Алексей Баскаков - Золотая чума Страница 44

Леха уже достаточно насмотрелся на этот безумный мир, чтобы понимать: пять миллионов, конечно же, не рублей. Но кому нужны такие деньги в Советском Союзе? Ничего купить на них не успеешь — тут же придут ребята из ОБХСС. Значит — очередной счет в швейцарском банке. Но он играл глуповатого парня, приехавшего с Севера и лишь волею случая ставшего наследником золотой тайны. Поэтому он с апломбом заявил:

— Так вот, придется их заплатить мне. Потому что товар у меня.

— Где?! — подался вперед собеседник.

— Ага, так я вам и сказал. А вы меня, как Рваного. Нет уж, я вам больше не верю. Я хочу встретиться с настоящим покупателем. И вот еще что. Как я получу деньги?

— Вам скажут номер счета.

— Я не верю ни в какие ваши номера. Значит, так. Вы мне подвезете двадцать тысяч рублей. Для начала. Я должен их увидеть и подержать в руках. Тогда мы сможем о чем-то говорить.

Кот старательно изображал простого советского парня, для которого все эти доллары и счета в разных там иноземных банках — вроде сказок о загробном рае. Может, конечно, он есть, но как-то не очень верится. А вот конкретные рубли, на которые можно купить себе «Волгу» и домик в Крыму — это да!

— Простите, я должен проконсультироваться… — собеседник поднялся, вышел из столовой и направился к ближайшему телефону-автомату. Конечно же, все вокруг было схвачено. И уже через пять минут Мельников, сидевший в квартире в доме напротив, знал: звонят мистеру Говарду Хейнсу, специальному корреспонденту газеты «Daily worker» в Советском Союзе. Хитро, гады, придумали. Коммунистическая партия Америки, которая финансировала эту газету, была, по сути, филиалом нашей разведки. Поэтому, понятное дело, ее корреспондента не пасли так же тщательно, как остальных представителей западной прессы. Мол, свои ребята. А вот какие они свои, оказывается…

Вернулся усатый человек минут через десять.

— Все в порядке. Завтра мы вас ждем на шестьдесят пятом километре Ленинградского шоссе в двадцать три часа. Деньги вам доставят. Как и номер счета. Но только мы очень не советуем нас обманывать.

— Какой может быть обман! Я уже насмотрелся на ваши методы. Так что сделаем все в лучшем виде.

28 мая 1966 года, Ленинградское шоссе

Трасса, прямая, как стрела, обсаженная по бокам тополями, была в этот час почти совсем пустынной. Лишь изредка шпарили по одной из самых больших дорог страны — шоссе между двумя столицами, — тяжело нагруженные МАЗы. Проносились, как призраки, пугая окрестности светом мощных фар. Были — и нет их.

Потрепанное такси причалило к километровому столбу с надписью «65». За рулем сидел Мельников, одетый в полную парадную форму московского таксиста — коричневую кожаную куртку, поблескивающую крупными металлическими «молниями», и фуражку-пятиклинку с маленьким козырьком. Куртка была хороша тем, что пистолет спокойно размещался в боковом кармане.

— Внимание, Кот, вот и наши друзья, мать их так…

На противоположной стороне дороги остановилась бежевая «Волга». Из нее летящей походкой вышел Говард Хейнс — прогрессивный журналист, известный борец за мир во все мире, толстенький жизнерадостный мужичок. В Советском Союзе, как известно, представителей свободной прессы не слишком-то жаловали. Мало ли что они там напишут? Хотя в свете разных там международных соглашений вынуждены были их терпеть. Но Хейнс — это другое дело. Проверенный кадр, который строчит в своей газете исключительно положительную информацию о том, как хорошо живется простому человеку в стране победившего социализма. Правда, эта писанина занимала в его жизни не самую большую часть. Оставшееся время он тратил на походы по московским кабакам, общением со столичными писателями и поэтами. И тут он знал меру. Пил водку в Центральном доме литераторов только с проверенными людьми, такими как Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко. С разными сомнительными типами вроде стремительно набирающего популярность хрипатого актера Владимира Высоцкого он демонстративно дела не имел. Словом, на все сто свой в доску американец. И вот на тебе…

Кот подошел к «Волге». Хейнс, которого на фотографиях всегда украшала широкая улыбка — не голливудский оскал, а хорошая добрая улыбка, такая как у Гагарина, — сейчас смотрел сурово. Его глаза напоминали два дула вертолетного пулемета.

— Принесли?

— А деньги?

— Садитесь в машину.

