Б. Седов - Бандит по особым поручениям Страница 49

Если завтра выяснится, что он владелец десяти миллионов долларов, то уже через час-другой на его счету останется треть от этой суммы. Слово «останется» в данном смысле неуместно, наоборот, не останется, а образуется. Мартынов свалит на свою новую родину, а Гулько будет звонить по ночам и ядовито справляться, не все ли деньги растрачены. А ведь не деньги – главное. Он лежал, смотрел в темный потолок и думал о том, как ему теперь жить, когда он узнал свое имя и корни. Его отец был великим боксером, сумевшим обеспечить будущее сына и отомстить за жену. Мама умерла от рук подлецов в семьдесят восьмом, а сыну, попавшему в детский дом, сменили имя и прошлое. Кто сменил? Сергей Борисович Коломиец? Но зачем? Зачем старику нужно было уничтожать данные на Малькова и переделывать их на Метлицкого? Для того чтобы спасти? Но от кого?! И снова вспомнились слова Мартынова. «С такими деньгами не шутят»…

Значит, он, Рома, родился в Ордынском, в оранжевом доме, возле которого растет сосна, такая большая, что по ней можно забраться на небо, а рядом с гаражами привязана серая собака по кличке Жулька.

– Боже мой…

Он сел на кровать и закурил сигарету. Выпускал дым в открытое на ночь окно, стряхивал пепел в хрустальную пепельницу и чувствовал, как в груди скапливается тяжесть. Ничего хорошего в его жизни после положительного результата теста «Б» не произойдет. Ему просто станет тяжелее жить. Невыносимее, потому что работу, то есть все, чем он жил всю жизнь, придется оставить. Купить дом на юге или в Австрии. Почему в Австрии? А черт его знает, навеяло… А где сейчас престижно дома иметь? В Германии? Во Франции? Метлицкий вдруг подумал о том, что в свои тридцать два не имеет представления о том, что можно делать, когда у тебя на руках три миллиона долларов, а что является моветоном. Может, улететь в Штаты, купить виллу и сидеть там, надираясь виски и с тоской вспоминая о безденежно минувшем прошлом? Иногда будет приходить в гости Мартынов, уже не таясь рассказывать об очередной удачно провернутой операции по отъему денег, загибать пальцы, подсчитывая трупы…

Метлицкий вскочил, дотянулся до форточки и с невероятным удовольствием плюнул в окно. Пошло оно все к такой-то матери. Едва он представил себе Мартынова, стучащегося в дверь его виллы в Вегасе с бутылкой «Джонни Уокера» под мышкой, ему стало не по себе.

– Где телефон, черт меня подери?

Включив свет, он стал раскидывать в стороны лежащие в холостяцком беспорядке вещи. Через минуту телефон был найден. Он набрал по бумажке засеченный отделом «Р» три дня назад номер мобильного телефона Андрея Петровича.

«Номер заблокирован»…

– Ах, ну да, – ухмыльнулся Рома. – Конечно. Как я забыл – нас же «вычислили»…

И набрал номер Маши. «Номер заблокирован»…

– Хитрый американский сукин сын!.. – выругался Метлицкий и бросил телефон на кровать.

Внезапно из-под подушки, куда залетел сотовый, раздалась мелодичная трель. Наверное, понимая, что не в состоянии помочь хозяину по его инициативе, трубка приняла самостоятельное решение.

– Слушаю, – Рома прижал аппарат к уху и глубоко затянулся сигаретой.

– Майор, у тебя ровно пять минут, чтобы выйти из дома, пересечь улицу Свердлова и подойти к ночному бару «Саванна».

– Мартынов, я хотел тебе…

– Ты мне потом все скажешь, – перебил его американец. – А сейчас у тебя в распоряжении четыре минуты и сорок пять секунд.

– Что это значит?!

– Четыре минуты и сорок две секунды.

С проклятием натянув брюки, Рома сунул за пояс пистолет, накинул куртку и, захлопнув дверь, стал быстро спускаться по лестнице. Мартынов, скорее всего, негодяй, но не верить ему оснований еще не было.

– Слушай, Андрей Петрович, – заявил он с ходу, усаживаясь за столик прокуренного кафе, – я посылаю к американской божьей матери и тебя, и три миллиона, и все, что может мне помешать жить прежней жизнью.

– Нечто подобное я и предполагал, – вздохнул Мартынов. – Но не ждал так скоро.

И он рассказал майору обо всем, что случилось с ним в эту ночь.

– А ты своей дурацкой башкой понимаешь, что теперь я должен тебя задержать? – выдохнул Рома.

– Задержи, – равнодушно пожал плечами Андрей. – Через неделю меня под подписку выпустит суд, потому что я не оставил в гостинице следов своего присутствия, и в этот же день меня прирежут люди Вайса. Тебя, полоумного законника, пристукнут чуть позже. И моя смерть повиснет на твоей совести жерновом. Как ты с этим будешь жить, продолжая работать? Знаю, не сможешь. У тебя на меня ничего нет, как нет на Гулько в случае с азербайджанцами. А раз так, то и не дергайся, как паралитик, а выслушай меня внимательно.

