есть. Валери потирала ладони, голодными глазами рассматривая стол. Рамазанов курил трубку, с прищуром глядя на меня.

– Вы немного опоздали, – сказал он мне.

– Надеюсь, за эту провинность я не буду лишен завтрака?

– Ни в коем случае. Просто я хотел сказать, что в первую очередь ценю в людях точность и обязательность.

– Извините, что я не потрудился понравиться вам, – ответил я с легкой улыбкой, придвигаясь к столу.

Рамазанов вынул трубку изо рта и положил ее на чистую тарелку рядом с собой, словно намеревался расправиться с ней при помощи ножа и вилки. Дымок, вьющийся над ней, был слегка сладковат, с легким запахом меда. Картавый, набив рот лепешкой и бараниной, пытался впихнуть туда еще и помидор. Я, не притрагиваясь к еде, как бы подчеркивая, что пришел сюда не за этим, сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на картавого. Несколько минут адвокат сидел неподвижно, устремив взгляд в окно. Если бы не омерзительный чавкающий рот картавого, я мог бы находиться за этим столом гораздо больше времени.

– Если я правильно вас понял, – начал я, повернувшись вполоборота к адвокату, – вы предлагаете мне сделку. Я указываю вам на карте место, где Бенкеч спрятал баулы, а вы обеспечиваете мне безопасное возвращение домой.

Рамазанов неторопливо снял салфетку, прикрывающую чашки и кофейник, налил себе глоток кофе, кинул в чашечку кусок сахара, беззвучно помешал ложкой, поднес чашечку к губам.

– Где гарантия того, что вы не обманете нас? – спросил он, не поворачивая головы.

– Я очень хочу, чтобы вы оставили меня в покое, а потому изо всех сил постараюсь не ошибиться.

Он вынул из нагрудного кармана сложенный в несколько раз плотный лист бумаги и, развернув, положил передо мной. Это была карта северных провинций Афганистана, карта, несомненно, иностранного производства, потому что географические названия на ней были написаны латинским шрифтом: «KUNDUZ», «HAYRATON», «NARDARA», масштаба один к миллиону, достаточно подробная, и я сразу нашел в крайнем правом углу карты извивающиеся кольца горизонталей, похожих на деформированные мишени, обозначающих те самые хребты, почти симметричные, как горбы верблюда, между которых, символически обозначенное зубчатой расческой, протянулось глубокое ущелье с голубой ниточкой-ручьем посредине. Но мой взгляд ни на мгновение не задержался на этом ущелье, заскользил по карте дальше, нарочно долго блуждал в окрестностях Кундуза, вернулся к приграничному Хайратону и плавно перешел на лицо адвоката, внимательно следившего за мной.

– Да, – ответил я, отодвигая карту от себя. – Здесь есть это место.

– Где-то здесь, так? – Он обвел кружочком кишлак Нардара. – Вы могли бы показать точнее?

– Мог бы. Но для начала я хотел бы получить от вас миллион рублей, необходимый мне для возвращения долга и на авиабилет до Москвы, ключи от машины, под завязку заправленной бензином, и тысячу баксов за доставленные мне моральные издержки. Когда я благополучно доберусь до Душанбе, то сразу же отправлю вам эту карту с моими обозначениями и пояснениями ценным письмом.

– Тыщу баксов? – вдруг ни с того ни с сего вставил картавый. – А морда не треснет?

– Не т`геснет, – успокоил я его.

– Хорошо, – неожиданно согласился Рамазанов. – Я принимаю ваши условия. Но прежде чем мы расстанемся, хочу сделать вам еще более выгодное предложение.

– Ну-ка, очень интересно, – сказал я, старательно наполняя свою тарелку тем, что еще не успел съесть картавый. Валери незаметно наступила мне на кончик ноги. Я поднял на нее удивленный взгляд: – Ты что-то хочешь мне сказать, ягодка?

Она принялась с усердием распиливать ножом помидор, и ее щечки слегка порозовели – раньше подобных способностей я за ней не замечал. В дверь постучали, вошел охранник, протягивая на ходу радиостанцию.

– Опять Пяндж? – спросил Рамазанов и, приняв радиостанцию, сказал: – Слушаю тебя, дорогой!

– Сегодня в два после полуночи. Ориентировочно, – продребезжала радиостанция. – Между семнадцатым и восемнадцатым километрами.

– Чей участок? Прием!

– Одиннадцатой. Там есть большая отмель, перед ней полоса кустов. Я встречу.

– Проволочные заграждения?

– В том месте столбы повалены, под ними промоины. Можно пройти в полный рост.

– Хорошо, действуй! – ответил Рамазанов, потом взглянул на Валери и спросил: – С братишкой поболтать хочешь?

Валери, прожевывая помидорку, кивнула и, едва не целуя переговорник, громко заговорила:

– Глебушка, родненький, как ты там? Не холодно было ночью?

