Александр Тамоников - Секретный полигон Страница 5

– Можно подумать, ты один тут весь из себя герой, – возмутился Олейник. – Все мы прошли через «котлы», предательство, все мы обстреляны и пороха нанюхались. Из Дебальцево неделю прорывались! Нас косили, а мы шли… Из моторизованного батальона только три бэтээра к своим прорвались! Нахлебались за неделю – мама не горюй…

– А теперь какая-то баба будет нас на шиле вертеть… – злобно оскалился Карась. – Шо нас готовить? Мы и так ко всему готовые…

– А я бы ей вдул, – задумчиво повторил Скуба, и все бойцы, включая лейтенанта Первака, мстительно засмеялись. Сработало волшебное заклинание: да пошло оно все в зад! Бойцы разбредались по казарме, падали на койки. Но безропотно подпрыгнули, когда хлопнула дверь и на пороге вырос плотно сбитый мужчина с мясистой физиономией и поджатыми губами – командир диверсионной группы «Гепард» капитан Игорь Бурковский.

– Подразделение, смирна! – скомандовал Первак.

Вошедший отмахнулся.

– Поднимайте ленивые задницы, – проворчал он. – Будем делать из них трудолюбивые. Форма одежды какая есть, быстро, парни, быстро…

Бойцы выстраивались в проходе между кроватями – кто-то босиком, кто-то в шлепках, в защитных майках или с голым пупком. На Карасе висела обтрюханная майка-алкоголичка, которой он нисколько не стеснялся, как и своей до предела «законопаченной» физиономии. Капитан Бурковский медленно прохаживался вдоль строя, с мрачным скепсисом озирая бойцов. Игорю Борисовичу было тридцать восемь лет, из них четырнадцать он отдал укреплению боеготовности украинских вооруженных сил. Выпускник Львовской академии сухопутных войск имени гетмана Петра Сагайдачного, командовал ротой аэромобильной бригады в Ивано-Франковской области, был заместителем командира батальона по боевой подготовке. Являлся активным членом партии «Свобода», год назад вступил в «Правый сектор» – именно эта организация, а не предыдущая, полностью отражала мировоззрение и чаяния боевого офицера, считающего украинскую нацию прародительницей всех прочих наций и свято верящего в ее обновление и очищение. Неделю назад он получил приказ – сформировать эффективную диверсионную группу, способную автономно действовать в глубоком вражеском тылу и наносить неприятелю невосполнимый ущерб. «Нужны не просто отморозки, пан капитан, – поучал его высокий чин в разведывательном управлении Генерального штаба. – Нужны умные, инициативные, дисциплинированные, а главное, мотивированные отморозки. Преданность Украине и лояльность киевским властям – на первом месте. Враг – Россия и прикормленные Россией донецкие и луганские террористы. Необходим боевой опыт и навыки работы в экстремальных условиях. Ложный гуманизм в отношении врагов государства – не приветствуется. Бессмысленная жестокость, кстати, тоже. Вам предстоит подобрать людей и доставить их в «Пригорье». Курировать подготовку группы будут полковник Петрик и заместитель главы миссии НАТО на Украине господин Алекс Фиш. Данная информация, как вы понимаете, не для общего пользования. Вашей группе предстоят серьезные задания в тылу врага. Вы даже не представляете, Игорь Борисович, насколько серьезные…»

– Прибыли американцы, – сообщил Бурковский. – Разместились в соседнем модуле, о чем вам, разумеется, уже известно. К полковнику Алексу Фишу просьба относиться уважительно и приветливо, выполнять все его распоряжения. У вас будут два инструктора – сержант Дастин Фостер и сержант Лилиан Холл. Последняя, как вы уже заметили, – женщина… – Капитан прервал поучения и исподлобья уставился на присутствующих, которые по непонятной причине начали ухмыляться. – Но это не значит, что по мере прохождения учебы надо хватать ее за сиськи и задницу. – Он терпеливо дождался, пока будущие диверсанты закончат смеяться. – На эту дамочку где сядешь, там и слезешь, зарубите на носу. Считайте, что я вас предупредил. С завтрашнего дня и на две недели вы – роботы, слепо повинующиеся капризу начальства. Напоминаю, по мере прохождения службы и даже между собой общаться только по-русски. Никакого нытья, возмущений, что вы крутые парни, уже прошли всю необходимую подготовку, участвовали в боевых операциях, готовы к заброске в тыл. Вы дилетанты, сопляки, неумелые курсанты – и из вас будут делать элитный спецназ по нормативам НАТО. Специальная полоса препятствий, действия в условиях города, лесистой местности, захват заложников, форсирование водной преграды, стрельбы, оружейная часть, взрывное дело, специальный психологический тренинг. И это только часть предстоящего. Провинитесь – понесете наказание. Ослушаетесь приказа – крупно пожалеете. Сейчас – разойтись. Привести в порядок себя, казарму. В семь утра построение, представление нашим американским коллегам и начало занятий. Подъем в шесть – зарядка, завтрак. Старшим назначается… лейтенант Первак. – И без того узкие глазки капитана пытливо впились в вытянувшегося офицера. Бурковский глумливо усмехнулся. – И не забывайте, Первак, если вас назначили старшим, это не значит, что вы старший.

