Андрей Дышев - Русский закал Страница 47

Я еще не знал, что сделаю в ближайшее время. Инстинкт требовал пока одного – затаиться, спрятаться за камнями, выждать. Если адвокат и картавый в самом деле погибли, во что я, однако, мало верил, то уже сейчас надо думать о том, как нам, без рации, без связи с Глебом, вернуться обратно и при этом не попасть в руки пограничников. Если они оба или кто-то из них жив, то определять дальнейшую нашу судьбу будет сильнейший.

– Ты слышишь? – Валери вдруг остановилась, подняла палец, прислушалась.

– Что?

– Мне показалось, кто-то идет за нами.

Минуту я всматривался в темные силуэты прибрежных камней за нами. От напряжения в глазах стало рябить, по камням заплясали тени, и я уже не мог сказать точно, мерещится мне это либо происходит наяву.

– Вроде никого, – сказал я и снова посмотрел на Валери. Она, приоткрыв рот, уже смотрела в сторону горы, резким взлетом поднимающуюся вверх недалеко от нас.

– Что там, Кирилл? – шепотом спросила она.

– Где?

– Там… Где большой камень…

– А что ты там видишь?

– Палки.

– Ну и что? Торчат себе палки, – ответил я, но мне почему-то стало жутко. Валери застыла на месте, не сводя глаз с небольших продолговатых холмиков, расположенных в строгом порядке. На каждом из них стояла тонкая палка, к которой был привязан лоскуток материи.

– Это кладбище, – догадалась она и добавила еще тише: – Там кто-то ходит.

– Не придумывай! – Я взял ее за руку. – Нет там никого.

– Есть! – Она выдернула руку и даже присела от страха. – Я боюсь, Кирилл…

Я сам видел, как между могил мелькнула тень, но надо было как-то успокоить Валери.

– В этих местах водятся лисицы и шакалы…

– Это дух умершего, – прошептала она. – Мы его потревожили… Ты знаешь какую-нибудь молитву? Господи, прости нас, Господи!..

Я нагнулся и поднял с земли увесистый булыжник. Дух это или нет, но я постараюсь проломить ему голову раньше, чем он приблизится к нам.

Тень слилась с темным пятном могильного холма, затем отклеилась от него с другой стороны и тоже замерла.

– Эй! – крикнул я, подкинув в ладони булыжник. – Вы не подскажете, как пройти в библиотеку?

Валери тихонько заскулила, сжавшись у моих ног в комок. Тень шевельнулась и двинулась к нам. По мере приближения она все отчетливее принимала очертания человеческой фигуры.

– Прошу вас, бросьте оружие пролетариата, – сказало привидение голосом адвоката.

В лунном свете мы наконец разглядели синеватое, выпачканное в глине лицо Рамазанова.

Глава 24

– Когда началась стрельба, я уже стоял на этом берегу и хорошо видел ваши маневры, – говорил Рамазанов, раскуривая свою трубку.

Он лежал на спальнике, прислонившись спиной к каменной стене пещеры, в которой мы коротали время до рассвета. Небольшой бездымный костерок тихо потрескивал дровами, рядом с ним урчал примус, обволакивая голубым пламенем маленький пузатый чайник. Валери спала или дремала, положив голову мне на колени, над ее свитером струился парок, но она, похоже, согрелась – недаром я целых полчаса растирал ее спиртом, который предусмотрительно захватил с собой Рамазанов. Я полулежал на влажном спальнике, высушивая его своим телом, и, в общем-то, чувствовал себя комфортно, что скорее всего было вызвано не столько уютной пещерой, костром и глотком неразведенного спирта, сколько отсутствием рядом картавого, которого – я очень надеялся – мы потеряли навсегда.

– Когда вы дали задний ход, Кирилл, – продолжал адвокат, – то я очень засомневался относительно здравости вашего рассудка. Так рисковать собой и вашей девушкой! Без связи, без прикрытия, без транспорта вы не выбрались бы из приграничной зоны живыми.

– Давайте не будем предполагать того, что еще не произошло, – ответил я.

– Я не предполагаю. Я говорю с абсолютной уверенностью. Я говорю с робкой надеждой, что вы больше не повторите подобной безумной выходки. – Он затянулся, выпустил облачко ароматного дыма, подкинул в костер ветку. – Мы преодолели едва ли не самую сложную часть пути, – продолжал он. – У нас потери, нас уже трое. Логика и здравый разум теперь должны повелевать нами. Вы видите, я не размахиваю перед вами автоматом, я не принуждаю вас силой идти дальше. Я просто хочу, чтобы вы сами, своим умом пришли к одной истине – теперь мы вместе, нам определено судьбой держаться друг за друга. Вы знаете, где найти порошок. Я знаю, как его переправить на ту сторону и при этом самим остаться живыми. Так давайте доверять друг другу, давайте оставим в прошлом, на том берегу, все подозрения, враждебность и, в конце концов, заключим договор о дружбе и сотрудничестве!

