Черное солнце - Александр Александрович Тамоников Страница 42

– Конечно, будем! Человек все-таки. – Старший на несколько секунд задумался. – Давай сначала ветку с его головы снимем, а потом будем вытягивать из-под ствола. Доставай нож, режь ветку. – Отбросив ветку в сторону, он взялся за комель ствола. – Я буду вверх дергать, а ты потихоньку его вытягивай. На раз-два.

Освободив тело Мартыша, они вынесли его за пределы рощи и положили на траву. Младший похлопал его по щекам.

– Давай, просыпайся. – Мартыш открыл глаза. – Ну вот и в разум вошел. Ты кто, парень?

– Я Костя.

– Привет, Костя. С возвращением на этот свет, – усмехнулся старший. – Советский инструктор?

Мартыш в знак согласия кивнул и поморщился от боли.

– Я Григорий, а это мой сын Леха, Алексей то есть. Идти сможешь?

– Не знаю, – просипел Мартыш и закашлялся. – В пояснице стреляет.

– Немудрено, – сказал назвавшийся Григорием. – Тебя дерево по заднице жахнуло, а ветка по башке. Вот там и болит. Но ты парень здоровый, справишься, а до машины мы тебя как-нибудь доведем.

Он указал на стоящий невдалеке джип. Мартыш, морщась от боли, принял сидячее положение, спросил, какое сегодня число, и, услышав ответ, удивился: «Трое суток тут валяюсь».

– А вы сами русские?

– Да, из русского анклава, – пояснил Григорий.

– Еще кого-нибудь здесь видели? – Мартыш насторожился.

– Не видели, – ответил Григорий. – Война ушла на юг, все интересанты там. Давай заканчивать разговоры, тебя надо в больничку.

Уже находясь в машине, лежа на заднем сиденье, Мартыш сам себе задал вопрос: «А где ребята? Почему они меня бросили?»

Поселок так и назывался – Русский, потому что в нем жили русские и русскоязычные мулаты от смешанных браков. Он стоял на плоской возвышенности недалеко от побережья, а основан был еще в давние времена эмигрантами времен русской революции. Жители СССР, по разным причинам осевшие в Анголе, селились там же, в привычную среду обитания. Таким образом образовался анклав, живущий по своим ментальным законам, не нарушая государственных. Португальцы относились к анклаву равнодушно, а когда свергли Салазара и португальцы ушли, в стране начался гражданский хаос. Но анклав продолжал жить своей привычной жизнью, занимал нейтральную позицию, а войска претендентов на власть его обходили стороной, видимо, получив определенные указания от руководства.

Люди в поселке жили в просторных одноэтажных домах с мансардами и верандами, с электричеством и водоснабжением из артезианских скважин. Воистину, островок цивилизации. Но здесь только жили, а работали в различных иностранных фирмах, получая высокую зарплату. Жителей поселка брали на работу с превеликим удовольствием, потому что многие имели специальности, полученные в Советском Союзе. Дорожки туда были давно протоптаны, а бюрократические препоны нивелированы взятками и связями. Многие парни возвращались оттуда с женами, что приветствовалось жителями анклава.

В колониальные времена власти назначали главу поселка из местных, а при демократии некому стало назначать, ибо все увлеклись истреблением друг друга, и жителям пришлось применять демократические принципы самим – они выбирали совет, который назначал председателя. Натуральное самоуправление. Иногда к ним из Луанды присылали ревизоров с определенными полномочиями, но им давали давно оговоренную мзду, и на этом визит заканчивался с положительными результатами.

Мартыша поместили в «больничку», как ее обозначил Григорий. Она представляла собой медпункт с минимальным набором медицинского оборудования и стационар на четыре кровати. Тяжелых больных отвозили в Луанду, вызывая карету «Скорой помощи» или своими транспортными средствами. Одну из кроватей занимал мужик с переломом ноги, лежавший на растяжке. Мартыш пытался с ним заговорить, но тот отвечал односложно или вообще молчал.

Разговорился он, когда ему принесли передачу в виде бутылки водки с закуской. Соседи по палате приняли по сто пятьдесят за знакомство и завели неторопливую беседу.

– При португальцах у нас в поселке постоянно находился полицейский пост, а сейчас даже драку разнять некому, – посетовал мужик. – Я вот подрался по пьяни и получил ломом по ноге. Потом, правда, распили мировую, дали мне денег на лечение, а ведь при полиции можно было без драки обойтись, и бегал бы я трусцой и галопом. Да и бандиты достают.

– Какие бандиты? – поинтересовался Мартыш.

– Да всякие, – уклонился от прямого ответа мужик. – В колонии лучше жилось, по крайней мере нам. Люди моторные лодки и катера держали на побережье, причал соорудили, пляж обустроили, а когда начался бардак, лодки увели с концами, все поломали, обгадили… Жестокий век, жестокие сердца, как Пушкин писал. Давай еще по сто – оросим душу.

Матрыш никак не мог понять и тем более простить товарищей, которые его бросили на произвол судьбы. Он помнил, как команда убегала на восток, как Док постоянно оборачивался, ища его взглядом, а потом удар и пустота.

«И где же боевое товарищество? – возмущался он внутренне. – Хоть бы за трупом пришли. Хотя мертвых, после отступления юнитовцев, собрали и закопали без разбору, как это обычно здесь делается. Но все равно обидно. Не вернусь я к ним. Побуду здесь, а потом уеду в Союз. Я никому ничего не должен. Из армии выперли ни за что, потом отправили сюда как какого-нибудь татя и бросили как паршивого кота. Так ведь и котов хоронят приличные люди. А здесь цивильное местечко, даже сортиры со смывом. Может быть, здесь остаться? Найду какую-нибудь молодку… Ладно, поживем – увидим».

При осмотре доктор поставил Мартышу диагноз: сотрясение мозга, черепно-мозговая травма, не критичная, и ушиб позвоночника. Прописал ему какие-то таблетки, строгий постельный режим и лечебную физкультуру, не вставая с кровати. В больничке имелась небольшая библиотека, и Мартыш начал запоем читать. Перечитывал Зощенко, Достоевского, Чехова, шло время, и наконец его выписали. Чувствовал он себя нормально, лишь иногда постреливало в позвоночнике. Но доктор сказал, что со временем рассосется. И еще определил его на постой.

– К Карлуше тебя отправим, она только рада будет.

Карлуша, Генриетта Карловна, русская немка лет пятидесяти, жила одна в просторной резиденции. Она сильно обрадовалась неожиданному постояльцу, а то у нее изгородь покосилась, крыльцо прогнило, дверь заклинило, да и поболтать будет с кем. Чувствовалось, что «поболтать» для нее главное, а остальное так, для проформы. От денег она отказалась, сказав, что Костя ей поможет по хозяйству, наконец-то в доме мужчина появился.

Судя по обстановке, Карлуша в деньгах не нуждалась: мягкие кресла, диван, ротанговая мебель необычной конструкции, две спальни с широкими кроватями, накрытыми узорчатыми покрывалами, всякие местные финтифлюшки ручной работы, развешанные на стенах и наверняка стоившие немалых денег.

С хозяйственными проблемами Мартыш справился за день, а потом стал маяться от безделья. Карлуша утром уходила на работу – она преподавала сразу несколько предметов в местной школе, а Мартыш бродил по поселку, изучая местные достопримечательности: школа, православная часовня, Дом Советов, как он определил каменную домину постройки начала века с колоннами и лепниной на фасаде, скверик с небольшим прудом, где плавали рыбы. А к вечеру