Андрей Воронин - Петля для губернатора Страница 40

– Ты что, дурак? Мой папа был предгорсовета.

– Вот видишь. Хотя некоторые партийные боссы, которые поумнее, детишек своих втихаря крестили. Толку с этого, насколько я понимаю, было мало, но все-таки… Интересно, что будет, если побрызгать на тебя святой водой? Слушай, а вот когда, к примеру, ты проходишь мимо церкви, у тебя голова не болит? Не тошнит тебя, голоса не мерещатся?

Губанов вдруг рассмеялся с явным облегчением.

– Понял, – сказал он. – Ты же просто бухой в стельку, вот и все! А я-то думаю: что это с ним?

– Вот в этом и заключается главный недостаток материализма, – назидательно сказал Маслов и бросил окурок в банку. – Мы вечно пытаемся все упростить. По чердаку кто-то бродит – это просто дом дает усадку, говорит человек о чем-то помимо водки и баб – значит, он либо пьян, либо просто дурак… А может быть, я двое суток подряд молился. Может, мне видение было, может, я голос слышал?

– Ну и что же тебе сказал голос? – подавляя зевок, спросил Губанов. Доктор явно был пьян, хотя спиртным от него не пахло. Может быть, он тут от нечего делать на иглу подсел?

– Голос? – переспросил Маслов. – Он посоветовал сообщить тебе о том, что в моем распоряжении имеется одна бумага. Знаешь, когда австралийцы переслали мне проект, я не удержался и отксерил себе экземплярчик.., из чисто сентиментальных побуждений, поверь. Мне тогда и в голову не могло прийти, что он мне еще пригодится. Просто нравилось его разглядывать и воображать, как я тут буду всем заправлять.

– Черт возьми, – растерянно проговорил Губанов. – Да вы что, сговорились? Обалдели вы, что ли, или дихлофоса нанюхались?

– А кто еще? – живо заинтересовался Маслов. – Ах, да, конечно… Кацнельсон?

– Архитектор Кацнельсон потерял свои кальсоны, – рассеянно пробормотал Губанов. – Ну, хорошо. Ну, допустим, есть у тебя проект. Но объясни мне Христа ради, какого черта тебе от меня надо? Центр у тебя есть? Есть. Учти, что без меня ты бы до сих пор сидел в своем клоповнике и разнимал наполеонов с Марксами. Чем тебе плох этот центр? Двери без моторчика тебя не устраивают? Так они сто лет простоят и не сломаются, чем тебе плохо? А нужны тебе двери с моторчиком, установишь такие у себя дома и будешь балдеть. Аппаратура тайваньская вместо немецкой? Да тебе-то какая разница?! Главное, чтобы работала, а она работает, я сам проверял. Ну, какого рожна тебе надо?! Посадить меня хочешь? Посади, Серега, не стесняйся! Подумаешь, старая дружба. Ты ведь на нее уже наплевал, так пойди чуть дальше и посади меня. Останешься с голой ж.., на морозе и без своего центра, зато весь в белом. Этого тебе надо?

– Не ори, – спокойно сказал Маслов, закуривая очередную сигарету. – И нечего размахивать у меня перед носом старой дружбой. Не надо было водить меня за нос, не надо было втирать очки и пугать меня пистолетом. А теперь твои разговоры о дружбе, знаешь ли… Пошел ты к черту со своей дружбой, вот что я тебе скажу. За кого ты меня держишь? Кацнельсон ведь тебе наверняка уже сказал, что я брал у него проект, по которому ведется строительство. Так вот, у меня есть еще и калькулятор. Конечно, я не специалист, а от бухгалтерии у меня вообще скулы сводит, но примерную сумму я вычислил. Очень приблизительно, конечно, но.., вы с Кацнельсоном украли не меньше пятнадцати миллионов, а скорее всего, даже больше. И после этого ты затыкаешь мне рот семьюстами тысячами, как будто я попрошайка из пригородной электрички.

Он замолчал, ожесточенно пыхтя сигаретой и избегая смотреть на приятеля. Губанов озадаченно почесал бровь согнутым указательным пальцем. Он не ожидал такого организованного бунта на своем корабле и с трудом подавлял в себе желание просто достать пистолет и перестрелять всех к чертовой матери. Планы планами, мечты мечтами, а это дурацкое строительство мало-помалу превратилось в ужасную обузу. А если рвануть когти, проблема, куда пристроить спившуюся жену, отпадет сама собой. Пускай ее папашка пристраивает, тем более, что местечко для нее уже почти готово.

