Михаил Серегин - Особая миссия (Сборник) Страница 45

– А вот вы зря смеетесь все, – обратил внимание на нас с Игорьком Кавээн. – Думаете, я тоже так ему сразу поверил… Не-е-ет… Я ему говорю… – мы в пивнушке с ним стояли, там, в двух шагах от гостиницы…

Кавээн тут же смущенно посмотрел на майора и замотал головой.

– Не, Абрамыч, пиво он пил, я только нюхал. Он пил, я курил…

Абрамыч криво усмехнулся.

– Я ему говорю, – ну ты, это… покажи мне… То есть, как это взгляд твой… ну, работает, грубо говоря… Он уставился на соседа, который воблу грыз, смотрел на него минуты две. Тот ничего. Воблу погрыз, начал пиво пить. Потом этот псих-то мой, Алексей, говорит: пиво, мол, мешает. Надо на трезвую голову. Да и истощился я, говорит, пока поезд с моста спихивал. Килограмм, наверное, двадцать сбросил. Надо сначала энергии подкопить… А что? Ты ж видел, Абрамыч, какой он тощий!..

Тут мы с Игорьком не выдержали и откровенно расхохотались. Кавээн на нас надулся и пробормотал обиженно, отвернувшись в сторону:

– Что вы ржете-то? Умники! Вы докажите сначала, что этого не могло быть, – так, как он говорит. А тогда ржать будете…

– А что тут доказывать, – сказал сквозь смех Игорек. – Ты же сам его назвал – псих! Смотри, еще заразился, наверное, от него!

– Это не заразное… – буркнул в ответ Кавээн.

– Я тоже так думал, – возразил Игорек уже без смеха, но все еще улыбаясь. – А вот послушал тебя сейчас…

– Ну а ты чего молчишь? – напустился на меня Кавээн. – Психи – это твоя специальность…

– Да нет, дядь Саш, ты не прав, – возразила я. – Психами психиатры занимаются, а я – психолог. Моя, как ты говоришь, специальность – нормальные люди, которые попали в трудное положение…

– А психи, – подхватил, по-своему интерпретировав мою мысль, язвительный Игорек, – это те, кто верит во всякие паранормальные явления, в потоки энергии толщиной с ногу, в треснувшие от взгляда потолки, в мертвых рыб и прочую чушь. Что тут доказывать-то. И так ясно, как под микроскопом…

– Мне эта версия тоже кажется, мягко говоря, нереальной, – подал осторожный голос Григорий Абрамович. – Но боюсь, она понравится многим другим… Я давно обратил внимание, что наиболее популярной всегда почему-то становится наиболее дикая версия…

И тут Григорий Абрамович меня удивил. Я… да мы все привыкли к его осторожности и взвешенности решений. Прежде чем что-то предпринять, Абрамыч сто раз подумает, что из этого выйдет и не будет ли иметь нежелательных последствий. А то, что он мне предложил, было продолжением той линии поведения, которая вызвала такое раздражение у ФСБ в лице полковника Краевского и неудовольствие начальства, то есть генерала Кольцова.

Неожиданно не только для меня, но и для Игорька с Кавээном Абрамыч повернулся ко мне, проникновенно посмотрел в глаза и сказал:

– Оленька… Мы не так давно работаем с тобой вместе, но у меня такое чувство, что знаю тебя уже много лет, ну, никак не меньше десятка. Я хорошо понимаю, что запрещать тебе думать над причинами произошедшей здесь катастрофы я не могу – ты меня все равно не послушаешь. Больше того, я и не хочу тебе этого запрещать. Я знаю, что ты все равно будешь собирать информацию об этом, запрещу я тебе или разрешу…

Я смущенно пожала плечами, потому что он был абсолютно прав. Эта проблема уже засела в мое сознание и выбить ее оттуда можно было только одним способом – докопавшись до истины. Почему я не могла остановиться, не могу объяснить… Я такой же человек, как и все остальные, у меня тоже есть какие-то психологические проблемы, которые проявляются в моем поведении, в общении с людьми, в моих пристрастиях и интересах, в том, что я говорю и что делаю… Проводить собственный психоанализ – задача не просто из трудных, но во многих случаях и невозможная… Это удавалось лишь немногим, очень талантливым психоаналитикам… И в очень специфических условиях уединения, спокойствия и сосредоточенного размышления одновременно с глубоким погружением в собственное бессознательное… О каком уединении и спокойствии можно говорить при моей работе!..

Но, в конце концов, так ли важно, почему я не могу отказаться от стремления узнать истину об этих трагических событиях. И почему мне необходимо продвинуться хотя бы на шаг вперед там, где все остальные останавливаются, прислушиваясь к доводам здравого смысла или мнению начальства? Назовите это моим характером – и это будет, в целом, верно. И не все ли равно – почему у меня именно такой характер… Может быть, когда нибудь я и сумею это себе объяснить… Когда мне стукнет столько же, сколько было моему любимому психологу Карлу Юнгу в год моего рождения… Но он не долго после этого прожил.

