Юрий Гаврюченков - Золото шаманов Страница 47

Корефана не надо было долго упрашивать. Оценив обстановку, он сиганул через левый борт, рванул на себя дверцу и скрылся в кабине. Закрутился стартер, кузов вздрогнул от принявшегося движка. Армейская машина в самом деле заводилась от кнопки!

– Вадик, держись! – крикнул я, но Гольдберг и так лежал неподвижно, обессилев окончательно.

«Урал» покатил, набирая скорость, прямо на ворота. С КПП ударила очередь. Пули защёлкали о кабину, о жесть бортов. Я пригнулся и трижды выстрелил в сторону будки. Грузовик разгонялся. Собровец бил короткими очередями по кабине, но Славу, видимо, не доставал. Из бокового окошка высунулся ствол «калаша». Не целясь, корефан прижал чересчур ретивого бойца. Я до кучи пару раз саданул из «макарова» и бросился на пластины, потому что в этот момент передний бампер протаранил ворота.

Удар, треск. Мелькнули столбы запретки. Мы оказались за территорией старой биржи!

Приподнявшись на карачки, я добил остатки обоймы по будке. С КПП уже не стреляли, видимо, собровец плюнул на беглую машину и переключился на более насущные задачи.

Слава давил на газ. «Урал» подкидывая груз на колдобинах, мчался по лесной дороге. Я сменил обойму и сунул «макаров» в карман.

– Как ты? – склонился над Вадиком, держась за скамейку.

– Порядок, – пробормотал Гольдберг и улыбнулся бледными губами.

Глаз зацепился за странный предмет, перекатывающийся возле правого борта. Это был явно не кусок дюраля от погибшего вертолёта, но его также закинуло сюда взрывом. Я дотянулся, взял в руки прилетевший ко мне артефакт. Он зачаровывал законченностью линий, в нём чувствовалась сила и хищная красота.

Это был Сучий нож.

Порядком отъехав от старой биржи, Слава остановился. Мы пересели в кабину. Вадик заметно воспрял духом и уже не выглядел так бледно, как при побеге. Корефан, к моему облегчению, оказался невредим, а вот стёкла пострадали изрядно. Боковые рассыпались в крошево, лобовое зияло пробоинами.

– Хорошо, я пригнуться успел, – хмыкнул Слава, кивнув на дару напротив его головы. – Иначе б остались вы без шофёра.

– Я вон его за баранку посажу, – осклабился Вадик, подражая Горбатому из «Места встречи».

Чем дальше мы оказывались от биржи, тем больше к нему возвращалось сил.

– Ага, – только и сказал Слава.

Понимая, что на убитой в хлам машине путь лежит до первого мента, мы ехали в Усть-Марью. Решение созрело после встречи с дохляком. Он вышел на дорогу, странно переступая тонкими, не гнущимися в коленях ногами. Казалось, его качало ветром. Одет он был в грязную серую нижнюю рубаху и кальсоны.

Чтобы не сбить бедолагу, Слава сбросил скорость.

– Дистрофик какой-то, – пробормотал Гольдберг.

– Зимогор [16] , – высказался Слава. – Чё за чудо?

Я положил на колено пистолет и снял с предохранителя.

Зимогор отшагнул к обочине, но всё равно пришлось остановить машину, чтобы на него не наехать. Он подошёл к кабине с моей стороны, явно намерившись о чём-то спросить. Одичалый мужик был бородатым, волосы на голове свалялись колтунами. Лицо было высохшим, почти чёрным.

– Здорово, братва, – прохрипел зимогор, сходу вычислив, что мы не менты, а вольные урки. – Я в лесу заплутал. Где лагпункт второй?

– Нет уже второго лагпункта, – припомнил я карту старого Гольдберга. – Закрыли давно, после смерти Сталина.

– Смерти? – лицо зимогора слегка дрогнуло одервенелыми мышцами. – Это что ж… крякнул Усатый?

– Было такое в пятьдесят третьем году, – невозмутимо ответил я, подняв ствол «макарова» почти вровень с окном. Дёрнись этот чудной прохожий открыть дверь, мгновенно схлопотал бы пулю в голову. Я его боялся. Мир вокруг нас стремительно менялся и реагировать на его перемены следовало так же стремительно.

– В пятьдесят третьем?

– Какой сейчас год по-твоему?

– Сорок восьмой.

– Как ты в лесу оказался, помнишь?

– В лесу-то?.. – дохляк с видимым усилием напряг память. – На больничке я был… Не, не помню, до́лжно, занесло как-то… На работы, до́лжно, вывели…

– Всё понятно, – сказал я. – Слава, поехали.

Корефан без лишних слов переключил передачу, и странный бродяга остался позади.

– Чё за наркоман примороженный? – буркнул корефан.

– Он не наркоман, он просто мёртвый, – после встречи с Лепяго я уже ни в чём не сомневался. – Знаете, господа, похоже, мы выпустили из пещеры очень нехорошую силу.