Кот открыл дверь и проник во внутренность «Волги», пропитанную запахами ненашего дорогого одеколона. Хейнс достал с заднего сиденья небольшой черный чемоданчик и приоткрыл его. Кот увидел двадцать красных банковских упаковок — червонцев, перехваченных бумажной ленточкой.

— Вы убедились? Несите товар.

Леха вернулся к своей машине и достал с заднего сиденья неуклюжий и тяжелый контейнер, потащил к машине. Нести его было очень неудобно. Если Хейнс сейчас будет стрелять, то ничего уже не спасет — мелькнула мысль. Но журналист стрелять не стал. С его стороны это было бы просто глупо. Хейнс предупредительно открыл дверь и взял с заднего сиденья еще один чемоданчик, из которого достал некий хитрый прибор со множеством кнопок и индикаторов со стрелками. От прибора тянулось на шнуре нечто вроде микрофона. Он провел этим «микрофоном» по бокам контейнера. Кот видел, что стрелки на приборе качнулись.

— Все хорошо. Как у вас, русских, говорят, доверяй, но проверяй… Запоминайте номер счета.

Американец произнес некий набор цифр. Кот его добросовестно запомнил, после чего вышел из машины. Хейнс тотчас рванул по направлению к Питеру.

— И это все? — спросил Кот, усаживаясь в такси.

— Его на посту ГАИ тормознут. А вот для нас… Боюсь, что далеко не все. Слишком уж как-то просто получилось. Так не бывает.

Капитан развернул машину и двинулся к столице. И тут сзади появились фары. Машина быстро приближалась. Это был зеленый «Москвич-407».

— Я же говорил, что это еще не конец. Ладно, связываться нам с ними сейчас ни к чему. Попробуем оторваться.

Мельников вдавил газ до отказа. Однако оторваться не удалось. Дело в том, что машина у них была не комитетская. Для конспирации они взяли настоящее такси в парке № 3. Эта салатная «Волга» уже достаточно намоталась по московским улицам — и теперь свои положенные сто тридцать километров в час дать уже не могла, хоть ты тресни. А вот зеленый «Москвич» был явно каким-то особенным. Ну не делают таких лихих моторов на московском автозаводе. Двигатель у «Москвича» явно был форсированным. В общем-то, старая шпионская штучка — с виду обычная колымага, а на самом деле — машина, которая сойдет и для ралли Париж — Дакар. «Москвич» пошел на обгон.

— Стрелять? — спросил Кот, доставая свой ТТ.

— Погоди. Поравняется — шмальнешь. Эх, мать!..

Из бокового окна машины, которая шла уже вровень с такси, торчало толстое тупое дуло гранатомета. Мельников ударил по тормозам, одновременно переведя рычаг передач на заднюю скорость. Мотор от такого издевательства взвыл, но «Волга» прыгнула назад. Граната прошла над капотом. Где-то за обочиной грохнул мощный взрыв. Да, их противники хорошо подготовились. Такой гранаты вполне хватит на танк. А от простой «Волги» осталась бы лишь груда обгоревшего металла.

«Москвич» стал удаляться с поразительной скоростью. Мельников даже не попытался пуститься в погоню. Он устало откинулся на сиденье.

— А у него ведь даже не форсированный…

— Что?

— Движок, говорю, у него даже не форсированных! Видать, какой-то другой мотор умудрились в «Москвич» впердюлить. Хреновое дело. Мост через реку мы перекрыть не успеем. А в городе — гоняйся за таким вот Фантомасом. А хотя… Мы ведь на такси!

Машина, к счастью, была снабжена радиосвязью. Мельников включил радио.

— Это двадцать первый.

— Это ты, новенький? — раздался голос диспетчерши с базарными интонациями. — И где тебя черт носит?

— Я на Ленинградском шоссе. На меня совершено вооруженное нападение. Эти гады уехали на зеленом «Москвиче-407» номер 25–17 МА.

— Ну тебе, новенький, везет. В первый день работы — и напали. — Из голоса диспетчера пропало раздражение, теперь он звучал очень серьезно. — Ну, не переживай, сейчас всех наших подымем. Никуда эти гады не уйдут.

Таксисты не любят ментов. По вполне понятным причинам. Они также недолюбливают любых представителей власти. А уж московские таксисты — это вообще особое государство, на границе которого кончаются нормы социалистического общежития — со всеми своими хорошими и не очень хорошими сторонами. В этом государстве всегда, во все, даже самые лихие времена процветал капитализм. Но зато водители машин с шашечками являлись и являются кастой. Мафией. Члены которой своих не сдают. Обидишь одного — обидишь всех. Потому-то и нападать на них осмеливаются лишь самые тупые отморозки. Обычно об этих эпизодах милиции ничего не известно. Потому что не доживают подобные отморозки до милиции.