Александр Бушков - Пиранья. Война олигархов Страница 42

Не каждый день в мэрию их заштатного городка заглядывали столь серьезные люди! Это где-нибудь в Киеве к появлению столь ответственных и суровых товарищей отнеслись бы с меньшим трепетом, там видали гостей и поважнее. Но здесь, в провинциальном приморском городишке, явление двух высоких чинов из самого Киева, – это, знаете ли, событие. Да к тому же столичные гости принадлежат к учреждению, которое пустяками не занимается по определению. Тут уж у любого рядового служаки сам собой включается рефлекс принятия стойки «смирно».

Надо признать, документы Мазуру и Стробачу справили наинадежнейшие. И справили быстро – аккурат к их возвращению из Ирана. Это была даже не липа. Какая же липа, если изготовлено все в государственной типографии, а подписи и печати самые что ни на есть настоящие? Ну разве что кому-то в голову придет связаться с отделом кадров учреждения, ведавшего госбезопасностью жовто-блакитного государства и поинтересоваться, а не состоят ли в ваших тесных рядах гарны хлопцы Мазур да Стробач, оба-двое как на подбор полковники, – то могло бы и всплыть, что таковые в рядах не состоят и, что характерно, никогда не состояли. Да вот только где это видано, чтобы подобные учреждения отвечали на звонки простых граждан из мэрий? И не просто отвечали, а подробно расписывали, кто и где служит, в каком звании и чем занимается?..

Рука милиционера потянулась к телефону.

– Не надо никому докладывать! – командным тоном остановил его Мазур. И добавил отеческими интонациями: – Не надо тебе лезть в эти игры, сынок.

Молодой охранник не стал выспрашивать, что за игры имеет в виду пан незваный гость. Серьезные игры, с политическим уклоном, какие же еще – раз целых двое полковников заявились, а не простые мордовороты из «масок-шоу». С тех пор, как по стране прокатился оранжевый вал, сии игры очень полюбили паны начальнички от самого большого до самого маленького, полюбили от Львовщины и до Крымщины. Правила такой игры просты до невозможности: одни пытаются оттяпать кусок, и желательно пожирнее, обвиняя противную сторону в политической неблагонадежности и заодно во всех прочих смертных грехах, другие, как могут, защищают то, что нажито непосильным трудом. В общем, передел собственности и власти. И конца-края этим играм не видно.

«Крупняк уже переделили, теперь добрались и до нашего захолустья», – где-то примерно так должен был подумать охранник, провожая взглядом две фигуры в строгих серых костюмах…

В этот самый что ни на есть разгар трудового дня мэрия отнюдь не гудела, как потревоженный улей, и его вид не смог бы умилить случайно заглянувшего сюда рядового избирателя – вот, мол, как радеют за нас слуги народа, трудятся, не покладая рук, в поте и мыле, на народное наше благо… Почти пустые коридоры, если кто и попадается навстречу, то передвигается не быстрым деловым шагом, а нога за ногу.

Даже коридорная пыль в солнечных лучах оседает как-то вяло и сонно, проникаясь общей учрежденческой спячкой. Правда, некое оживление наблюдалось в приемной мэра. На ярко-красных креслах, положив на колени портфели и папки, дожидались своей очереди посетители. Некий здоровяк в рубашке-гавайке, словно перенесенный сюда из российских девяностых, эдакий вымерший типаж – средней паршивости бандюган (разве что толстой золотой цепи на шее не хватает), заигрывал, крутя на пальце ключи от машины, с довольно миленькой секретаршей.

Появившиеся в приемной двое новых посетителей в серых костюмах уверенно, будто так и надо, прошли мимо секретарского стола, не интересуясь – занят сам, не занят, принимает ли сегодня и кто последний, – с ходу направились к кабинету. Стробач взялся за дверную ручку.

– Эгей, вы куды?! – вдруг опомнившись, взвилась секретарша.

Ее не удостоили ответом. Стробач потянул на себя дверь. Видимо, желая показать себя во всей красе перед гарной дивчиной, тип в гавайке, что-то пробубнив, вроде «да я зараз цих козлив!», ломанулся к наглецам и даже уцепил Мазура за рукав. Это он сделал зря, в чем незамедлительно и убедился, когда Мазур, перехватив его за запястье, легонько так сжал двумя пальцами определенную точку. Тип в гавайке заплясал на месте, тряся рукой, поскуливая и отчего-то вдруг позабыв о гарной дивчине.