– Деньги, деньги, дребеденьги, – со вздохом сказал майор и тоже закурил. – Опять вы со своими деньгами… Ну, не могу я сейчас трогать счет, неужели непонятно?! Это же не кубышка, черт бы вас побрал… И потом, деньги надо зарабатывать, а вся твоя работа заключалась в том, что ты написал письмо в Сидней. Просто написал и взамен получил новейший медицинский центр в полное и безраздельное управление. А всю работу делали мы с Кацнельсоном. Ты просто лезешь ко мне в карман, Серега. Это ты понимаешь? Хорошо, я дам тебе миллион, подавись. Но это последняя цифра, понятно? Если ты еще раз заговоришь со мной о деньгах, здесь будет новый главврач, который никогда не бывал в Австралии и в глаза не видел никаких проектов. Профессора передерутся за эту должность, и ты это знаешь лучше меня. Они мне взяток на десять миллионов насуют… А тебя похоронят в фундаменте твоего любимого центра с дыркой в башке. Уволился, уехал, подвел своих товарищей, начальство… Тебя даже искать никто не станет.

…Когда он вышел на мраморное крыльцо, дождь уже кончился. Быстро темнело, и на шесте над крышей прорабской уже вспыхнул прожектор. Где-то в глубине восточного крыла стучал отбойный молоток и утробно выла шлифовальная машина, по освещенным неверным прыгающим светом переносных ламп окнам метались ломаные тени.

Огромный японский бульдозер стоял, по самые катки уйдя в жидкую глину, на его длинном капоте поблескивали капли воды, перемазанный глиной блестящий нож был высоко поднят. Возле трансформаторной будки копошился электрик. В зубах у него была зажата отвертка, что делало его похожим на пирата, идущего на абордаж.

«Абордаж, – подумал Губанов. – Меня взяли на абордаж, прямо как какой-нибудь нагруженный золотом галеон. До трюмов эти бандиты еще не добрались, но вот-вот доберутся. Пока что они на верхней палубе, размахивают саблями и орут: “Кошелек или жизнь!”, но скоро они опомнятся, и вот тогда станет по-настоящему весело. И еще эти двое, которых Маслов держит на четвертом этаже…»

Его “ауди” стояла на относительно твердом участке у самого забора, в двух шагах от ворот. Борясь с желанием по-детски зажмуриться, майор спустился с крыльца и пошел месить грязь. По дороге он подобрал длинную и острую сосновую щепку, чтобы почиститься перед тем как сесть в машину.

Он распахнул дверцу и задом уселся на сиденье, оставив ноги снаружи. Позади него кто-то негромко, деликатно кашлянул.

– А, – не оборачиваясь, сказал Губанов, – ты. Вот тебя-то мне и надо. Здравствуй, Николай.

– Здравствуйте, Алексей Григорьевич, – ответил сидевший в машине человек.

– Докладывай, – приказал Губанов, ковыряя щепкой налипшую на ботинок тяжеленную лепешку глины.

– Все спокойно, товарищ майор, – пробасил Николай. – Птички сидят в своих клетках. Этот, которого привезли первым, все время говорит про Афганистан и просит выпить, а Купченя, похоже, ни при чем. Пистолет он подобрал в машине. Водитель самосвала попросил помочь…

– Все это я уже слышал, – сердито проворчал Губанов. – Мне интересно, что тут правда, а что брехня.

– Мне кажется, он не врет, – сказал Николай. – Он же не знает, кто я на самом деле, держит меня за кореша. Я сегодня опять к нему подкатывался: что, мол, да как… Боится он до дрожи в коленках, но не знает ни черта, это точно. Я ему сказал, что из пистолета, который он нашел, может, сто человек завалили, так он чуть в обморок не хлопнулся. Если он темнит, то я даже и не знаю… Тогда это прямо народный артист какой-то.

– Хорошо, – сказал Губанов. Он просунул ногу в очищенном от грязи ботинке в кабину и принялся за вторую. – Ну, а этот.., афганец? Он что?

– С этим сложнее, – сказал Николай. – Доктор говорит, амнезия. Дескать, парень чуть ли не при смерти. На первый взгляд так оно и есть…

– А на второй?

– Да черт его знает… Он сегодня такой бутерброд умял, что не каждый здоровый справится. С другой стороны, может, это он в бреду?

– Да, – с чувством сказал Губанов, – в России два светила медицинской науки: ты да Маслов… Ладно, бог с ним. Этот афганец – темная лошадка, надо глаз с него не спускать. Смотри внимательно и, как только на объекте появится посторонний, звони мне. В любое время, понял? А кореша своего, турка этого белорусского, пришей. Самоубийство или несчастный случай.., в общем, сам что-нибудь придумаешь. Раз он ничего интересного сказать не может, надо от него избавляться.

– Есть, – коротко ответил Николай. – Кстати, о посторонних. Тут по ночам подъезжали пару раз какие-то… Кацнельсон стройматериалы налево толкает, Алексей Григорьевич.

– Да черт с ним, пусть толкает, – махнул рукой Губанов. – Прораб все-таки. Если прораб не ворует, значит, он не совсем здоров. Верно я говорю?

– Верно. Разрешите идти?

– Шагай. Не завали службу, прапорщик.

– Не беспокойтесь, товарищ майор.

Прапорщик выбрался из машины, захлопнул дверцу, сделал несколько шагов и вдруг вернулся. Он снова открыл дверь и, просунув голову в салон, негромко сказал: