Сергей Анисимов - Кома Страница 45

Стоя по-прежнему пригнувшись, Николай показал несложный жест, и мужик моргнул. Оглянулся, снова посмотрел на него.

– От Рабиновича я! Да садись же.

В этот раз Николай удовлетворённо кивнул и сел. Пристёгиваться он не собирался, но сделал это, как только осознал, в каком стиле незнакомец собирается вести машину. Странно, но на его хамское поведение тот не обиделся, – по крайней мере внешне.

«Жигуль», рыча мотором как заправский БМВ, пронёсся до развязки с Дворянской, бывшей Куйбышева, и свернул налево, взвизгнув покрышками и едва разминувшись с каким-то неторопливо ползущим на жёлтый драндулетом. Николай закрутил головой в поисках ближайшего ГАИшника. Как бы их сейчас не называли, эта аббревиатура до сих пор считалась неприкасаемой. Нет, пронесло.

– Мля! – с глубоким чувством произнёс водитель через минуту. – Этого ещё нам… Как знал ведь…

Он дал по тормозам и с визгом ушёл вправо – в узкий просвет улицы, по левой стороне которой торчала выложенная из красного кирпича старая пожарная каланча.

– Первый, – сказал он в откуда-то появившуюся в его руке рацию. Это был не обычный сотовый, а что более «навороченное». Почти так же выглядели мобильные телефоны в конце 80-х годов.

– Так и есть. Один чёрный.

Николай опять обернулся, едва не прищемив себе позвоночные диски, но не разглядел сзади ничего. Машина несколько раз вильнула – справа что-то строили, и вдоль перекрытого глухим дощатым забором тротуара выстроилась какая-то рабочая техника, выкрашенная во все оттенки жёлтого и оранжевого.

Они проскочили в арку бывшего «Петровского» универсама, известного старожилам района как «Верёвка», и сделали короткий зигзаг по проездам, квадратом опоясывающим скверик вокруг домика Петра I.

– Прыгай и шхерься за машиной!

Водитель показал рукой и тут же остановился, вытянувшись со своего сиденья, чтобы открыть Николаю дверь.

– Давай!..

Он сразу снова дал по газам, и прихлопнутая Николаем дверца стукнула замком уже тогда, когда «жигуль» успел отъехать на метров на пять, сразу набирая скорость. Николай сжался за единственной стоящей на проулке у тыльной стороны Дома Политкаторжан машиной – выкрашенным в нежно-салатовый металлик Вольво, – встав на четвереньки и прислушиваясь. Мимо промчалась ещё одна машина, – судя по звуку крупная, но выглядывать, чтобы посмотреть, он не стал. Здоровье дороже, и раз умный мужик приказал ему «шхериться», то есть прятаться, делать это Николай собирался со всей душой. Через полминуты сверху, из этой самой машины, за которой он сидел, послышался звук, и отскакивать пришлось сразу, по-рачьи, заранее разгибаясь.

– Давай. На заднее.

На этот раз это был уже действительно Яков, мрачный и злой. Николай сунулся на заднее сиденье Вольво, постаравшись не слишком напачкать на полу. Впрочем, коврики в сразу неторопливо покатившейся машине оказались из простого прозрачного пластика, а обивка была из голубоватой грубой ткани, даже без чехлов. Да и вообще, изнутри автомобиль выглядел гораздо проще, чем снаружи.

Яков молчал минуты три, пока они ехали по набережной в сторону моста Свободы, а затем за него, вдоль завода под интимным названием «Вибратор» и ряда раздолбанных зданий, принадлежащих мебельной фабрике.

– Это было представительство Президента, – сказал он, наконец, и тут же невнятно поправился: – Представителя Президента. Интересная у них видеозапись осталась, да?

Что ответить Николай не предполагал, и просто пожал плечами.

– Дед очень довольный ходит, – продолжил Яков тем же мрачным голосом. – Я его перевёз к приятелю, на неделю минимум. Пусть всё успокоится. Или тебя, наконец, кончат, или…

«Придурок!» – неожиданно закричал он, оборачиваясь к Николаю и дёрнув машину. Слева взвыл клаксон, и он, не глядя шарахнулся обратно в свой ряд.

– Ну зачем тебе всё это надо? Ну на фига, скажи мне?!

Взгляд, которым ответил Николай был достаточно красноречивым, но пропал он зря – Яков догадался снова начать смотреть на дорогу. На такой скорости они впилились бы в памятник Нобелю, а за ним в воду, со всей дури.

– За тобой ходят по крайней мере две пешие группы, – продолжил он, немного успокоившись. – Независимо друг от друга. Скорее всего конкурирующие друг с другом. Мой человек – третий. Сейчас он засёк ещё и машину. В твоём возрасте, это, извини, песец. Знаешь, такой северный пушной зверёк… Ходит за тобой, ходит, а потом ка-а-к…

Он не закончил, взмахнув рукой в чёрной перчатке и стукнув ей по рулю. Николай сидев, стараясь не клацать зубами слишком громко. Такой серьёзной информации он не ожидал.

