Иван Сербин - Сделка Страница 42

— Понятно, — кивнул Максим. — Так что с адресом у нас?

— Сейчас посмотрю. Да вы заходите. — Парнишка приоткрыл дверь шире и исчез в служебной комнатке.

Максим не стал заходить, так и стоял на пороге. Свет в коридоре морга был тусклым, неприятным. Над крыльцом все-таки поярче. Максим сделал два шага до ступенек, вернулся обратно, притопнул Ногами. Через пару минут санитар вновь возник в дверном проеме и протянул ему аккуратный тетрадный листок, на котором корявым почерком было нацарапано: «переулок Красных Студентов, 8, кв. 16».

— Где это Красных Студентов? — спросил Максим. — Я что-то никогда о таком переулке не слышал.

— Да в центре. У кинотеатра «Рассвет», знаете? Так вот за кинотеатром сразу налево. Там дом такой пятиэтажный, кирпичный. Увидите. Третий этаж, второй подъезд.

— Ну, спасибо.

— Да не за что, — снова вздохнул санитар.

По его лицу Максим догадался, что парню совсем не хочется оставаться здесь в одиночестве. Он собрался сказать что-нибудь ободряющее, да, честно говоря, не нашел подходящих слов, лишь протянул руку для пожатия. Парнишка потряс холодными пальцами ладонь Максима и вздохнул в третий раз. Тяжело и мрачно.

— Еще раз спасибо тебе большое. Ты мне очень помог.

— Пожалуйста, — ответил тот, прикрыл дверь и громыхнул засовом.

Через пятнадцать минут черная «Волга» остановилась рядом с кирпичным домом, на углу которого красовалась пластиковая восьмерка, а чуть ниже табличка гордо гласила: «переулок Красных Студентов».

«Надо же, — хмыкнул Максим, — Красных Студентов. А что, бывают белые студенты? Или зеленые? Или синие? Хотя зеленые, синие и белые как раз встречаются. Но это от голода. А вот красные… Из бани они, что ли, этой дорогой возвращаются? — от подобных выходок местных сочинителей его порой оторопь брала. — Сродни тому, что читал Задорнов — «Коммунистический тупик». Вот так и тут, переулок Красных Студентов. С ума сойти».

Подъезд номер два оказался на редкость хорошо освещенным, хотя и весьма загаженным. На стенах красовались выцарапанные гвоздем, а может быть, и ножом надписи. Неведомый Коля посредством помады признавался неведомой Миле в любви. Причем помада наверняка принадлежала этой самой Миле. Стоило стену пачкать… Чуть ниже кто-то кому-то доходчиво объяснял, куда тот может пойти, а громадная надпись через всю стену, выполненная изящно, с душой, извещала любопытных о том, что «Света — давалка».

Максим поднялся на третий этаж и остановился. На площадке вкусно пахло котлетами. Из квартиры номер шестнадцать доносился звук работающего на всю катушку телевизора. Максим нажал на белую кнопку звонка и услышал, как в ор телевизора вплелась приятная музыкальная трель. За дверью раздались уверенные шаги, залязгали замки — сперва один, затем второй, — наконец дверь распахнулась, и Максим имел честь лицезреть Серегу Епифанова собственной персоной, жующего бутерброд с одной из тех самых котлет, запах которых распространялся по всей лестничной площадке.

Увидев незнакомого мужчину, Серега на секунду прекратил жевать, прищурился, а затем утвердительно кивнул головой.

— Все, вспомнил, — прошамкал он с набитым ртом. — Заходите, товарищ майор.

— Полковник, — поправил Максим.

— Пардон, ошибся.

В быту Серега Епифанов оказался весьма энергичным парнем, этаким живчиком, и совсем не походил на того сонного увальня, который эскортировал Максима в морге. Впрочем, ничего удивительного. Первое января, утро. Чего еще можно ожидать от молодого человека? Наверняка прогулял всю ночь.

— Кто там? — донесся из недр квартиры женский голос.

«Лет шестьдесят пять», — определил на слух Максим. Это произошло помимо его воли, как-то само собой.

— Ма, это ко мне, — гаркнул Серега Епифанов, быстро глотая кусок бутерброда. — Вы надолго или как? — спросил он, с аппетитом откусывая следующий кусок. — Если разговор длинный, так пошли в комнату. А если так, на пару минут заскочили, то можно, конечно, и тут постоять.

— Ненадолго, — заверил его Максим.

— Ну, смотрите, как знаете, — без всякого сожаления отреагировал Серега. — Бутерброд хотите?

— Нет, спасибо. Дома поем.

— Как хотите, — так же легко согласился Епифанов. — Вообще у меня матушка классные котлеты готовит.

— Слушай, Сергей, — перешел к делу Максим, — ты вот вчера назвал этого парня… ну, с раздавленной ногой… странным таким словом: Танкач, кажется.

— Танкач? — моментально откликнулся тот. — Не помню, может, и назвал.

— Почему?

— А хрен его знает, говорю же забыл, — равнодушно сообщил Епифанов. — Невыспавшийся был и с бодуна. Девочки-санитарочки всю ночь скучать не давали. Так что правда не помню. Мне бы на жмурика взглянуть, сразу бы сообразил. Да теперь уже все… Тело-то забрали. Как только вы уехали, через полчасика и забрали. А, да вы их встретили. Трое приезжали из райотдела.

— И расписку оставили.

— Да нет, какая расписка? — махнул рукой Епифанов. — Но в журнале черкнули, чин чинарем.

— А кто расписывался? — затаив дыхание, быстро спросил Максим.

