Александр Золотько - Рождество по-новорусски Страница 46

– Доброе утро, – сказал совершенно незнакомый голос.

– Какого хрена, – начал Батон, но застонал и заткнулся.

Два его приятеля не могли видеть причину этого, но звук удара услышали. И это заставило их свои эмоции сдерживать.

Потом Брюлика рывком кто-то поднял на ноги и вытащил из комнаты. Недалеко, похоже, в комнату соседнюю. Посадили на табурет. И начали задавать вопросы.

Брюлик отвечал с готовностью и даже с радостью. У него не выспрашивали ничего особенного. Просто несколько раз заставили повторить, что именно с ними всеми происходило в тот памятный день, когда они нашли пацаны, будь он не ладен.

Брюлика даже и не били. Почти. Так, пару раз ткнули под ребра, когда он начинал путаться в показаниях.

Затем стали допрашивать Рогожу. И спрашивали то же самое. И тоже очень подробно. Очень. С памятью у Рогожи было чуть хуже, чем у Брюлика, поэтому и досталось ему немного сильнее, чем приятелю. Но без перегибов.

Брюлик и Рогожа это обсудили. После допроса их не возвращали в комнату к Батону.

С Батоном они в ту вечер так и не встретились больше. И даже стали за Батона волноваться. Как могли.

А вот Батон о них даже и не вспомнил. Для него разговор вышел достаточно неприятным.

По словам Батона, они, типа, поехали посмотреть заводы, заехали, такие, во двор, отлить, после, значит, пивка. Типа, мочевой пузырь не казенный. А тут – тачка стоит, и мудак к ней вышел. Их, типа заметил, и за волыну схватился. А Брюлик…

В этом месте Батона прервали.

– Не Брюлик, а ты.

– Че в натуре? Брюлик достал ствол…

Батона ударили. Падать на твердый пол со связанными руками и завязанными глазами – удовольствие слабое.

Батон взвыл, ожидая, что сейчас начнут топтать. Сам он, обычно, упавшего добивал ногами.

Но его подняли и посадили на табурет.

– Кто первый выстрелил?

– Ну, это… Я, типа. Пацаны сказали, что я? Не помню. Если они сказали оба, в натуре, значит, я стрелял.

Потом, значит, в дом ломанулись, а оттуда – стрельба. Ну и мы гранату…

– Кто?

– Что «кто»?

– Кто кинул гранату?

Батон замолчал. Ему очень хотелось сказать, что гранату кинул кто-то из пацанов, но челюсть и бок до сих пор ныли.

– Типа, я, – сказал Батон.

– А убить мальчишку не боялся?

– А мне по фигу тогда было. Они в нас из автомата стрелять начали…

– Подумай, – предложил голос.

– А хрен тут думать, – повысил, не подумавши, голос Батон.

Удар, падение, стон, возвращение на табурет.

Батон закашлялся.

– Кто предложил заехать во двор? – спросил голос.

– Никто. Так, вместе реш…

Удар, падение, стон, удар, крик, возвращение на табурет.

– А кореша твои сказали, что ты предложил.

– Врут…

Удар, пол, табурет.

– Я сказал.

– А почему именно туда?

– Так просто…

Упасть Батону не дали, но почкам и печени досталось.

– Честно, в натуре, в первый попавшийся…

Сознания Батон не потерял, дыхание, правда, восстановилось не сразу.

– А бабки куда дели? – спросил голос.

– Какие бабки? – Батон сжался, ожидая удара, но его не последовало.

– Не было денег? – спросил голос.

– Не было, – белее уверенным тоном подтвердил Батон.

– А почему на тот завод поехали?

Батон тяжело вздохнул.

Говорить на эту тему совсем не хотелось. Но и молчать не получалось.

– Помочь? – спросил голос.

– Я сам, – сказал Батон. – Все расскажу, типа. В натуре.

И рассказал. Его не перебивали. И даже перестали бить.

Рассказ получился не очень долгий, но подробный и, самое главное, правдивый.

– Все, – закончил рассказ Батон.

– Вот и хорошо, – сказал голос удовлетворенно. – Теперь ты немного посидишь тут, руки и глаза тебе развяжут. Но если ты дернешься не по делу, то, брат, извини. Болеть будет не долго, до самой смерти.

Голос был спокойный, но внушающий доверие.

Больше Батона и приятелей не беспокоили.

Они даже смогли уснуть со временем, не смотря на мокрую одежду.

Не всем так повезло той ночью. Мехтиев, например, уснуть не смог. Лечь в постель – лег. А уснуть – не вышло.

Али всю ночь ездил по городу и тоже, понятное дело, не спал.

Не спала, также, Инга. Браток почти до рассвета бродил по квартире, раз за разом вспоминая свой разговор с Гринчуком.

Гринчук успел перехватить для сна всего пару часов, потом его поднял звонок в дверь.

Это приехал Михаил.

Гринчук впустил его в квартиру, а сам некоторое время стоял в коридоре, пытаясь окончательно проснуться.

