Наталья Троицкая - Сиверсия Страница 40

Тысяча пятьсот восемьдесят седьмой раз им не сказали спасибо.

– Диспетчер, я – «Четвертая». Работу окончил. Валюшкин переулок, четырнадцать. Извлекли бабушку с балкона. Замок-полуавтомат заклинило. Пострадавшая жива. На месте работают врачи скорой. Ждем дальнейших указаний, – передал по рации Лавриков.

Щелчок, шорох помех, напряженное: «Четвертая»! Пострадавший – ребенок. Руку в деревообрабатывающем станке зажало. Езжайте на пилораму на выезде из Рождествено в сторону Путилково. Справа от дороги. Скорая на месте, но они не могут ничего сделать. Вы ближе всех. Поторопитесь! Как поняли? Прием».

– Я – «Четвертая». Принято. Сева, слышал? Давай на Пятницкое! – сказал Лавриков водителю Севе Гордееву. – Ну, что? – он обвел всех внимательным взглядом. – Кому надоела мелочевка и хотелось жизни «с картинками»?

Место происшествия нашли сразу. Люди, завидев микроавтобус с броской надписью на боку «Центроспас», призывно махали руками, указывая путь, а потом что есть мочи бежали следом.

– Скорее! Женька внутри! – юркий пацан лет двенадцати, с бледным лицом и блестящими от испуга глазами выбежал из здания пилорамы навстречу спасателям и тут же снова исчез в полумраке деревянного, продуваемого всеми ветрами сарая.

Народ, собравшийся у входа, торопливо расступился, пропуская спасателей.

Чей-то женский голос надрывно запричитал. Какая-то старуха съязвила:

– Пока вас дождешься, десять раз помереть можно!

Деревообрабатывающий станок – массивное прямоугольное сооружение – возвышался в центре. Возле него топталось человек пять. Взрослые люди, чувствуя свою беспомощность перед страданиями ребенка, были злыми и нервными. Первым к спасателям метнулся молодой восточного типа мужчина с заплаканным покрасневшим лицом.

– Помогите! Скорее! Это сын! Мой сын! Все, что хотите, отдам: дом отдам, деньги отдам, жену отдам! Только помогите! Спасите сына!

Мальчик стоял, склонившись над станком. Его левая рука вместе с окровавленной доской до запястья была зажата между направляющим и прижимным валом. Ребенок был апатичным и усталым. Совсем юная девушка-фельдшер пережимала ему артерию у плеча. Ее пальцы побелели, устали от напряжения и долгой фиксации. Бегло осмотрев ребенка, Лавриков сказал фельдшеру:

– Отпустите. Это бесполезно.

– Но кровопотеря…

– У него спазм сосудов. Сейчас жгут наложу. Отпустите.

Лавриков укутал ребенка в принесенное шерстяное одеяло и в считанные секунды наложил кровоостанавливающий жгут, прикрепив к нему записку с указанием времени и даты наложения, своей фамилии и должности спасателя.

– Сколько времени прошло? – спросил Лавриков у фельдшера скорой.

– Минут тридцать.

– Работаем! – жестко скомандовал он ребятам. – У нас не больше десяти минут!

Каждый из них знал, что дорога каждая секунда. Ребенок был в состоянии травматического шока. Есть у организма такая защитная реакция, когда не ощущается боль, когда, в общем-то, человеку все равно, что будет с ним дальше. Это как реакция на болевое воздействие за пределами болевого порога. И все бы ничего, но в результате травматического шока страдают почки, печень, ткани головного мозга, может остановиться сердце. К этому надо прибавить потерю крови, к которой детский организм приспосабливается много хуже взрослого, и то, что при обширной и длительной кровопотере развивается анемия. Так что с момента травмы и до госпитализации должно пройти не более часа. Иначе…

Спасатели принялись осматривать станок. Нужно было найти способ быстро и безболезненно освободить из тисков металла руку ребенка.

Лавриков улыбнулся мальчишке.

– Тебя как звать-то?

– Женя, – тихо сказал тот и внимательно посмотрел на большого сильного мужчину.

– Тезка, значит! – откликнулся Лавриков. – Не отходи от него, – сказал он фельдшеру и пошел к спасателям.

– Дядя Женя! – окрикнул его ребенок. – Вы мне скорее руку отрежьте, а то мама все время плачет. Я вырываться не буду. Я потерплю.

– Никто тебе руку резать не будет. Я не дам. Успокойся. Мы сейчас ее тихонечко вытащим, доктор ее перебинтует, и домой с мамой и папой поедешь.

Мальчишка кивнул.

– Сева, разжим, двухдисковую пилу по металлу, болторез и свет. Живо!

Гордеев кивнул и побежал к машине.

– Дядя Женя, только не арестовывайте моего отца. Пока папа дома обедал, я ему помочь хотел. Не арестовывайте, пожалуйста!

