Михаил Серегин - Палач в белом Страница 41

– Знаешь, посиди пока у меня в кабинете, – сочувственно произнес он. – Я сейчас проведу пятиминутку и займусь тобой. Никуда не уходи!

Я пожал плечами и пошел в его кабинет. Там я бросил заявление Макарову на стол и развалился в кресле, рассеянно глядя в окно.

После неудачной экскурсии в «Камелию» отношения между мной и Макаровым сделались довольно натянутыми. Его попытку вернуться к разговору о скандальных фотографиях я пресек в корне, заметив, что меня это не интересует.

– Но пойми, что, если у руководства возникнут претензии, теперь я не сумею отстоять тебя! – воскликнул он с отчаянием.

– Но мы же были в клубе вместе, – резонно сказал я. – Почему нужно отстаивать именно меня?

– Потому что тебе не повезло, – категорически ответил Макаров. – Важно не то, каким ты видишь себя, а то, каким тебя видят другие...

– Я придерживаюсь иного мнения!

Иногда мне удается тоже быть категоричным.

– К сожалению, твое мнение сейчас непопулярно, – покачал головой Макаров. – Будет очень обидно, если тебе придется уйти. Я очень высоко тебя ценю.

Несмотря на то что он, по сути дела, подложил мне свинью, Макаров держался весьма уверенно и с обычным достоинством, словно это я был извращенцем и завсегдатаем злачных мест. В народе про таких говорят – как с гуся вода.

– Да, Игорь Станиславович, представляю, до чего тебе будет обидно! – ехидно сказал я.

Макаров ничего мне тогда больше не ответил, но взгляд его мудрых ласковых глаз был очень печален.

Сегодняшняя пятиминутка продолжалась больше четверти часа. Наконец появился озабоченный Макаров. Он поставил кресло напротив меня, уселся и, посмотрев прямо в глаза, сказал:

– Ну, выкладывай, что у тебя стряслось! Надеюсь, это не связано с тем случаем? Я зондировал, кстати, почву – эти дурацкие фотографии пока нигде не появлялись.

Я махнул рукой.

– Нет-нет, никакого отношения к твоему клубу это не имеет! – сказал я. – Просто мне нужно срочно уладить кое-какие дела. Мне понадобится всего один день. Может отделение обойтись без меня один день?

– Может быть, я могу чем-то помочь? – проникновенно спросил Макаров.

– Не беспокойся, Игорь Станиславович, я справлюсь сам, – ответил я. – Мне только нужно, чтобы ты подписал заявление.

– Это не проблема, – отмахнулся Макаров. – Разумеется, я его подпишу. Но ты ничего от меня не скрываешь? Если дело все-таки связано с «Камелией», без моей помощи тебе не обойтись...

– Я же сказал! – с досадой произнес я. – Никакой помощи мне не требуется. Мои дела сугубо личного свойства.

– Ну хорошо! – сказал Макаров, вставая. – На сегодня ты свободен. Желаю удачи!

– Заявление на столе, – напомнил я и вышел из кабинета, сжимая под мышкой папку со вторым заявлением.

Я еще не успел покинуть отделение, как меня догнала медсестра и, наморщив юный лобик, протараторила:

– Владимир Сергеевич, сейчас позвонили из архива и велели срочно зайти! А то, сказали, у вас будут большие неприятности!

– Постой! – ошарашенно сказал я. – Какие неприятности? У меня нет никаких дел с архивом! Да кто звонил?

Я попытался удержать девушку за рукав.

Она ловко увернулась, рассмеялась и крикнула на бегу:

– Ничего не знаю, Владимир Сергеевич! Что мне сказали, то и передала. Сами все узнаете!

Я сделал недоуменное лицо и почесал в затылке. Уже несколько лет я и не думал обращаться в архив. Не был там ничего должен. Из чего могли возникнуть неприятности – непонятно. Но такая уж у меня судьба – если пошли неприятности, то я получаю по полной программе. Исходя из этого, я решил в архив заглянуть, хотя мне очень не хотелось терять время.

Архив находился в подвале, в лабиринте бетонных коридоров, между складом технического оборудования и убежищем, предназначенным на случай мировой войны. Жизнь сотрудников архива протекала без солнечного света, в пыли и тесноте, отчего у них выработался характер желчный и неуступчивый. Надземных обитателей они откровенно не любили.

Я спустился по серой каменной лестнице и открыл тяжелую скрипучую дверь. На меня пахнуло запахом карбида и жженых электродов. Несколько сумрачных сварщиков вяло переругивались возле обрезанных стояков. На меня они посмотрели без всякого интереса.

