Данил Корецкий - Спасти шпиона Страница 42

– Бесстыжая американская сучка, – рассмеялась Оксана и погрозила себе пальцем, – ах, бесстыжая…

Все ее карты лежат сейчас перед ней на столе. Туз, валет и восьмерка. Только сейчас она поняла, что все это время старалась быть хорошей женой для Билла, всерьез рассчитывала, что у них будут дети, и воскресные пироги, и посиделки у родственников, и какие-то там сопливые речи на выпускном балу, когда дети закончат колледж, и тихая старость, и фамильный склеп на дайтонском кладбище… брррр! Какая чушь. Все это настолько дико, настолько не ее, как если бы она готовилась стать швеей-мотористкой.

Надо смотреть правде в лицо: может, она и останется с Биллом, даже скорее всего останется, потому что он не такой уж и урод и по мере своих скудных возможностей и своей тощей американской душонки будет стараться сделать ее счастливой. Пусть старается. Но тонкая серебряная нить, что связывала их все это время, оборвалась. Она свободна. И она будет заниматься тем, чем ей следует заниматься: брать от жизни все, что можно. Только с умом, конечно. С умом. Этот Мигель, кстати…

Одновременно с победным писком микроволновки хлопнула дверь черного хода. Появился Мигель, увешанный пакетами с едой.

– Вот, – сказал он страшно серьезным голосом, но мальчишеские глаза его сияли. – Я не хочу, чтобы ты была голодна. Ты никогда не будешь голодна.

Оксана издала радостный вопль и отнесла пакеты в кухню. К черту картошку!.. Консервированная индейка, здоровенный ломоть ветчины, копченые сосиски, сыр, томаты, салями, пирожные… Огромная плетеная бутыль вина! Шоколад! О-о-о, какая прелесть!

– Мать родная, ты же потратил кучу денег! Ты крутой мен! Это, наверное, твой заработок за неделю…

Мигель молча пластал ветчину своей навахой на толстые ломти и победно улыбался.

Потом они за обе щеки уплетали принесенные деликатесы, запивали вином и беспричинно смеялись. Настроение у Оксаны становилось все лучше и лучше. В этой сраной Америке тоже можно жить!

Утолив голод, она удовлетворенно откинулась на спинку стула и поставила ногу на сиденье. Мигель перестал жевать – под халатом у нее ничего не было, и, когда занавес поднялся, он завороженно уставился на непристойную сцену. Оксана криво улыбнулась. Ей был приятен этот обжигающий взгляд. Та часть тела, которая обычно тщательно скрывается, которая долго постилась и наконец разговелась, под бесстыдным мужским взглядом опять набухала, горячела и требовала очередной ласки.

– Что, нравится? – спросила она по-русски. Мигель недоуменно вскинул брови.

– Файн? Красиво? Похоже на розу, правда?

Вряд ли он все понял, но смысл угадал правильно.

– Да. Файн…

– Тогда иди сюда. Сюда, сюда. Становись на колени…

Она подняла на стул вторую ногу, разыгрывая мизансцену «В кресле гинеколога».

– Давай, целуй…

Стоящий на коленях Мигель жадно смотрел перед собой, но явно не понимал, чего от него ждут. Оксана взяла его за голову и, преодолевая некоторое сопротивление, притянула туда, куда нужно. Он осторожно дотронулся губами до нежных складок и… перестал сопротивляться.

– Так, так, сильней! Еще! – выкрикивала Оксана, сжав ступнями лицо Мигеля. – У-у-ф… Теперь давай сзади…

Вскочив, она уперлась локтями в стол, между тарелкой с толстыми ломтями ветчины и бокалом с остатками вина на донышке.

– Сильней! Еще! Еще! У-у-ф… Теперь спереди!

Сдвинув посуду, она уселась на стол, обхватив Мигеля ногами. Она воспринимала его не как любовника, и даже не как партнера, а как неодушевленный предмет, служащий для удовлетворения ее похоти. Как резиновый фаллос, которым когда-то пользовался Сурен. И это очень раскрепощало и повышало градус удовольствия.

– Давай! Давай! Еще! А сам терпи! Еще!

Стол раскачивался, вилки посыпались на пол, упала и разбилась тарелка.

– Теперь сядь на стул. Да, на стул! Только скинь эти дурацкие джинсы! Вот так…

Оксана уселась на него верхом и бешено поскакала по прериям Флориды, теперь она жестко объезжала необученного мустанга: прыгала в седле, трепала и рвала узду, пока ее не накрыла такая бурная волна оргазма, что на несколько мгновений выключилось сознание.

В третий раз она опустошила бедного Мигеля на диване в гостиной. Потом они долго лежали под кондиционером, постепенно приходя в себя.

– А кстати, откуда у тебя такие деньги? – спросила Оксана, просто чтобы что-то сказать.

– У меня… У меня вообще нет денег, – нехотя ответил «резиновый фаллос».

