Михаил Серегин - Черноморский Клондайк Страница 47

Лимузин медленно ехал вдоль тротуара. Носатый парень сидел впереди, рядом с шофером, и безуспешно пытался завлечь гордо шагающего Ваню.

– Черкес просил, чтобы ты приехал к нему… – не таким ледяным тоном, как минуту назад, произнес парень.

– Еся, отъебись, – жеманно, гнусавя и подергивая плечами, ответил Ваня.

Он чуть косил своими глубоко посаженными, скрытыми под очками глазами в сторону лимузина. Прохожие с любопытством разглядывали этого меланхоличного юношу, пренебрегающего такой шикарной тачкой.

– Доеду сам, – Ваня манерно вертел головой, так что она казалась закрепленной на шарнире.

Впрочем, все его тело, которое, мнилось, вот-вот рассыпется от собственной легкости или просто растает в воздухе, вихлялось, как шарик на нитке.

– Ну так что ему передать, – терял терпение Иосиф, – ты будешь или нет? Он пока дома…

– Прекрасно, – игриво грассируя «р» на французский манер, Ваня расслабленно кивнул. – Но мне нужно зайти на рынок…

– У Черкеса, что, жрачки нет? – грубо спросил Иосиф.

– У него, может, и есть, а у меня в холодильнике шаром покати, – томно вздохнул Ваня и пошел быстрее.

– Так что ему передать?

– Так уж и быть, приду, – Ваня на миг обернулся, согнул руку в локте и мягко махнул кистью.

Иосиф сплюнул, саркастически усмехнулся и приказал шоферу жать на газ. Лимузин цвета морской волны понесся по дороге, обгоняя более скромные машины, привлекая внимание прохожих и водителей.

Ваня любил демонстрировать независимость от своего покровителя. И хотя этот покровитель исправно платил за его услуги, купил ему оригинальную квартирку, которую Ваня опять же на французский манер называл studio, тщательно ударяя на последнем слоге, изящный мотоцикл «Кавасаки», оплачивал все его дорогие заскоки, клубные тусовки и путешествия за рубеж, Ваня упорно дистанцировался от Черкеса. И тогда его собеседник, наслышанный о том, что Ваню содержит Черкес, недоумевал, не придумали ли это завистники – таким независимым и разборчивым выглядел Ваня.

Он действительно зашел на рынок, купил небольшую треску, потому что позволял себе только рыбу (паровую), фрукты, орехи, овощи и минеральную воду, и, раскачиваясь всем телом, побрел к вилле Черкеса.

Белостенная вилла возвышалась на живописном пригорке, откуда открывался на море царский вид. Дом имел плавную конфигурацию, отвечая концепции «перетекающего пространства». Черкес настолько дорожил мнением Вани, который вел на сочинском телевидении передачу «Монстры мировой моды», что полностью доверился его фантазии. Правда, пригласил опытного архитектора ему в помощь. Интерьер тоже создавался по совету Вани, и Черкесу пришлось отказаться от красивого антиквариата, например, стола времен Павла Первого, старинных чеканных люстр, столика из гарнитура графа Орлова и дедовских домотканых ковриков. А все потому, что Ваня восхищался конструктивизмом и модернизмом. Гостиная в новом доме Черкеса была экипирована всяческими новейшими техническими приборами, имела строгие, но при этом не жесткие очертания, была оформлена в одной цветовой гамме. Черные вазы, имевшие форму греческих, но без каких-либо рисунков, прекрасно смотрелись на фоне бежевой мебели и стен.

Ванная комната выглядела мини-дворцом, с обитым розовым шелком стенами, с розовой плиткой и розовым шкафчиком для полотенец. Она была данью давнего увлечения Вани однотонными шелками. Черкес поначалу не мог привыкнуть к такой «бабской» обстановке, но потом смирился, видя, как приятно Ване бывать в этой чудо-комнате. Ваня от нечего делать дарил Черкесу туалетную воду и соль в изящных флаконах, так что мраморная поверхность столика, стоявшего возле овального зеркала, все менее просматривалась под многочисленными коробочками и пузырьками.

Ваня сбросил с плеча рюкзак и, сопровождаемый Иосифом, прошел прямиком в ванную. Черкес сгорал от нетерпения, плескаясь в розоватой пене.

Его широкая волосатая грудь тяжело дышала, черные глаза, похожие на горные провалы, метали молнии. Но, увидев Ивана, он, не желавший показывать, как тает перед этим вечным подростком, все же не мог сдержать радостной улыбки. Клыки Черкеса, однако, имели такую заостренную форму, что эта улыбка больше напоминала хищный оскал вампира.

– Почему сразу не приехал? – с притворной строгостью спросил Черкес.

– Я был занят…

– По пляжу шлялся? – Черкес надменно поднял подбородок и, щуря глаза, глядел на Ваню.

– Ну перестань, – Ваня встал и развинченной походкой прошел к столику. – О, новая водичка… Кто подарил?