Он улыбнулся и, привстав, протянул мне руку. Я, однако, не шевельнулся.

– У вас под головой лежит «калашников», у меня нет даже какого-нибудь ржавенького ножичка. И при этом вы предлагаете мне руку?

Адвокат, что было достаточно неожиданным для меня, вытащил из-под спальника автомат и, держа его за ствол, протянул мне.

– Берите. Он – ваш!

Во всех играх в благородство я всегда выигрываю, но только в благородстве. В остальном же у меня сплошное поражение. Понимаю, что глупо, понимаю, что это сильно отдает мальчишеством, но ничего не могу с собой поделать – так воспитан. И, сознавая, что творю преступление по отношению к самому себе, покачал головой и ответил:

– Благодарю. Но я возьму оружие только тогда, когда моей жизни или жизни Валери будет угрожать опасность. Договорились?

Адвокат, очень удовлетворенный моим жестом, кивнул и вернул «калашников» на прежнее место.

Я снял с примуса чайник, через носик которого уже выплескивалась коричневая масса и безумно вкусно пахло хорошим кофе, разлил по чашкам, раскидал сахар. Мы пили этот божественный напиток маленькими глотками, обжигаясь, дуя на него, и получали ни с чем не сравнимое удовольствие, какое не испытаешь у себя дома, проснувшись в сухой и теплой постели. Рамазанов, задумавшись о чем-то, прочищал трубку тонкой веточкой. Валери, выпив свою чашку в рекордно короткий срок, снова опустила голову мне на колени и уснула.

– Вы не пытались выйти на связь с Глебом? – спросил я.

– Все в порядке, – ответил Рамазанов. – Мы говорили с ним незадолго до того, как я встретил вас у кладбища. Всего два слова, но я понял, что он в безопасности.

– Он будет дожидаться нас в том же месте?

– Нет, что вы! Глеб вернется на дачу. И только через неделю снова переберется к реке.

– А как вы думаете переправить порошок в Россию? Насколько я понял, покупатель ждет вас в Москве?

– Это уже мои проблемы. Не забивайте себе голову ерундой. Мы полетим в Москву с пустыми руками, без всякого багажа, и там, возможно, в первый же день вы получите свой гонорар.

– Четыре миллиона долларов?

– Боюсь, что теперь уже больше.

– Значит, вы уверены, что картавый погиб?

– Нет, я не уверен и не буду уверен, пока не увижу тело. Я, как и вы, лишь надеюсь на это.

– Не кажется ли вам, что было бы намного проще избавиться от картавого еще там, на даче, или даже в Душанбе, чем сейчас молить судьбу, чтобы она послала ему смерть?

Адвокат долго смотрел в чашку, покачивал ее в руке, будто гадал на кофейной гуще.

– Видите ли, Кирилл, картавый – вовсе не тот дурачок, за которого пытался выдавать себя. Это очень опасный и умный человек.

– Вот как! – Я с недоверием посмотрел на Рамазанова, но тот так и не поднял глаз. – Вы меня удивили. С большим трудом верится в то, что вы сказали.

– И я бы не рискнул, – продолжал он, – встать на пути тех сил, которые стоят за ним.

– А я думал, что в этой истории с кокаином вы играете первую скрипку.

Адвокат вяло усмехнулся.

– Первую скрипку?.. Первая скрипка, дорогой мой, так далеко и высоко, что нам с вами никогда не добраться до нее, никогда даже одним глазом не посмотреть. И слава богу, что не добраться.

– Но есть еще и дирижер?

Рамазанов кивнул.

– Вы правы, есть еще и дирижер. Но стоит ли тратить время на разговоры о вещах полуреальных, недоступных, невидимых и обладающих невообразимой энергией, как, скажем, черные дыры или пульсары? – Он лег удобнее на своем ложе, зевнул и прикрыл глаза. – Лучше подремать до рассвета, от этого куда больше пользы.

Я подкинул в костер хвороста. Черные ветки, раскаляясь, краснели, становились прозрачными, изгибались, словно от жгучей боли, выжимая из себя тепловую энергию, которую когда-то впитали от солнца и долго-долго хранили ее в себе, а вот теперь с легкостью отдавали ее тем, кто умел поджечь их. Я представил себя такой же веточкой, энергия горения которой была всего лишь частицей костра, смысл которого был неподвластен мне – он горел независимо от моей воли, я лишь немного подпитывал его своими поступками, риском для жизни, страданиями и лишениями. А кого обогревал тот костер? Для кого людские судьбы – лишь топливо?

Я посмотрел на Валери, которая крепко спала на моих коленях. Она ведь тоже всего-навсего веточка и горит со мной в одном костре. Но счастлива, но полна оптимизма, но смотрит в будущее, как сценарист фильма в собственный текст.