Я пошел по коридору мимо ряда запертых дверей с двузначными номерами. Что находилось за этими дверями, было известно, наверное, только заместителю по хозяйственной части. В конце концов на повороте появились стрелки с надписями «Виварий», «Техоборудование», «Архив». В направлении, указанном последней стрелкой, я и двинулся.

В подвале было сухо и достаточно светло – путь освещала цепочка электрических ламп, заключенных в стеклянные толстостенные плафоны. Мои шаги разносились под гулкими каменными сводами.

Я прошел до следующего поворота и, согласно указанию стрелки, свернул налево. Здесь уже совсем не было слышно голосов переругивающихся работников. Я шел один среди глухих стен, и впечатление было такое, что, кроме меня, в этом лабиринте нет ни одной живой души.

Когда я добрался до середины коридора, внезапно погас свет. Меня это неприятно удивило. Человек я некурящий и не имею привычки носить с собой ни спичек, ни зажигалки. В случае чего, мне пришлось бы пробираться на ощупь.

Однако свет погас не везде – впереди, где меня ждал новый поворот, лампы горели. Правда, полной уверенности, что они будут гореть и дальше, не было, и я оглянулся, словно надеялся увидеть виновника этого безобразия. Позади меня была кромешная темнота.

Все-таки был прямой резон добраться до архива – возможно, к моему возвращению свет уже включат. Я снова пошел вперед.

Но не успел пройти и двух-трех шагов, как за спиной в глубине коридора трижды раздался странный звук, будто кто-то запустил в стену маленьким резиновым мячиком – буц! буц! буц! Одновременно что-то противно взвизгнуло у меня над ухом, обдав лицо коротким горячим дыханием.

В первую секунду я ничего не понял и остановился, обернувшись на звук. Едва я это сделал, как мячик запрыгал снова, лихорадочно ударяясь о темноту. Внезапно до меня дошло, что означает этот звук, и я, не раздумывая, бросился на каменный пол. Стрелок успел сменить угол прицела, и одна пуля, врезавшись чуть ли не перед моим носом в пол, срикошетила от него с жалобным тоном и ушла куда-то вбок.

Затем наступила пауза. До меня дошло, что я не слышал до сих пор звука выброшенных гильз. Стреляли, похоже, из револьвера. Теперь обойма закончилась, и у стрелявших возникнут серьезные проблемы с перезарядкой. Сообразив это, я поспешно вскочил и бросился в темноту. Однако нападавший и не думал ничего перезаряжать. Удовлетворившись достигнутым, он попросту исчез. Сгоряча пробежав по темному коридору в надежде поймать этого мерзавца, я быстро опомнился и поспешил вернуться ко входу в подвал. В кромешном мраке у меня не было никаких шансов – гораздо больше была вероятность схлопотать пулю.

Я и так ждал ее – каждую секунду, пока пробирался вдоль холодной стены на освещенное место. Но ничего не произошло. Видимо, стрелок решил не искушать судьбу. Я вновь оказался в коридоре, где возились с трубами рабочие. От мысли, что кто-то из них только что гонялся за мной с револьвером, я был далек и лишь поинтересовался у них, не выходил ли кто сейчас из подвала.

Один из рабочих – высокий парень с жесткими татарскими скулами и неприятной ухмылкой на тонких губах – ответил врастяжку:

– Как же, проходили тут... Ельцин с Чубайсом проходили...

Видимо, он был в компании записным остряком. Сварщики сдержанно посмеялись и больше не обращали на меня внимания. Поняв, что толку от них не добьешься, я поспешил в отделение и из ординаторской позвонил в архив.

– Это Ладыгин из терапии, – представился я. – По какому делу вы просили меня зайти в архив?

На другом конце провода помолчали, а потом надменно спросили:

– Кто говорит?

– Ладыгин! – нетерпеливо повторил я. – Мне передали, что меня просили зайти в архив!

– Кто передал? – сурово осведомились архивные крысы. – Зачем зайти?

– Это я у вас хочу спросить – зачем?! – в раздражении заорал я.

– Ничего не знаю! – отрезали на другом конце провода. – Спрашивайте у того, кто вам передал!

Я бросил трубку и побежал разыскивать медсестру, которая устроила мне этот маленький сюрприз. Она готовила в процедурной систему. Когда я влетел туда, взбудораженный, в испачканном костюме, она с изумлением покосилась на меня и негромко сказала:

– Владимир Сергеевич! Без халата! Игорь Станиславович увидит – будет скандал...

– Подожди! – отмахнулся я. – Ну-ка подумай хорошенько, кто просил зайти меня в архив? Ты не узнала, чей это голос? Ты не слышала его раньше?

Медсестра посмотрела на меня с еще большим удивлением и пожала плечами.

– Понятия не имею, кто это был, – ответила она виновато. – Какой-то мужчина... А что случилось, Владимир Сергеевич?