– Что у вас нового? – спросил Михаил.

– Мы с Братком пообщались, – сказал, борясь с зевотой Гринчук.

– Все выяснили?

– Ну, свои проблемы он обрисовал достаточно конкретно, – Гринчук сделал несколько приседаний, застонал, демонстративно хватаясь за поясницу. – Старый я, больной. Измученный бессонницей. Уже, наверное, четвертую ночь практически не сплю.

Гринчук печально посмотрел на свою расстеленную постель, махнул рукой и стал одеваться.

– Как там погода на улице? – спросил Гринчук.

– Идет снег. Это, кстати, видно и в окно.

– У меня только и проблем, что в окно смотреть, – сварливым тоном ответил Гринчук. – Жрать хочешь?

– Можно.

– Тогда сходи на кухню и приготовь на двоих. А я схожу под душ. Может, проснусь.

Под холодным душем Гринчук проснулся окончательно. Тщательно вытерся, оделся и вышел на кухню. Михаил стоял возле печки. На огне стояла кастрюля.

– Что это будет? – спросил Гринчук.

– Это будут пельмени из пакетов, – ответил Михаил.

– Я очень люблю пельмени из пакетов, – заявил Гринчук и сел на табурет возле стола. – Прикинь, вчера был в кабаке и ушел голодный. Бегаешь, как собака, и никто тебя не накормит, кроме Михаила, никто не приласкает.

– Кроме?

– Просто никто.

Гринчук посмотрел на часы.

– Сволочь, ты, Миша. Разбудить человека в семь утра. После того, как он проспал всего два часа.

– Было велено товарищем подполковником по прибытии немедленно явиться с рапортом.

– Является только черт во сне, – поправил Гринчук.

– Если бы я сказал «прибыть», то получилась бы тавтология «по прибытии прибыть».

– Какой ты образованный! – возмутился Гринчук.

– Естественно.

Михаил выловил шумовкой из кастрюли пельмень и внимательно на него посмотрел.

– Готово? – спросил Гринчук.

Михаил выключил под кастрюлей огонь.

– Что с Громовым? – спросил Михаил, перекладывая пельмени из кастрюли в тарелки.

– Самоубийство. И пропажа личного мобильного телефона. И наркотики в бачке унитаза. Ты не видел, у меня в холодильнике нет сметаны?

– Только сливочное масло.

– Вот ведь Браток бездельник. Пельмени купил, а сметану нет. А я люблю пельмени со сметаной.

– Я могу съесть обе порции, – предложил Михаил.

– Ага, сейчас, – Гринчук подцепил пельмень и сунул его в рот. – Горячо, твою дивизию!

– А у пельменей есть одно необычное свойство, – невозмутимо сказал Михаил. – Если, вынув их из кипятка, вы подождете некоторое время, то есть вероятность, что они остынут. Не обращали внимания?

– У меня нет времени. И я не люблю холодных пельменей.

– Время у вас есть, все начнется часов в десять.

– Это у вас все начнется часов в десять, а у нас все начнется гораздо раньше. Мне нужно попасть в один высокий кабинет до десяти часов. И, кстати, – Гринчук достал свой телефон, – как полагаешь, некий участковый инспектор в звании майора уже на работе?

– Рановато, – сказал Михаил.

– Это для другого рановато, а мой должен еще быть на работе.

– Вы хотели сказать – уже.

– Я хотел сказать и сказал – еще.

Гринчук набрал номер.

– Да, – ответил Гусак.

– Еще на работе? – довольным тоном спросил Гринчук.

– Да, – ответил Гусак.

– Сержантов сдали?

– Сдал.

– И бумаги уже все подготовили для проверки?

– Да.

– Не врите, майор, за ночь всех бумаг участковый привести в порядок не может. Они так специально придуманы, эти бумаги. Вы еще скажите, что и с вашими подопечными в микрорайоне я смогу побеседовать, и они подтвердят то, что о них написано в ваших бумагах?

Гусак промолчал.

– Радуйтесь, майор, я приеду не с утра. Занят. Я буду где-нибудь к обеду. А сержантами поинтересуюсь лично. И я особенно интересуюсь при проверках порядком и чистотой в помещениях. И очень не люблю застать в кабинетах ответственных работников уборщиц со стороны. Намек уловили?

– Да.

– И заметьте, я не могу требовать от офицера милиции лично убирать в помещении и отдраивать сортир. Но если я случайно, явившись после обеда, или, заехав вдруг через час, замечу посторонних в вашем офисе, – будет большой скандал.

– Понял.

– Тогда – до встречи.

Гринчук выключил телефон.

– Что за участковый? – спросил Михаил.

– А не будет он нашего Братка обижать. Он уже провел целую ночь в подготовке к проверке, теперь проведет целый день в ожидании, потом целую ночь, а потом… Потом я еще что-нибудь придумаю. Он у меня, скотина, рапорт напишет об увольнении искренне и с удовольствием.