Андрей Воронин - Группа крови Страница 45

Он меня знает. Знает, что убить меня не так уж просто, и знает, что если я выживу после такой попытки, то ему не жить при любом раскладе. Из-под земли достану".

Он снова повернул голову и внимательно посмотрел на Паука. С таким же успехом можно было пытаться разгадать мысли сфинкса: проклятые темные очки делали физиономию торговца оружием непроницаемой, как свинцовая оболочка ядерного реактора.

– Спорим, я знаю, о чем ты сейчас думаешь? – вдруг сказал Паук, не поворачивая головы.

– На что будем спорить? – устало спросил Абзац. – Денег у меня действительно нет.

– На щелбаны, – с ухмылкой предложил Паук. – На сто щелбанов.

– Не годится, – возразил Абзац. – Шишка на лбу – особая примета. Не годится.

– Ну на три щелбана… Ладно, черт с тобой, скажу даром. Ты сейчас сидишь и думаешь: а не сдал ли меня этот тип? А вдруг это предложение – просто глубокая яма с заостренным колом на дне?

– Допустим, – помедлив, согласился Абзац. – И что ты можешь возразить, чтобы развеять эти подозрения?

– Ничего, – сказал Паук. – Любые возражения – это просто слова. Словам можно верить, а можно не верить. Лично я давно уже не верю, да и ты, думается, тоже. Тем более, таким словам, которые я мог бы произнести сейчас. Но что, скажи на милость, мешает тебе шлепнуть Моряка? Я слышал, ты объявил Барабану что-то вроде ультиматума. Думаешь, он тебя послушался? Тебя ищут по всему городу. Если бы я собирался тебя сдать, ты уже был бы трупом, поверь. А Моряк – как раз один из тех, кто тебя ищет. Тебе все равно пришлось бы его убирать – бесплатно, в рабочем порядке, просто для того, чтобы выжить.

– Тебе-то какое дело? – немного резче, чем обычно, спросил Абзац.

– Никакого, – просто ответил Паук. – На мой бизнес твоя смерть никак не повлияет. Просто бывают люди, с которыми приятно иметь дело, а бывают и такие, с которыми не очень. Тех, кто относится к первой категории, считанные единицы, а тех, которые ко второй.., можно сосчитать только путем проведения всеобщей переписи населения. Поэтому лиц первой категории следует всячески беречь из чисто эстетических соображений и в целях сохранения генофонда нации.

– Родина моя, – со вздохом процитировал Абзац слова известной в свое время песни, – хочу, чтоб услыхала ты еще одно признание в любви.

– Что-то в этом духе, – кивнул Паук.

На какое-то время в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь ровным гулом работающего двигателя да доносившимся снаружи уличным шумом. Абзац смотрел, как навстречу машине стремительно несутся белые мухи, ударяются о ветровое стекло и бесшумно соскальзывают в стороны. Снегопад усиливался, и вскоре они проехали мимо дорожно-транспортного происшествия: у обочины стоял троллейбус, а рядом замерла новехонькая «ауди» с развороченной передней частью. На асфальте чернела большая лужа масла, но крови, кажется, не было. Паук обогнул место аварии, почти не сбавляя самоубийственной скорости. Его крупный рот сложился в гримасу, выражавшую сочувствие пополам с легким презрением к владельцу иномарки, который любил скорость, но не умел с ней справляться.

– Поганое словечко – автолюбитель, – сказал он. – И вообще, любитель – это хорошо, когда речь идет, скажем, о пиве или мороженом. Во всем остальном я предпочитаю иметь дело с профессионалами.

– Угу, – проворчал Абзац. – Вероятно, именно поэтому ты решил выступить в роли посредника-любителя.

– Кстати, – оживился Паук, – я так и не понял, договорились мы или нет.

– Милый ты мой, – сказал Абзац, – после твоей оды генофонду нации… Когда я должен это сделать?

– За девять месяцев до того, как Моряк появился на свет, – ответил Паук.

– Генофонд нации, да?

– Охрана окружающей среды, – важно ответил Паук и еще немного прибавил газу.

Глава 11

Скандал в благородном семействе

– Я собираюсь запустить мельницу, – сказал Заболотный, характерным жестом поправляя на переносице очки.

– Давно пора, – буркнул Гаркун, раскуривая сигарету. Руки у него заметно тряслись, под глазами набрякли мешки, и вообще было видно, что поездка в город сильно отразилась на его самочувствии.

– Прошу прощения, – сварливо огрызнулся Заболотный, – но я не нуждаюсь ни в советах, ни в комментариях. Я ведь, кажется, не вмешиваюсь в вашу работу. Надеюсь, вас не затруднит держаться подальше от моей.

Гаркун издал протяжный неприличный звук, какой бывает, когда у лошади выходят газы. Заболотный метнул в него свирепый взгляд сквозь линзы очков. Мышляев, который что-то подсчитывал с помощью карманного калькулятора, скривился, как от зубной боли, и швырнул машинку на топчан.