Голос его чуть дрогнул. От ревности. Он держал в руках черный флакон Тьерри Мюллера, в то время как его глаза шныряли по столику в поиске новых парфюмерных причиндалов. Не найдя таковых, он отвинтил на флаконе пробку в виде звезды и опрокинул горлышко на подушечки пальцев. Провел ими по запястью. Поставил флакон на место и стал быстрым движением подносить и убирать руку от носа.

– Чудный аромат, роскошный, – щурился он от удовольствия, скрывая легкую обиду.

– Одна баба подарила, – вздохнул Черкес. – А у нее есть вкус…

– Так это же бабские духи, в натуре, – пренебрежительно хмыкнул Ваня.

– Ничуть, просто ты ничего не понимаешь…

Ваня снова вздохнул и примостился на кушетке, обитой розовым, в мелкий белый цветочек, гобеленом. Гобелен был прохладным, и Ваня от наслаждения смежил ресницы. Черкес поудобнее устроился в ванне. Потом укоризненно посмотрел на Ваню.

– Почему сотовый не носишь? – резко спросил он.

Ваня иронично улыбнулся, по-кошачьи потянулся и, поднявшись с кушетки, посмотрел на покровителя ясными глазами Изабеллы Росселини.

– Не хочу, чтоб нарушалось мое инкогнито, – чувственно облизнул он нижнюю губу.

– Чего? – нахмурился Черкес.

– Послушай, Вахо, – нежно взглянул Ваня на Черкеса, – я ведь и так никуда не денусь. Что-то ты в последнее время стал нетерпелив.

К тому же я – сторонник минимализма…

– Что-о? – раздраженно переспросил Черкес.

– А-а! – Ваня разочарованно и вяло махнул одной кистью. – Ну это термин такой для обозначения стиля жизни. Вещей должно быть мало, они должны быть дорогими и так далее…

– Как у моего деда в доме? – усмехнулся Черкес. – У него что ни вещь – музейная редкость.

– Да нет, – вздохнул Ваня, дивясь про себя тупости Черкеса, – я же на пальцах объясняю… Речь даже не о вещах, а о стиле существования.

– У тебя все сложно, – Черкес шлепнул ладонью по воде, – мыться будешь?

– Я, пожалуй, в свою студию пойду, – Ваня изучал свои наманикюренные ноготки, – приму душ, посмотрю какого-нибудь Бертолуччи или Антониони…

Перед мысленным взором Вани возникла его уютная квартирка.

Внутренний дворик с пальмами, со стоящим у стены «Кавасаки», небольшая, но комфортная гостиная, где на столе с ножками в виде фигурок египтян голубеет небьющееся французское стекло и горят свечи, спальня, где, скрытый от чужих глаз желтовато-шафранным пологом, низко над полом покоится застеленный синим бельем матрас, лежащий на деревянной, снабженной маленькими колесиками основе, ванная комната, облицованная черным кафелем, с модерновой полкой для шампуней и кремов, стилизованной под винтовую лестницу с никелированными балясинами, с круглой глубокой раковиной, подобно ванне снизу заключенной в плотное кольцо черного кафеля.

– Это ты называется – пришел?

– А ты вечером приезжай… с водочкой, – зевнул Ваня. – Скучно здесь.

– Во Франции веселей было?

Полгода назад Черкес, уступая настоятельным требованиям Вани, отпустил его одного на Лазурный берег. Можно себе представить, что творилось в его дикой необузданной душе, пока Ваня там забавлялся.

– А как замечательно было… – мечтательно закатил глаза Ваня. – Помнится, я арендовал старенький «Пежо», на сиденье – магнитофон и бутылка холодного «Шабли».

В ушах – Эллингтон, а сам я еду в Ниццу на джазовый фестиваль.

Представляешь, живьем услышать Нину Симон?

Но Черкес думал о другом. Он вспоминал те полные нервной тревоги дни, когда он умолял, приказывал Ване забыть эту идею, выкинуть из головы! Он даже готов был облачиться в джеллабу, покрыть на арабский манер голову светлой тканью, лишь бы угодить Ване, который в течение долгого времени приставал к нему с этой глупой затеей. И вот, едва Ваня собрался на Ривьеру, Черкес унизился до того, что согласился выступать в роли арабского шейха. Ваня, будучи натурой неугомонной и артистичной, любил всяческие розыгрыши. Черкес же в силу традиций, воспитания и дикой своей жизни, был настроен враждебно к подобным забавам. Как он ни изощрялся в просьбах, сколько ни кричал, ни грозил, Ваня был непреклонен. Только на Ривьеру и только один! Черкес в итоге плюнул, скрепя сердце дал добро. Но только после того, как Ваня пригрозил порвать отношения с ним.

– Слушай, на пляже банзай полный, – жеманно говорил Ваня, – деньги нагло предлагают… Или ты трахни, или тебя трахнут…