Андрей Воронин - Слепой в зоне Страница 45

«Эх, было бы у меня ружьишко! Я бы им в ответ всадил картечью…» Но ружья Кондаков не имел уже давным-давно. Поначалу, когда он только оказался в зоне и не все еще было разграблено и растащено, ему посчастливилось найти охотничье ружье и две коробки патронов. Тогда Володька чувствовал себя настоящим Робинзоном Крузо, героем самой его любимой с детства книги. Он гордо ходил с ружьем, иногда стрелял в уток, в диких гусей, которых в зоне оказалось видимо-невидимо, но никогда не трогал лебедей, и вел довольно сытную жизнь, без мяса никогда не оставался; То косулю подстрелит, то зайца – в общем, жизнь была что надо.

С ружьем пришлось расстаться, когда его впервые прихватили менты и из зоны отправили в спецприемник. На него составили протокол, оружие изъяли. Забрали и нож, и компас, и все, что нашлось у Кондакова ценного. Он сумел припрятать только часы. И теперь эти простые часы тикали на его до черноты загорелом запястье. Еще у Володьки когда-то был радиоприемник. Наслаждался Володька им недолго: как только сели батарейки, приемник оказался вещью абсолютно никчемной. Но в те мгновенно пролетевшие дни, пока приемник работал, какое Володька испытывал счастье! Можно было долгими зимними ночами, когда выла вьюга и где-то надоедливо и тоскливо хлопали ставни, лежать в доме у натопленной печки и тихонько поворачивать ручку настройки. Приемник свистел, трещал, но потом вдруг прорывались отчетливые, ясные голоса. И Володька, находясь в безлюдной чернобыльской зоне, знал обо всем, что происходит в мире. Ему запомнилось, как он слушал трансляцию футбольного матча. Раз пять он нарывался на радиостанцию «Свобода» и, когда из выступлений ученых и специалистов узнавал о том, что творится в чернобыльской зоне, всегда хитровато улыбался. «Брешите, брешите, да меру знайте, капиталисты проклятые! Жизнь здесь вовсе не так страшна, как вы расписываете. Здесь спокойно, тихо, а радиация, эти рентгены, микрорентгены, бэры, шмэры и прочая хрень – их не существует. Может, она и есть, радиация, но ее невозможно увидеть, пощупать, ощутить. Так что все это вранье. Интересно, кому пришло в голову взять и выселить столько деревень, сорвать такое количество народа с насиженных мест и отправить черт знает куда?»

Но батарейки приемника «Альпинист» быстро «сдохли». И сколько Володька Кондаков ни рыскал по домам, нигде ему не попались круглые элементы питания, которые могли бы оживить его радиоприемник. Ему иногда даже снилось, что он заходит в дом, открывает сундук, а там на дне полным-полно ярких, пестрых батареек, и он набирает их полные карманы, сует в свой брезентовый мешок, заряжает в приемник. И сладко щурит глаза в предвкушении новой жизни.

Его голубой мечтой был работающий приемник: можно слушать что угодно, можно обо всем узнавать, не общаясь ни с кем. А если хочется поговорить, можно разговаривать с приемником. Можно приводить ему свои доводы, до хрипоты спорить. И самое главное – ты всегда выйдешь победителем в споре, достаточно нажать на кнопку. Столичный умник, какой-нибудь профессор или доктор наук, моментально заткнется, и останется слышен только его, Володьки Кондакова, чуть осипший голос, будь то в пустом доме или на лесной поляне.

Но приемника сейчас у него не было, о событиях на большой земле Володька узнавал из старых газет, иногда подслушивал разговоры милицейских патрулей на дорогах. Но его, впрочем, такие обрывочные новости мало интересовали. Хорошо, конечно, знать, где, что и как, но и незнание тоже имеет свои прелести. От места, где Володька Кондаков попал в переплет, до места, где он находился сейчас, было не меньше десяти километров. Но Кондакова неудержимо тянуло сходить туда, к той дороге, и посмотреть, стоит ли еще машина или уже уехала.

Володьке казалось, что он в любом случае найдет там что-нибудь стоящее, полезное для себя. Мечтая о трофеях, он перевернулся со спины на живот, подвинул к себе котелок и стал вынимать из него рыбу, разламывать и есть.

Он насытился и окончательно решил, что лежать здесь толку никакого, лучше прошвырнуться к той дороге. Десять километров для такого ходока, как он, – сущий пустяк. И часа через полтора-два он доберется туда. А после, перейдя дорогу, он отправится на хутор, в котором жил когда-то лесник. Хутор стоял так далеко от дороги, что подходов к нему уже почти не осталось ~ все заросли. Туда мог попасть только знающий человек, каким и считал себя Володька.