– А как же… У тебя кредит в магазине? – Оксана сама удивилась идиотизму вопроса. Кто откроет кредит поденному рабочему-пуэрту? Резиновому фаллосу?

– Я набрал продукты, а потом поджег газеты на дальней витрине…

Он возбужденно рассмеялся.

– Было столько дыма, включилась сигнализация, началась паника, все бросились на улицу… Я спокойно выкатил тележку – и все!

Оксана перестала дышать.

– Ты шутишь? – осторожно проговорила она.

– Зачем? – «Резиновый фаллос» искренне удивился. – Я сказал, что накормлю тебя. Ведь ты была голодна… Какие тут могут быть шутки?

Он смотрел на нее с уже знакомым выражением обожания на лице. Оксана вскочила с дивана, закричала:

– Не смотри на меня как идиот! – Она с трудом сдержала ругательства. – Ты хоть соображаешь, что сделал?! Это же ограбление! И ты принес награбленное мне в дом!

Мигель съежился на диване калачиком и почти с головой накрылся легким одеялом, только глаза выглядывали. Вид у него был растерянный и жалкий.

– Но ты же попросила еды… А откуда у меня деньги? Ты не бойся, мне и не такое сходило с рук…

– Мне плевать, что тебе сходило! В магазине телекамеры, тебя легко вычислят, и меня посадят в тюрьму вместе с тобой! Сейчас приедут, наденут наручники и посадят!

Одеяло взметнулось, как парус, и шлепнулось на пол, Мигель резко вскочил, схватил ее за руки, сжал с такой неожиданной силой, что она осеклась.

– Никто не посмеет тебя тронуть, – сказал он тихо и торжественно. – Никто и никогда. Я убью любого. Ты не должна ничего бояться, ты – моя женщина. Я защищу тебя.

Оксана остолбенела, открыв рот. Подумалось вдруг, что ее ночное приключение в казино и в самом деле выглядит как-то бледновато и скучновато на фоне… да, милая, на фоне ограбления магазина. Вспомнилась какая-то голливудская актрисочка, пытавшаяся вынести из супермаркета несколько бутылок пива на двадцать долларов… громкий скандал… суд… Что там дальше-то было? Месяц тюрьмы?..

– Отпусти меня, – сказала Оксана.

Мигель разжал руки и попытался ее обнять. Она оттолкнула его, подобрала с пола халат, оделась.

– Уходи, – сказала она. – Сваливай отсюда. Быстро. И никому ни слова, что был здесь.

Она выбежала в кухню, собрала его одежду и вышвырнула в коридор. Вот дура, надо было сделать это еще утром… Мигель стоял на пороге гостиной, голый, понурый, смотрел на нее исподлобья, потом стал молча одеваться.

– Я знаю… – бормотал он. – Я недостаточно опытен для тебя… Ты недовольна… Но я научусь, честное слово.

– Да шевелись ты скорее! – не то проговорила, не то проскулила Оксана. Она не знала уже, плакать ей или смеяться. Наверное, это и есть истерика. – И не приходи сюда больше, слышишь? И друзьям своим, забулдыгам, скажи, чтобы тоже не приезжали завтра. Мне сейчас не до вас. Приедет муж, тогда…

Он неуверенно приблизился к двери черного хода, словно ожидая, что его все-таки окликнут и попросят остаться. Потом решительно распахнул дверь, обернулся и сказал, глядя в пол:

– Я завтра все-таки приду.

– Я тебя убью, – пообещала Оксана. – Застрелю, как…

Она замешкалась, подбирая нужное слово.

– Как аллигатора!

Мигель улыбнулся.

– Хорошо. Я согласен.

Когда ранним утром, где-то в начале пятого, зазвонил телефон, она уже не сомневалась, что это из полиции. «Миссис Джефферсон? У нас есть несколько вопросов к вам, шериф будет через десять минут…» Чудеса не могут продолжаться долго, такие дела в Америке заканчиваются одним и тем же…

Она встала сразу, но долго еще стояла над телефоном, поеживаясь, переминаясь с ноги на ногу, не смея дотронуться до аппарата.

– Да. Слушаю.

– Алле? Оксаночка? – донесся из трубки далекий и родной, самый родной на свете голос. – Это ты, милая? Почему так долго не подходишь?

Оксана отняла трубку от уха, прижала к груди. Из глаз брызнули слезы, она крепко зажмурилась.

– Мамочка… Мама. У нас четыре часа утра, я просто…

– Ой! – всполошилась мама. – Я ж не знала… Тьфу, опять все спутала!.. Думала ж, это семь часов надо в другую сторону, а не в эту… Ох, доча… А чего у тебя голос такой? Простудилась?..

– Ничего, мама. Я еще не проснулась просто. Как вы там?

– Да ниче. В газетах вот пишут, к вам опять какая-то буря идет… Волнуемся вот с отцом, переживаем…

– Не волнуйтесь, – сказала Оксана. – Нам теперь никакие бури не страшны.

– А че? Дом-то крепкий?