— Расписывался? Кажется, худой. Точно. Тот старикан, с которым вы баз… пардон, разговаривали.

«Парфенов, — догадался Максим. — И тут эти ребята оказались на высоте. Все предусмотрели».

— И все-таки припомни, почему ты назвал убитого «танкачом»?

— Сейчас попробую, — пообещал Серега, куснул бутерброд и, уставившись в потолок, принялся тщательно и быстро работать челюстями. — Танкач, танкач… — прошамкал он. — И правда, к чему же я это сказал? А-а! — он вдруг хлопнул себя по лбу. — Ну да, точно! Танкач он и есть. То есть, пардон, был. Вы форму-то его видели? — Епифанов закашлялся, пару раз гулко хлопнул себя по груди. — Чуть не подавился, — сообщил мимоходом.

— А что у него с формой? — не понял Максим.

Серега поискал, куда бы положить остатки бутерброда, кивнул, буркнул:

— Сейчас, — ушел в кухню и вернулся обратно уже с пустыми руками, объясняя на ходу: — Технота у него танкаческая. Это я вам точно говорю как спец. Я такие видал. Даже купить хотел, сварить и летом вместо джинсов таскать.

— Техничку? — удивился Максим.

— Ну и чего? Не куртку, понятное дело, а штанцы. Штанцы у танкачей знатные, навороченные. Это вам не камуфляж какой-нибудь задрипанный. Такие порты на каждом втором не увидишь.

К своему стыду, Максим был вынужден признать, что не имеет ни малейшего понятия о том, как выглядит танкистская техничка. В частях, куда он приезжал, беседовать с солдатами и офицерами в основном приходилось в штабе или в казарме. Так что техничек ему видеть не доводилось.

— А с Чего ты взял, что это именно танкистская техничка? — поинтересовался он с откровенным любопытством.

— А в других войсках, товарищ полковник, и тех-нота другая. Попроще. Обычные широкие штаны. Вы уж мне поверьте, я знаю. У меня почти все друзья сапоги топтали.

— Значит, говоришь, парнишка танкистом был?

— Танкист, танкист, можете мне поверить, — ухмыльнулся Епифанов. — Гарантию даю стопроцентную.

Из комнаты появилась пожилая женщина. Седые волосы ее были собраны в пучок на затылке. Она близоруко посмотрела на Максима, затем перевела взгляд на Сергея и сказала укоризненно:

— Сережа, ну что же ты гостя на пороге держишь? Вы проходите в комнату, — обратилась она к Максиму.

— Да нет, спасибо, — улыбнулся тот. — Я уже ухожу.

— Мамуль, успокойся. Товарищ полковник сейчас уходит, — громко и отчетливо произнес Сергей, затем повернулся к Максиму и пояснил: — Старенькая она уже, слышит плохо. Ида, ма, смотри телевизор.

— Пригласил бы человека пройти, чаем бы угостил, — продолжала женщина.

— Да не хочет он чаю, — гаркнул Сергей. — Иди, ма.

Женщина скрылась в комнате.

— Вот так, — Сергей развел руками. — Как говорится, чем богаты.

— Понятно. Спасибо, Сергей.

— Да не за что. Заходите, если что. Лучше домой, — хмыкнул тот. — Я понимаю, на работу ко мне заходить без особой нужды удовольствия нет.

Максим засмеялся:

— Это верно.

— Так что, добро пожаловать. Чем смогу, тем помогу. Но не больше, — хмыкнул довольный собой Епифанов.

Максим откланялся.

Выйдя из подъезда, он несколько минут постоял, вдыхая полной грудью свежий морозный воздух. Сумерки уже сгустились, на улице зажглись фонари, словно многочисленные гирлянды, светились окна. Максим забрался в «Волгу» и на вопросительный взгляд шофера сказал:

— Домой, Паша. Теперь домой.

Глядя на проносящиеся за стеклом попутные и встречные машины, он задумался: «Итак, что у меня имеется на данный момент? Убитый был одет в техническое обмундирование танкистов, а на шевронах — знаки различия частей связи. Судя по мозоли на ноге, парнишка молодой совсем. Наверное, только призвался. Может быть, пару месяцев. В таких случаях мозоли на ногах обычное дело. Пока толком научишься портянки мотать, столько раз ноги собьешь — не сосчитать. Пойдем дальше. Техничка подписана, а форма — нет. Ни сапоги, ни ремень, ни шапка, ни ПШ. Конечно, можно было бы предположить, что в той части, где проходил службу убитый солдат, подобная практика в принципе не распространена. Хотя это и нарушение инструкций. Ну, да Бог с ним, не все инструкции соблюдаются, это и ежу понятно. Но ведь техничка-то подписана. Почему же на других личных вещах не проставлена фамилия? — Максим нахмурился и закусил верхнюю губу. — Тем более солдат совсем молодой. Ведь ни для кого не секрет, что дедовщина, в той или иной мере, продолжает процветать практически везде, во всей армии. Ну, срочников сейчас не так много. Но от этого дедовщина не исчезла. У так называемых «дедушек» есть дурная манера: забирать у молодых бутсы — наращивать скошенный каблук и тому подобные вещи. Причем особо ценятся бутсы новенькие, блестящие. А ведь на парне как раз такие и были — каблуки не сбитые совсем. Так почему же Шалимов Юрий Герасимович — или уж как его там — не удосужился проставить на них хотя бы инициалы? Ну-ка, ну-ка, ну-ка…» — Он наклонился вперед и прикрыл ладонью глаза.