– Я не могу приказывать тебе, Оля, – продолжал Григорий Абрамович, – но прошу тебя все же учесть разницу в нашем с тобой возрасте и опыте и прислушаться к моему совету…

Я уже собиралась вздохнуть, приготовившись услышать от Абрамыча просьбу не соваться больше в эту проблему… Ну, например, ради моего же блага… А вздохнуть мне пришлось бы потому, что к его просьбе я все равно не смогла бы прислушаться…

Но тут-то Абрамыч меня и удивил…

– Я советую тебе, Оленька, – сказал он, – самой посмотреть на этого психа, о котором рассказал сейчас Александр Васильевич… Мало того, сделать это не откладывая, прямо сейчас… Думаю, мы все будем сожалеть, если ты этого не сделаешь…

Признаюсь, наш майор меня не только удивил, но и озадачил… Его совет был не только странным, но совершенно для меня непонятным, поскольку сама я никакого желания разговаривать с тем ненормальным не имела… У него же очевидный бред.

Я еще раз пожала плечами, на этот раз – недоуменно, и встала, готовая сейчас же отправиться на розыски этого самого Алексея Гмызы в гостинице «Волна». Кавээн вызвался мне помочь найти своего «героя» и проводить до гостиницы. Мне кажется, на самом деле ему жутко интересно было послушать наш разговор…

От наших палаток до гостиницы было рукой подать, и буквально минут через пятнадцать мы были уже на месте. Кавээн усадил меня на лавочку на набережной и вскоре привел из гостиницы человека, которого я издалека и впрямь приняла за подростка.

Он был… тщедушен. Вот, наверное, наиболее точное слово для характеристики его фигуры. Узкие подростковые опущенные плечи, плоская, совершенно неразвитая грудная клетка, длинные до колен худые руки и тонкие ноги, которые, казалось, начинали дрожать, когда он останавливался. Возраст выдавало его лицо – морщинистое, с неизменным озабоченно-испуганным выражением, очень неспокойными глазами и тонкими чувственными губами, которые постоянно подрагивали, складываясь на мгновение в кривую скептическую усмешку и тут же вновь «распрямлялись» в неровную, изломанную линию. Картину довершали непропорционально увеличенные уши, которые розово просвечивали, когда позади него оказывался свет вечернего фонаря…

– Здравствуйте, Алексей, – сказала я сразу же, поскольку подозревала, что он очень зажат, и не хотела сковывать его еще больше, вынуждая к активности в общении. – Александр Васильевич рассказал мне о вас, и я очень захотела с вами поговорить…

Он молчал.

– …потому что вы показались очень интересным человеком…

– Показался?.. – переспросил он неуверенно, но в то же время обиженно.

– Простите, Алексей… – спохватилась я. – Вы очень интересный человек.

– Я вас прощаю, – пробормотал он в ответ очень смущенно.

«Что за черт? – подумала я. – Судя по рассказу Кавээна, с ним он говорил достаточно свободно и оживленно. Что же сейчас он так зажался?..»

Я вопросительно посмотрела на Кавээна. То недоумевающе пожал плечами… Так. Вот вам первый факт для анализа. Разница в поведении. Она может быть вызвана только моим присутствием, остальные-то условия не изменились… Лично меня он не знает. Значит, это реакция на женщину вообще. Ну что ж, уже кое-что понятно…

Задача моя была достаточно сложной. Не прибегая ни к каким специальным исследованиям, которые можно проводить только в условиях клинического стационара, быстро, буквально в двадцати-пятнадцатиминутном разговоре сделать оценку его психического состояния и, если окажется необходимым, поставить приближенный диагноз…

Секунду поразмыслив, я выбрала метод свободных ассоциаций, позволяющий хотя бы поверхностно сканировать его бессознательное. Метод, конечно, не из современных, сейчас есть кое-что и поточнее в смысле достоверности результата. Но то, что выбрала я, было не только достаточно точно для моей цели, но и весьма наглядно. Я же знала, что мне придется рассказывать о нашей беседе и своих наблюдениях Григорию Абрамовичу. Что же я ему буду каждый узкоспециальный термин на пальцах пояснять? А в методе свободных ассоциаций и пояснять ничего не нужно – все как на ладони… Наглядно до примитивности.

Этот метод основан на том, что скорость образного мышления намного выше логического. Если заставить человека отвечать быстро, не успев подумать, можно исследовать бессознательную реакцию его психики на заданные исследователем образы и по полученным ответам составить представление о состоянии этой психики… Очень, конечно, схематично, но в целом – верно.