– Да я уже понял, бляха, – угрюмо буркнул Слава и сплюнул в окошко.

– Предлагаю ехать в Усть-Марью. Если этот зимогор действительно пришёл оттуда, откуда я думаю, а он отрылся с зэковского кладбища, в посёлке сейчас полный Армагеддон и Апокалипсис. Они все туда пойдут, и ментам не поздоровится. А нам предоставляется возможность половить рыбку в мутной воде и, если сильно повезёт, поймать шанс выбраться не пустыми. Сделаем как в прошлый раз, остановимся на окраине, Вадик будет охранять груз, и пойдём на разведку.

– Лады, – сказал афганец.

– Пистолет дай, – заартачился Вадик. – Чем я буду охранять?

– Крестом и молитвой, – я справедливо считал, что «макаров» в посёлке пригодится куда больше.

– Я атеист! – гордо ответил Гольдберг.

– Тогда посылай их чеканить шаг в направлении мужских гениталий, и в выражениях не стесняйся. Нечисть мата сильно боится.

– Иди ты знаешь куда со своими советами!

– Вот, уже получается!

Усть-Марья встретила нас настороженной тишиной. Загнав машину в лес, мы со Славой вышли через задворки, с огородов частного сектора.

– Не слишком людно, – заметил я.

Действительно, посёлок будто вымер. Вдалеке, наверное, за Примой, летели вверх облака чёрного дыма. Там горели дома. Где-то в той же стороне простучала очередь. Потом ещё. Работали уже два ствола. Автоматы молотили отчаянно и яростно, а потом вдруг смолкли. Мы стояли, прислушиваясь.

– Ладно, – выждав, Слава двинулся вперёд. – Похряли. Ильюха, поглядывай в левую сторону, я буду правую держать.

Труп мы увидели, выйдя из проулка. Человек в окровавленном камуфляже приткнулся под забором, рука была неестественно заломлена за спину.

– Из местных, «прапорщик», я его знаю, – Слава успел перезнакомиться со всеми надзирателями, выделяемыми на работы в пещеру, а я половины в лицо запомнить не смог.

Мы стояли над трупом, представляя, какую страшную и мучительную смерть принял этот бедняга.

– Руку сломали, – заметил я.

– Его грызли, похоже, – Слава пригляделся. – Точняк, грызли. С ума сойти! Потом башку свернули. Или душили и шею сломали…

– Жуть! – сказал я.

– В натуре, беспредел, – вздохнул корефан.

– Ну, а что бы ты хотел от шаманской администрации?

– Думаешь, демоны его так? – покосился на меня Слава. – Эти… харги твои?

– Отнюдь, – указал я. – Вот разгадка шкандыбает.

По соседнему двору на негнущихся ногах ковылял голый до пояса обросший седой человек, здорово смахивающий на встреченного по дороге зимогора. Он направлялся к нам.

– Гля, вон ещё, – как-то весело сказал Слава, кивнув на бредущего с другого конца улицы дохляка в нижнем белье.

Афганец улыбнулся, и я понял, что он готов к бою. Сейчас загремят выстрелы и для нас всё кончится, как для тех собровцев за рекой. Я уже догадался, куда поехали утром спецназовцы и кто стрелял на правом берегу Примы. Однако проверять на собственной шкуре живучесть умерших ещё при Сталине зэков не хотелось.

– Не гони коней, Слава, – я вспомнил лесного зимогора и сунул руку с пистолетом в карман. – Опусти ствол. Попробуем поговорить.

Я двинулся к седому, который выглядел более авторитетно. Сорокадневная борода при ближайшем рассмотрении оказалась вымазана красным. Мы остановились друг напротив друга, нас разделял забор. Седой был высок и широк в кости. Из под татуированной кожи выпирали рёбра и ключицы с воровскими восьмиконечными звёздами. Кальсоны были выпачканы землёй. В руке блатной упырь держал большой кухонный нож, чиф из толстой нержавейки, весь в потёках и разводах.

– Здорово, – сказал я. – Менты в Усть-Марье ещё остались?

– Здоров, – прохрипел седой. – Ментов тут нет. Ментов я режу.

– Добро, – согласился я, сзади вразвалочку подошёл Слава, держа автомат на плече. – Ты машину грузовую видел здесь где-нибудь?

– С какой целью интересуешься? – медленно, но внятно спросил седой. Напротив сердца у него виднелся еле различимый на тёмной коже профиль Сталина. На лице Сталина была дырка. Ещё две дырки оказались на животе. Они были крошечные, словно игольные, отверстия от пуль 5,45 мм со стянувшейся вокруг пробоя кожей.

– Хотим с корефаном сорваться отсюда.

– Обоснуй, почему я должен тебя греть?

«Начались кружева, – подумал я. – Точно из блатных и засиженных. Сейчас будет ходить вокруг да около, а потом про воровское благо зальёт мне в уши. Вот она, арестантская натура, даже после смерти хочет что-нибудь вымогнуть! Неправду говорят в народе, что горбатого могила исправит. Жадность могилой не лечится.»