– Мы же спасатели. Мы только спасаем. «Четвертая», что вы ползаете вокруг этого станка, как сонные черепахи?! Что мы имеем? – повысил голос Лавриков.

При виде зажатой станком руки ребенка саднило все внутри.

– Я мыслю так, – начал Володя Орлов. – Используем гидравлический разжим. Снимаем кожух, снимаем барабан прижимного вала, разжимаем колодки и – порядок.

– Может, сразу барабан отожмем? – неуверенно предложил Олег Скворцов.

– Эта махина крутанется. Не удержим, – убежденно возразил Лавриков.

– Согласен, – поддержал его Игорь Лисицын.

Спустя пару минут, ловко управляясь с шуруповертами, Орлов и Лавриков уже выворачивали шурупы, крепившие защитный кожух станка. Лисицын приводил в рабочее состояние гидравлику. Скворцов ставил диски по металлу на только что вошедшую в спасательский арсенал двухдисковую пилу, резавшую металл без искр и вибрации.

– Не могу справиться. Болторезом давай! – Орлов нервно глянул на Лаврикова.

Тот ловким, плавным движением, точно все было сделано из сливочного масла, срезал ржавый болт, намертво сросшийся с гайкой.

Они сняли металлический кожух. Скворцов, как самый маленький и худенький из всех, юркнул вниз, в образовавшийся лаз, к крепежам стоек барабана прижимного вала.

– Посветите! – попросил он и тут же вскрикнул: – Мать твою! Ампутация кисти! Пакет давайте!

В электрическом свете двух фонарей Скворцов отчетливо видел, что натворила бездушная силища деревообрабатывающего станка с хрупкой детской ручонкой.

Превозмогая тошноту, накатившую при виде отрезанной детской кисти, крови и торчащей из-под прижимного барабана изувеченной плоти, он как можно тщательнее упаковал кисть в полиэтиленовый пакет и подал Лаврикову. Тот вставил этот пакет в другой, на треть наполненный снегом, и передал фельдшеру скорой.

– Гордеев, свяжись с диспетчером. Нам нужен вертолет, – сказал он. – Парню в поселковой больнице нечего делать, а до Москвы не довезем. Пробки.

– Вы только гляньте, что сделали эти местные «кулибины»! – выбираясь на поверхность, сказал Скворцов. – Вал опускается вниз и включается поперечная пила. Автоматизация, мать ее! За это сажать надо!

Скворцов сел на уложенные в штабель доски, дрожащими руками стал стирать с комбинезона кровь.

– Олег, что со стойками?

– Стойки резать надо. Там ржавое все.

Визг пилы по податливому, точно пластилин, металлу.

– Осторожно, осторожно, мужики! Разжим сюда. Малыш, быстрее!

Лисицын приладил губки разжима между колодок.

– Аккуратней, Игорек! Орлов! Володя, помоги ему!

– Сейчас… Почти готово.

Наконец, удалось освободить руку ребенка.

Увидев, что стало с рукой, мальчишка пошатнулся, застонал.

– Быстро в машину его! – приказал Лавриков. – Носилки. Живо!

– Я еще повязку не наложила! – остановила фельдшер.

– В машине. Все в машине! Я сказал бегом! – рявкнул Лавриков.

Спасатели подхватили носилки с ребенком и побежали к скорой.

– Мужики, вертолета не будет, – оповестил Сева Гордеев, только что закончивший переговоры по рации.

– Б…! – выругался Лисицын, глядя вслед удалявшейся машине «03». – Сейчас оттяпают парню полруки в местной больнице.

Но все оказалось намного хуже. В больницу мальчишку просто не приняли.

На выезде из поселка микроавтобус «Центроспаса» едва не столкнулся с серой буханкой скорой, бесшабашно выскочившей на перекресток. Остановились. Лавриков выскочил из автобуса.

– Что?! – крикнул он.

– В город надо. Здесь не берут! – сказал водитель.

– Почему?

– По кочану! – рявкнул водитель. – Специалиста нет! Спасибо, хирурга в сопровождение дали!

– Следуй за нами!

Гордеев включил мигалки и резво тронулся с места. Лавриков связался с диспетчером, доложил ситуацию и еще раз настойчиво потребовал вертолет, так как в противном случае – на это он сделал особый упор – шансов у ребенка мало. Диспетчер ничем их не обнадежила, приказала ждать на связи.

– Сева, переключи меня на милицейскую частоту. Будем просить помощи у ДПС.

– Черт-те что! – сплюнул Скворцов, безуспешно пытавшийся оттереть кровь с комбинезона. – Как я люблю наш бардак, самый лучший бардак в мире!

– Внимание! Водителям всех машин освободить крайнюю левую полосу. Везем тяжелораненого ребенка! – голосом Севы Гордеева вещали внешние динамики. – Водителям всех машин немедленно освободить крайнюю левую полосу! Пропустить автомобиль «Центроспаса» и идущую следом скорую!