По набережной они ехали ещё минут пять или шесть, пока Яков не свернул на улицу Академика Павлова, проехав мимо индустриального комплекса до того места, где улица делала «колено» между двумя институтами – Павлова и Бехтеревой, то есть ИЭМом{16} и одним из корпусов Института Мозга. Там он остановился. Место было хорошее: не слишком популярные среди автолюбителей улицы просматривались на достаточно большую глубину, но всё же не были прозрачными. В обе стороны по бокам открывались скверики, садики, с веерами расходящихся тропинок и дорожек. Листьев на деревьев, кроме нескольких коричневатых лоскутков там и сям, не имелось, и видимость по сторонам не ограничивало ничто.

– Ну вот, – сказал Яков, заглушив мотор. – А теперь слушай. На Посадскую больше не ходи. Подойдёшь к двери моего деда – я шлёпну тебя сам. К Алексей Степанычу – твоё дело. Я его очень уважаю и всё такое, но прописываться за него я не собираюсь. И за тебя тоже. Я ещё жить хочу, а вокруг тебя, парень, слишком горячо становится.

«Парень» молчал, осознавая.

– Я не знаю, во что ты так серьёзно вляпался, но мне происходящее не нравится до такой степени, что у меня, ей-богу, есть жгучее желание завалить тебя самому а потом отдать твою голову тому, кто за ней придет. И знаешь, в том, что если им понадобится, то за ней ко мне придут, – по домашнему адресу, в Уругвай, в Таиланд, куда угодно, – я не сомневаюсь…

Яков вытер вспотевший лоб ладонью. Он действительно говорил серьёзно. Николай пригляделся к ручке своей дверцы. Возможно, Яков остановил машину в таком удачном месте не просто так. Рядом будка институтской проходной, с какой-никакой охраной. Даст ему выбежать, забежать в будку, пальнёт пару раз в воздух, а потом при нужде отчитается, что не смог догнать. Так?

– Делать я всего этого не буду, конечно, – сказал Яков вместо придуманного Николаем продолжения. – Так что не дрожи. Я ещё не до такого уровня скурвился. Но, знаешь, тенденция есть.

Он снова помолчал, утираясь. Разговор явно давался ему нелегко.

– Дед прыгает от радости и звонит Алексею Степанычу каждые десять минут. Поздравляет. Такое приключение, мол… Старые идиоты. Не навоевались. Твой особенно, – он, наконец, полностью развернулся к Николаю и перешёл на свистящий шёпот. – Ты знаешь, кого они завалили, а?

– Почему «они»? – глухо, и неожиданно для самого себя поинтересовался Николай. Слова выскочили из его рта сами по себе, без какой-либо связи с тем, что он думал или пытался думать.

– Они, – это с бабкой. В 80 лет, атас… Раз, – и два покойника ногами дрыгают. Во поколение было! Они – завалили – нем-цев.

Сказал он это раздельно и чётко, но Николай всё равно не понял. Почему немцев, каких немцев…

– «ГэБэ» с утра на ушах стоит. Когда я лишний вопрос мильтонам задал, в меня так вцепились, я едва штаны удержал. Алексея Степаныча с женой с утра по второму разу допрашивают, дома. Он им такую пургу навесит, – любо-дорого. И про Янтарную Комнату, которую он, якобы, видел в сорок четвёртом, и про тайных неонацистов, режущих ножиками старых боевых моряков. Твоя теория, кстати говоря!

– Так что, – тупо спросил Николай, – Теперь ГБ это разрабатывать будет?

– И не надейся. ГБ понюхает и бросит, – хотя кто его знает, честно говоря. Я ГБ никогда особо не любил, – это у меня национальное, если понимаешь… Но что грёбаные «штази» на нашей земле какие-то свои дела делают, – вот это я переношу с трудом. Это тоже национальное. Каким-нибудь узбекам я бы простил, но не этим, – упокой аллах их души…

Помолчали оба. Мимо прошла тройка пацанов, остановилась, обошла машину с одной стороны, потом с другой. В таком возрасте красивые машины любят все мальчишки. У некоторых это потом проходит, у других – остаётся на всю жизнь. Один из мальчишек поймал рассеянный и мрачный взгляд Николая, и дружелюбно помахал ему рукой. Тот вяло шевельнул кистью в ответ, – просто чтобы не обидеть нормального парня.

– Мне задали несколько очень прямых вопросов в очень прямой форме, когда я только поинтересовался у ментов тем, кто эти ребята были, и как их так быстро опознали. Одного, по крайней мере. Старшего. Старые картотеки никто не выкидывал, судя по всему, вот и пригодились. Второй пока тёмный, но, похоже, из тех же умников. Новое поколение, – из выбравших Пепси.