План Мартынова был таков: Метлицкий должен позвонить на работу, сказаться больным и исчезнуть из города на трое суток. То есть до тех пор, пока не будет сделано дело. Если Метлицкий хочет вернуться к прежней жизни и остаться с тремя миллионами… Не хочет остаться с тремя миллионами? А Мартынову плевать на это! Ему сказали: отдай Малькову три миллиона, и он их отдаст. А там Мальков пусть сам определяется, что с ними делать. Может в Фонд мира перечислить, может инвалидные коляски купить для нуждающихся. А Мартынов…

– Мне в Америку надо возвращаться, Рома, – просипел Андрей, наклонясь к столику. – И я туда обязательно вернусь. И что я там буду делать с Малькольмом, Флеммером и Вайсом – это мое глубоко личное дело. Я вернусь хотя бы для того, чтобы обезопасить свое будущее. Люди в Америке должны знать, как с Мартыновым пытались поступить его хозяева. И тогда меня поймут, и я снова найду работу. А вот если я не вернусь, тогда Малькольм будет прав кругом. Поэтому я должен доделать дело в соответствии с точными изначальными указаниями и вернуться.

Роме захотелось курить. Взять сигарету из пачки «Мальборо», лежащей перед американцем, означало бы протянуть между ними невидимую нить взаимопонимания. Но этого Рома сейчас хотел менее всего. Поэтому он сунул руку в карман, нашел зажигалку, но сигарет там не оказалось. Тогда он полез во внутренний карман и растерянно хлопая ресницами, вынул сложенный вчетверо лист бумаги.

– Что, чистый бланк протокола о задержании ищешь? – съязвил, пуская дым в сторону, Мартынов.

Не реагируя на собеседника, Рома развернул лист и уставился в него недоумевающим взглядом.

– Метлицкий, ты сейчас похож на эскимоса, увидевшего крейсер.

Сказал, усмехнулся и осекся – от лица Метлицкого отхлынула кровь, и он стал похож скорее на мертвого эскимоса.

Андрей осторожно заглянул в лист бумаги и увидел отпечатки пальцев и ладоней.

– Приготовил материал для проведения теста «С»? – Мартынов чувствовал, что происходит неладное. – Что ты одеревенел, как истукан?

– Мартынов…

– Начал хорошо, – выждав максимально допустимую паузу, похвалил Андрей.

– Андрей…

– Это еще лучше. Впервые – по имени. Без отчества, без «зека»…

Он замолчал, потому что Метлицкий сунул ему в руки дактокарту.

Андрей осмотрел лист с двух сторон, прочитал внизу: «Метлицкий РА.», повертел перед собой и бросил на стол.

– Ты видишь что-то, чего не вижу я? – спросил он у майора.

– Андрей… У меня никогда не будет трех миллионов долларов…

Мартынов рассвирепел:

– Метлицкий, брось дурить! Ты суешь мне под нос лист со своими пальцами и загадываешь какие-то странные загадки! Я тебе говорю, что нам угрожает опасность, а ты сидишь и творишь свои мусорские заморочки! Хватит прихериваться под осененного свыше!.. Говори, я по-русски еще не отвык.

– В банке проводили экспертизу не с моими отпечатками… – Роме опять хотелось сглотнуть, но в горле стоял ком.

Мартынову захотелось встать и засветить менту в глаз.

– Рома, клянусь могилой мамы, я сейчас встану и буду бить тебя до тех пор, пока не выбью из твоей головы всю дурь, – сунув руку в карман, Мартынов извлек пузырек, купленный час назад в аптеке. Вывалил на ладонь таблетку и закинул в рот. – От счастья крыша покосилась?

– Вчера в марсельский банк ушли факсом не мои «пальцы», – упрямо и как-то подозрительно радостно повторил Рома. – Не мои, Андрей… Банкирские эксперты работали не с моими отпечатками.

– Ладно, – Мартынов решил успокоиться. – Ты прав, не твои. – Помолчав с минуту, он, почувствовав действие лекарства, опять принялся бить в ту же точку. – Черт, как я сразу не догадался, что отпечатки не твои? Придурок я, честное слово… У меня это бывает, Рома, не обращай внимания. И с чего это я решил, что ты при мне свои пальцы на бумагу откатывал? А потом отдал мне, а я факсом их в Марсель отправил… Глючит старика. Ты прав: меня любят, мне пора на покой… К бениной маме эти десять миллионов! Завтрашним рейсом убываю в Москву, а там – уснул, проснулся – и я в Нью-Йорке.

Не получив взамен никакой информации, Мартынов понял, что зря расстилался.

– Рома, – шепнул он, глядя на Метлицкого, как на недоумка. – А вот если так, по-честному… Как между братьями. Между старшим и младшим… Без идиотов… Давай откинем тот факт, что ты при мне снимал с себя отпечатки, потом мне же их передал, потом я же их в факс засовывал… Забудем это. Чью дактокарту я вчерашним днем отправил в Марсель?