В кабинете за Т-образным столом сидели трое. Один, как и положено главному начальнику, во главе стола, двое по бокам. На столе были разложены какие-то схемы и чертежи, перед посетителями лежали раскрытые папки с множеством бумаг внутри. У всей троицы был настолько плутоватый вид, что Мазур готов был поставить сто против одного: до их прихода эти граждане обсуждали не что иное, как животрепещущую проблему распилов и откатов (или как они там зовутся на местном чиновничьем жаргоне). Не иначе, строительство сверхскоростной трассы или позарез нужного народу стадиона для спидвея.

– Шо це такэ! Що вам потрибно, геть! – хорошо поставленным начальственным голосом пророкотал мэр.

Его рык способен был, пожалуй, до прожилок пронять, напугать мелкую сошку вроде начальников ЖЭКов. Те и инфаркт могли бы схватить.

Однако нынешние посетители к ЖЭКам никакого отношения не имели. Они проходили совсем по другому ведомству. И повели себя эти посетители, с точки зрения пана мэра, совершенно возмутительно.

Один из них (Стробач) поставил на край стола кейс, раскрыл его и принялся что-то там внутри включать и переключать. Второй же (Мазур) направился к мэрскому столу.

– Вы что себе позволяете! – перешел на русский мэр, и на этот раз начальственный окрик прозвучал уже чуть менее грозно. В голосе явственно проступило осторожное сомнение.

А граждане за столом переглянулись, как по команде, захлопнули папки и принялись сворачивать рулоны с планами и чертежами. Они определенно уловили в происходящем нехорошую странность и, понятное дело, не горели желанием оказаться в эпицентре любых неприятностей.

Второй посетитель, Мазур, положил на стол перед мэром «свое» удостоверение, поверх него бросил сложенные пополам два листа бумаги и навис над мэром, опершись кулаками о стол.

– Ознакомьтесь с документами, пан Стороженко, и уверяю вас, вопрос «що вам потрибно» отпадет сам собой.

Мазур произнес фразу так, как и требовалось произносить в подобных случаях: чуть небрежно, чуть брезгливо и с полным чувством превосходства.

На «корочки» мэр едва взглянул, видимо, нисколько не подвергая сомнению их подлинность, а вот в темные строчки на бумажном листе всматривался долго и вдумчиво. Хотя ничего для себя нового на той бумаге увидеть не мог – это была ксерокопия одного документа за подписью как раз его самого, господина Стороженко. И вторая бумага тоже была ксерокопией и там тоже имелась подпись все того же господина Стороженко.

Мэр не побледнел, на стуле не покачнулся, но, как бы написали в старинном романе, на его лице проступила нешуточная борьба чувств.

«Прав был Малышевский, клиент не станет бить в колокола и рваться кому-то звонить, кому-то жаловаться, а будет вести себя, как мышь под метлой, потому как знает кошка, чье мясо съела», – размышлял Мазур, наблюдая за игрой складок на мэрском лбу.

Видимо, под черепной коробкой чиновника в этот момент совершалась титаническая работа мысли, которой могли позавидовать даже самые прибабахистые компьютеры.

– Петро Викторовичу, – раздался от двери тонкий девичий голосок. – Воны сами вдерлыся…

– Все в порядке, Олина! – не поднимая головы, произнес мэр. – Йды працюй…

Граждане за столом, уже собравшие все бумаги, вовсю ерзали на стульях, словно сиденья под ними с каждой секундой все больше превращались в сковородки. И наконец не выдержали.

– Мы зайдем попозже, Петр Викторович, – сказал один из них, видимо, кто поглавнее.

– Хорошо, – кивнул мэр. И дабы соблюсти солидность, с важным видом прибавил: – Я обдумаю ваше предложение и свяжусь с вами для ответа.

«Вот так, – удовлетворенно констатировал Мазур. – Как мы и предполагали, гражданин начальник не стал ломать Зевса-громовержца, кричать про провокацию, созывать общественность и требовать ордеров. А это говорит о чем? А о том, граждане присяжные заседатели, что мэр ждал чего-то подобного. И еще, возможно, наш визит – не самое худшее из того, чего он боялся».

Товарищи с планами и чертежами испарились из кабинета с быстротой застигнутых рассветом привидений. Едва за ними захлопнулась дверь, мэр сложил листок:

– Я не понимаю, паны, что вам от меня нужно…

– Поймете, скоро все поймете, – пообещал ему Мазур. Выпрямился, оглянулся на Стробача. – Ну что там?

– Как семечек в огурке, – хмыкнул Стробач.

– Так я и думал, – кивнул Мазур. И вновь склонился над мэром: – Что ж вы, уважаемый, хату не чистите, насекомых тут развели в преогромных количествах…

– Каких насекомых?.. – пробормотал местный начальник, переводя недоумевающий взгляд с Мазура на Стробача.