– Нормально… Ну все, вырубаюсь, хватит засорять эфир. Отбой!

Адвокат, возвратив радиостанцию охраннику, снова стал посасывать трубку, обволакивая меня медовым дымком. Он терпеливо дождался, пока я проглочу то, что было у меня на тарелке, налил мне кофейку, после чего сказал тихим и бесцветным голосом, будто речь шла о какой-то незначительной мелочи:

– Я заплачу вам четыре миллиона, если вы отведете нас на то место, где спрятан кокаин.

– Что вы мне заплатите? – не сразу понял я.

– Четыре миллиона, – тем же голосом повторил адвокат. – Долларов, разумеется.

Хорошо, что я жевал и кое-как скрыл свое невольное удивление с помощью двигающейся челюсти. Я сделал глоток кофе, откашлялся и спросил:

– Не слишком ли много?

– Не слишком, – ответил Рамазанов. – Это пятая часть от той суммы, которую мы заработаем на кокаине.

Я кивнул, вытер салфеткой губы и кинул ее в пустую чашку.

– Благодарю, господа. Но четыре миллиона долларов – это для меня слишком много.

И, взяв карту, встал из-за стола. Рамазанов пожал плечами, мол, воля ваша. Картавый, обхватив обеими руками голову, раскачивался из стороны в сторону и тихо мычал под нос: «Ему много четыре лимона. Нет, я тащусь от него, я тащусь…» Валери, словно окаменев, не сводила с меня широко распахнутых глаз. Я не думал о том, что через короткий промежуток времени нам предстоит расстаться, наверняка – навсегда. Я интуитивно чувствовал, что мысль эта сама по себе будет невыносимой, и нацеливал себя только на предстоящую дорогу и возможные испытания, которые мне еще предстоит преодолеть. Но ее глаза будто прожигали меня насквозь, и едва закрыл за собой дверь, уединившись в нашей комнате, как на слабеющих ногах опустился на кровать и закрыл лицо ладонями.

А вы, сударь, оказывается, сентиментальны, подумал я о себе.

Радостные и горькие дни, когда мы были с Валери вместе, промелькнули в моем сознании. Счастливее всего, как ни странно, я чувствовал себя в те часы, когда мчался к ней на помощь, даже не подозревая, что вовсе не в этой помощи она нуждается. Тогда я был человеком, напролом идущим к своей цели, и целью была – любимая девушка. Я был сильным и бесстрашным, потому что думал не о себе, и был наполнен сладостным предчувствием встречи, которая была бы вознаграждением за мужество. А теперь… теперь же я не видел впереди ничего светлого и радостного, и свобода, которую мне пообещали, потеряла свою привлекательность и все больше напоминала бегство от самого себя. Ах, если бы так распорядилась судьба и своею волей разлучила нас! Я бы снова ринулся в путь, окунулся бы в опасный и жестокий мир ради того, чтобы быть с ней рядом, слушать ее голос, смотреть в ее лукавые глаза, терпеливо переносить ее капризы и знать, что она принадлежит только мне. Но мы разлучались по моей воле, и это было больнее всего осознавать.

Я кинул карту в сумку, кое-как сложил рубашку и куртку и отправил их туда же, полюбовался в зеркало на свою черную недельную щетину, раздумывая, брить ее перед дорогой или не стоит. Мимо окна, у которого я стоял, вполголоса разговаривая, прошли Рамазанов и Валери. Девушка совсем раскисла, голову повесила, глаза влажные. Адвокат обнимал ее за плечи и что-то бормотал на ухо. Я уеду, и он спокойно и без суеты влезет в ее постель, и волосатые плечи будут нависать над ее милым, ставшим мне почти родным лицом, освещенным мертвенным светом луны, и на его физиономии, где накрепко отпечатался след высокомерия, будет блуждать торжествющая улыбка.

Я вышел во двор, снял с проволоки еще влажную одежду и закинул в сумку. Охранник подошел ко мне, молча протянул связку ключей и пачку купюр, перевязанную банковской лентой.

– Тачка за забором, – сказал он и зевнул.

Я распахнул калитку. Серый «жигуленок» стоял в пяти шагах.

Я обошел его, постучал ногой по колесам. Странное чувство, словно я не успел сделать что-то очень важное, не покидало меня. Я открыл дверцу, сел за руль, запустил мотор, машинально глянул на приборную доску. Баки полные, как обещал.

– Чего я жду? – вслух сказал я, словно подхлестывая самого себя и прогоняя нерешительность. Ударил по педали сцепления, дернул рычаг скоростей, надавил на акселератор. «Жигуленок», взвизгнув колесами о гравий, рванулся с места. Я бросил прощальный взгляд на серый забор, виднеющуюся из-за него крышу дома, пики тополей, закрытую стальную дверь…