– Старший – тот, кто назначил вас старшим, – прошептал Майданов. И сделал глупую отстраненную мину, когда в него впились недовольные глаза командира.

– Отставить комментарии, – процедил Бурковский. – У вас, боец, хорошая фамилия, правильная, – диверсанты подобострастно ухмыльнулись, – но это не значит, что у вас есть шанс стать моим любимцем. Прошу всех запомнить: во время обучения активно действует так называемая коллективная ответственность – за виновного отдувается весь коллектив. И чтобы было тихо, как в библиотеке, когда говорит командир. Не забываем, что у всех вас есть неотъемлемое право получить по морде. Все, бойцы, разойтись. Напоминаю, первое построение – в казарме, в шесть утра.

– Кто рано встает… – сокрушенно вздохнул Олейник.

– Тот от командира раньше всех и огребет, – закончил Гаевский, дождавшись, когда за Бурковским захлопнется дверь. – Ничего, хлопцы, где наша не пропадала, одолеем эту беду…

Перспектива попасть в услужение к заморским друзьям как-то не окрыляла. Бойцы ворча наводили порядок. Бросили жребий, кому мыть пол. Макович и Гаевский ушли за швабрами и ведрами. Вновь поцапались Карась и Скуба. Рычали друг на друга, как две разозленные собаки, выражая крайнее презрение.

– А ну разбежались! – разозлился Первак. – Агрессивные вы, хлопцы. Дождетесь – усыпим обоих.

– В натуре, кончайте собачиться, – поддержал лейтенанта Олейник. – Нам сплотиться надо, хлопцы, важные дела предстоят, а вы тут грызетесь на пустом месте, как тупые шавки.

– Да идет он в пень, – отмахнулся Карась, сплюнул под швабру Гаевскому и побрел на койку.

Ближе к вечеру снова сделалось скучно. Бойцы сидели в кружке, пили чай из казенных кружек, резались в карты. Товарищи критично созерцали роскошную татуировку на плече Маковича – переливался глянцем стилизованный под свастику державный трезубец, и все это озарялось лучами восходящего солнца. Обрамлением служили мелкие затейливые черепа. Композиция отчасти напоминала окруженный колосьями герб союзной советской республики – особенно если не всматриваться. И чтобы устранить это недоразумение, татуировщик обогатил свое творение зловещей готической вязью, в которой вряд ли был текстовый смысл. Играть надоело. Скуба, третий раз оставшийся в дураках, злобно растирал распухший от ударов картами нос, заявил, что вокруг одно жулье, и побрел к окну. Майданов и Олейник начали спорить, кто продул Дебальцевское сражение – Нацгвардия, не подчиняющаяся приказам штаба АТО, или регулярная аэромобильная бригада, набранная непонятно из кого. Майданов с хрипом доказывал, что десантники стояли до последнего – возможно, не все, а выжившие, не сбежавшие к противнику и не дезертировавшие в тыл. Олейник вспомнил, как в разгар формирования позорного для Украины «котла» батальон Нацгвардии выбил боевиков из деревни Курычи и вышел на важную для обеспечения группировки трассу. Террористы наступали, как орды гугенотов! («Гуннов, – поправил относительно образованный Первак».) Потрепанные части аэромобильной бригады бежали от них, как жители Нью-Йорка от Годзилы. Батальон Нацгвардии больше суток держал оборону, прикрывая отход регулярных частей, несколько раз переходил в контратаку, отбрасывая террористов от деревни. А потом из штаба АТО поступил преступный приказ в срочном порядке оставлять позиции и уходить на запад. Колонна батальона в чистом поле подверглась жестокому артобстрелу, выжило не больше трети личного состава, из боевой техники прорвались к лесу только три бронетранспортера…

– А мы десяток террористов под Ждановкой прибрали, – оскалился Карась. – Я в «Днипро» служил – две роты по полной выкладке бросили спасать побитый штаб бригады. Через лес прошли и на дороге засаду замутили. Колонна сепаров шла – из боя выходили. Мы и разнесли их в пух и прах из «РПГ-7». Красота, приятно вспомнить… – На чело бойца улеглась мечтательно-ностальгическая блажь. – Порвали за милую душу… Кто-то выжил, по полю утекал, так мы их снимали, как мишени на стрельбище, ни один не ушел, падла… А в последнем грузовике раненых везли. Баба там еще была – то ли врачиха, то ли медсестра – белугой ревела, дура, кричала про какие-то права раненых. Ублажить ее хотели – хороша была девка, да время поджимало. С двух сторон из эрпэгэшек дали по грузовику, чтобы хорошо там поджарились – ни одна тварь вылезти не успела, все сдохли. Все равно доходяги были…