«Там, на хуторе, я и заночую. Поживу недельку, может две, оттуда направлюсь куда-нибудь еще. Слава Богу на носу лето, холодов не предвидится, ночевать можно где угодно. Соли у меня достаточно, есть спички, зажигалка. У меня при себе все, что только может понадобиться». А на хуторе у Володьки был небольшой тайник, там он спрятал две трехлитровые банки с салом, варенье, крупы и даже бутылку водки. «На хуторе я и водочки попью!..»

Какой сегодня день и какое число, Володька не знал, календарь он не вел.

Сборы, как всегда, много времени не заняли. Володька помочился на костер, затем тщательно затоптал еще тлеющие головешки, забросал кострище травой, и вряд ли можно было бы определить через пару дней, что здесь, на берегу маленькой речушки, впадающей в Припять, кто-то сидел. Володька закинул вещмешок за плечо, взял в руки удочки, спиннинг и, поглядывая по сторонам, двинулся по одному ему известной тропинке к густому ельнику. За ельником начиналась дубовая роща, за ней .протекал небольшой ручей, который можно перейти по камням, даже не замочив ноги. Володька сам выложил эту каменную переправу, и только он знал о ее существовании. А за ручьем поле, а дальше кустарник, лес и дорога.

Володька посмотрел на часы. Они показывали одиннадцать. Кондаков прикинул, что даже если не станет спешить, то часам к двум окажется на месте. У него была и другая цель: он хотел зайти на заброшенную пасеку, где в двух ульях еще водились пчелы, и, если повезет, поживиться медом. При мыслях о тягучем, ароматном, золотистом меде Володьке захотелось его так мучительно, что даже острый кадык дернулся. Сильнее всего хочется того, чего нет. Правда, связываться с пчелами он не очень любил после того, как в прошлом году нарвался на лесных пчел. И тогда, точно так, как и сейчас, ему захотелось меда. Но меда он не поел, а пчелы его искусали до такой степени, что старуха, живущая в выселенной деревне в крайней избе, чуть не умерла от страха, когда увидела Кондакова с распухшими, огромными, как лопухи, ушами, с заплывшими глазами. Он тогда едва выжил. И если бы не успел добежать до ручья и броситься прямо в одежде в воду, наверное, ему пришел бы конец.

…Целый рой вырвался из дупла и набросился на него. Пчелы гудели, лезли в волосы, под кепку, в нос, в уши, кусали за руки, даже набивались в сапоги.

Володька кинулся бежать. Он мчался через кусты с дикими воплями, а рассерженный рой шлейфом тянулся за ним, жаля и жаля. Володьку спас ручей. Прямо с берега он плашмя упал в воду. Хорошо, что воды было выше колена, и он смог погрузиться в нее с головой. Даже под водой ему чудилось, что пчелы продолжают впиваться в его тело. Он барахтался в ручье около часа, пока наконец пчелы не отстали. Он, шатаясь, вылез из воды, безумным взглядом обвел все вокруг. Он чувствовал, как глаза заплывают, как кожа на лице натягивается, гудит от прикосновения, словно камера футбольного мяча. Ему казалось, она вот-вот лопнет. Пальцы на его руках стали похожими на сардельки – настолько они распухли. Вдобавок они почти не гнулись. «Надо брести к людям», – подумал тогда Кондаков и судорожно стал вспоминать, где здесь неподалеку есть люди. Вспомнил о старухе-баптистке, живущей километрах в четырех от злополучного места. И он поплелся туда.

Володька, едва ворочая языком, объяснил не на шутку перепуганной бабке, что бояться его не надо, что это все проклятые пчелы. Старуха спасла его. Чем она обмазывала ему лицо, что заставляла пить – Володька не . знал и не помнил, но через два дня опухоль спала, а старуха, подойдя к Кондакову, погрозила крючковатым указательным пальцем и громко, – потому что была почти глухая – прокричала:

– Уходи отсюда! Уходи, а то тебя тут поймают. Меня-то они не тронут, а вот тебя схватят.

Глава 17

Полковник Сазонов подобрал людей себе под стать, способных за деньги совершить любую мерзость, готовых мать родную продать. Все его подручные когда-то служили вместе с ним, и на каждом висело какое-нибудь грязное дельце.

А полковник Сазонов был человеком дотошным и все эти делишки знал. Так что подбор кандидатур оказался далеко не случайным. Он знал, как воздействовать на каждого из своих подчиненных, чем припугнуть, прижать к ногтю и заставить делать то, что нужно. Каково же было удивление полковника, когда никто из этих людей и не подумал отказываться. Больше всего команда Сазонова напоминала банду вооруженных до зубов головорезов, готовых совершить все, что угодно, не задумываясь о последствиях. В кабине «КрАЗа» стоял переносной телевизорчик, благодаря ему Сазонов и узнал о том, что случилось с Шанкуровым. Никому из своих спутников полковник и словом не обмолвился, что операция под угрозой срыва, и принял решение изменить место, где предстояло спрятать похищенный фугас и затаиться там на время, пока ситуация не прояснится.