– Слушайте, вы, оба, – сказал он. – Может, вы все-таки заткнетесь и для разнообразия займетесь делом?

– Именно об этом я и говорю, – оскорбленным тоном заявил Заболотный. – Я сказал, что намерен включить мельницу.

– Ну так включайте! – раздраженно воскликнул Мышляев. – За чем же дело стало?!

– Насколько я помню, – чопорно поджимая губы после каждого слова, заговорил Заболотный, – господин Гаркун намеревался поместить в мельницу первую партию нашей.., э.., продукции. Ту, в которой был допущен брак.

– По вашей вине, – напомнил мстительный Гаркун.

Заболотный пропустил это замечание мимо ушей.

– Именно поэтому, – продолжал он с расстановкой, словно читая лекцию тупоголовым студентам, – я позволил себе привлечь ваше внимание к тому, что мельница готова к работе.

– Ни черта не понимаю, – начиная терять терпение, сказал Мышляев. – Что вы заладили, как попугай: мельница, мельница… В чем дело? Гена, ты высыпал туда бак.., э-э-э.., бракованную продукцию?

– Да, – сказал Гаркун.

– Нет, – одновременно с ним произнес Заболотный.

Гаркун, часто моргая, уставился на химика слезящимися, розоватыми с перепоя глазами. Заболотный ответил ему холодным, ничего не выражающим взглядом. Его нижняя губа была презрительно оттопырена, и сейчас он более, чем когда бы то ни было, напоминал верблюда.

Мышляев медленно встал с топчана, переводя взгляд с Гаркуна на Заболотного и обратно, словно не в силах решить, кого удавить первым.

– Гена, – сказал он вкрадчивым голосом, – в чем дело? Где капуста, Гена?

Гаркун повернулся к нему, еще немного поморгал глазами, явно силясь понять, чего от него хотят, и смущенно отвернулся.

– Да что вы, в самом деле, – пробормотал он, – белены, что ли, объелись? Что, разве в мельнице их нет?

– Представьте себе, – язвительно сказал Заболотный, – нет и не было.

– Гена, – с нажимом произнес Мышляев. – Гена!

– Ну что – Гена? – окрысился Гаркун. – Ну, может, и забыл… Подумаешь, преступление! Или ты думаешь, что я действительно отволок их на рынок? – обиженно спросил он у Мышляева.

– Ты псих, – убежденно сказал Мышляев. – Да как же можно? Теперь я начинаю понимать, за что тебя вышибли с Гознака.

– Я вас умоляю! – голосом, полным яда и желчи, воскликнул Гаркун. – Вы еще профсоюзное собрание соберите «О недопустимом поведении, несовместимом с почетным званием российского фальшивомонетчика»…

– Не ори, сука, – прошипел Мышляев. – Не хватало еще, чтобы Кузнец тебя услышал! Баксы в мельницу, живо!

Гаркун прожег его многообещающим взглядом, но промолчал, чувствуя, что Мышляев прав. Вздыхая и возмущенно ворча себе под нос, он удалился в помещение, служившее ему рабочим кабинетом и временным жильем, и принялся шумно возиться там, выуживая из-под раскладушки обувную коробку.

– Было бы из-за чего шум поднимать, – проворчал он, появляясь в дверях. Обувная коробка была у него в руках. – Вот они, ваши баксы.

Начиная понемногу успокаиваться, Мышляев бросил в коробку мимолетный взгляд.

– Даже жалко, – сказал он. – Прямо как настоящие, ей-богу. Здесь все?

– А куда им деваться? – пожал плечами Гаркун.

– Маловато как будто, – с сомнением проговорил Мышляев. – Помнится, речь шла о сорока тысячах.

– Я не пересчитывал, – равнодушно ответил Гаркун. – Профессор, наверное, забрал. Он же собирался их препарировать.

– Я взял на анализ четыре купюры, – ответил Заболотный на безмолвный вопрос Мышляева. – Они уже уничтожены.

– Как же, уничтожены, – непримиримо пробормотал Гаркун. – Пропил, небось, с бабами, вот и все дела.

Заболотный окатил его молчаливым презрением, подошел поближе и тоже заглянул в коробку.

– Даже если бы я их пропил, – процедил он, – то недостача составила бы четыреста долларов. А здесь даже на глаз недостает гораздо большей суммы.

– Чепуха, – сказал Гаркун.

Мышляев молча вырвал у него коробку, высыпал фальшивые деньги на стол и быстро пересчитал.

– Девять шестьсот, – объявил он и повернулся к Гаркуну. Глаза его сделались похожими на пулеметные амбразуры. – Гена, я тебя сейчас выпотрошу голыми руками и разбросаю твои дерьмовые кишки по всей округе.