Сергей Самаров - Стеклянная ловушка Страница 5

Глава первая

Догонять «Волгу» я не планировал, да это было бы бесполезным делом, хотя она не отдалялась и не спешила вернуться в расположение военного городка раньше нас. Главное, я убедился, что рядовой Максимов не катается в салоне автомобиля, когда другие совершают марш-бросок, и это было для меня, как командира, самым важным. Я вообще не люблю обмана, а это было бы прямым обманом.

Тем не менее уже ближе к завершению маршрута, когда оставалось пробежать по мосту, одолеть небольшой подъем, а дальше напрямую, без подъемов и спусков, добраться до ворот батальонного военного городка, я увидел, что «Волга» остановилась. Я бежал впереди взвода и потому первым поравнялся с машиной. Открылась, как я и предполагал, задняя дверца. Иначе машине не было бы смысла останавливаться, если бы она никого не дожидалась. А дожидаться она могла только меня. Едва ли Георгий Георгиевич желал поговорить с кем-то из солдат, с которыми не был знаком. Разве что хотел спросить что-то у рядового Максимова, но это он мог бы сделать и в казарме, не останавливаясь на дороге.

– Командир, – позвал меня профессор. – На пару минут…

– Сейчас, Георгий Георгиевич… – Я обернулся, дал указания старшему сержанту Лохметьеву продолжать маршрут в более высоком, финишном темпе, как обычно бывает под завершение дистанции, и не стал при этом объяснять, почему я сам сажусь в машину, а не бегу вместе со взводом. Это походило бы на оправдание. А командир никогда не должен оправдываться за свои действия. Это важный психологический момент. Пусть лучше солдаты ворчат, что я заставил их бежать, а сам на машине еду, чем они услышат мои оправдания. Оправдывается всегда только тот, кто свою вину чувствует. А командир прав, даже когда он не прав, – это закон воинской субординации, на котором вся армия держится. Так меня учили еще в училище. И научили…

Профессор Горохов подвинулся, освобождая место, я сел на заднее сиденье. И он тут же поставил мне на колени раскрытый ноутбук. Но не тот, с которым он бегал. Тот был черный, а этот темно-синий. Я посмотрел в монитор. Там был график со множеством синих кривых линий, в основном идущих параллельно друг другу по кривой траектории. И была одна красная линия, что сначала шла тоже параллельно синим, но на каком-то участке отклонилась и пошла по своей траектории, однако в дальнейшем резко изменила направление, выровнялась вместе со всеми, а потом, пересекая все синие, вышла наверх и пошла, расширяя существующий угол.

– Что это? – спросил я. – Извините, Георгий Георгиевич, но в ваших программах я ровным счетом ничего не понимаю. По количеству общих линий могу предположить, что каждая линия – это боец моего взвода. Это только навскидку, потому что количество линий я не считал. Наверное, и я там есть, и вы тоже…

– Из чего вы сделали этот быстрый вывод? – живо спросил Горохов, переглянувшись с человеком на переднем сиденье, что только что обернулся. Я узнал в нем одного из ассистентов профессора.

– Видно, что одна из линий прерывается раньше, чем другие. Это, видимо, ваша линия. Есть и вторая, что прервалась намного позже. Похоже, вот только что. Это, видимо, моя…

– Вы легко реагируете на события и умело делаете правильные выводы, – отметил профессор.

– А как иначе, – согласился я, – профессия обязывает. У нас без быстроты мышления выжить невозможно. В боевой обстановке умение быстро принимать решение часто становится критической величиной.

– Возможно… Только согласно последним исследованиям нейрофизиологов и нейролингвистов средний человек начинает действовать через тридцать секунд после того, как мозг оценит ситуацию. Я много лет работал со сборными командами в разных видах спорта. Там, естественно, собирались не среднестатистические люди. У них реакция несравнимая, реакция почти моментальная. Надеюсь, и у вас тоже, и у ваших солдат… Вас трудно отнести к среднестатистическому человеку, который больше, к сожалению, спит, чем заставляет мозг работать или обучаться чему-то.

– Я на это скромно надеюсь. Иначе мне нечего было бы делать во главе взвода! – проявил я соответствующую скромность в самооценке.

Горохов мою скромность или совсем не заметил, или принял как должное и вполне естественное. По крайней мере, своей реакции на мои слова не показал, даже спустя тридцать секунд.

– А вот красная линия… Обратите внимание, командир. Сначала она идет параллельно другим. Это до наступления усталости. Это рядовой Максимов, кстати. Потом начинает постепенно понижаться вместе с другой линией. Рядовой Самойленко… Они вместе отстали. Понижение кривой линии – следствие подступившей усталости, что было зафиксировано энцефалографом в шлеме. Это – я про наступление момента усталости говорю – было на ваших глазах, командир. И на моих. Вот моя линия. Она идет параллельно линиям всего взвода. Здесь, на графике, я объясню, не указывается, кто в каком месте бежит. Здесь фиксируется только физическое напряжение и способность к дальнейшей нагрузке. Кто раньше других устает, у того ниже кривая линия графика.

– Тогда, судя по графику, вы уставали не больше солдат взвода, если не меньше, поскольку ваша линия находится выше среднего уровня взвода, – сделал я вывод, который меня удивил.

– Да. Так оно и было. Я был в состоянии бежать всю дистанцию до конца и даже мог бы вас всех обогнать. И у меня не было бы необходимости переходить на быстрый шаг. Я мог бежать всю дистанцию, не чувствуя усталости, – уверенно, если не сказать, излишне самоуверенно и даже самонадеянно, заявил он.

Я в ответ только усмехнулся, профессор это заметил. Он вообще был, как мне показалось, человеком чувствительным. И попытался объяснить свою уверенность доступным мне языком, иначе говоря, «объяснил на пальцах», как с круглыми дураками общаются:

– Это не моя в общем-то заслуга. Не заслуга моего организма и никак уж не заслуга моей тренированности. Вы же заметили у меня в руке флакончик с дыхательным препаратом. Я позволил себе несколько вдохов, то есть тройную или четверную порцию. Этого было достаточно, чтобы я мог бежать.

– И что? – Я предпочитал быть не круглым, а по крайней мере «квадратным дураком», то есть «дураком в квадрате», и не желал верить во всякие средства, способные сделать из человека суперчеловека. Я все это считал ненаучной фантастикой. В свое время я интересовался этой тематикой. Пересмотрел много фильмов, перечитал несколько книг и даже имел удовольствие посетить несколько лекций по данной теме. В итоге я пришел к выводу, что возможно все, но только в неопределенном будущем, которое не станет нас дожидаться. Будущее вообще не любит ждать, оно постоянно уходит вперед на недосягаемое для нас расстояние. А пока, чтобы не ждать, следует усердно и усиленно заниматься физической и боевой подготовкой – в этом я видел единственный доступный способ воспитать из солдата настоящего, серьезного бойца спецназа.

– Потом, командир, вы же сами видели, что произошло с вашим солдатом – рядовым Максимовым… – Меня, признаться, раздражала его манера называть меня «командиром». Так водители обращаются к остановившим их инспекторам ДПС. А у меня есть фамилия-имя-отчество, прекрасно известные Георгию Георгиевичу. Если они ему не нравятся, может называть меня просто по званию. Вообще-то у нас в спецназе ГРУ присутствует в обиходе слово «командир». Так, для краткости, обычно называют офицеры младшего звена офицеров старшего звена. Это бывает элементом боя, таким же элементом, как и все другие. Во время боя допускалось назвать своего командира не по званию, а просто командиром. Для экономии времени. Так доходчивее. А тут человек посторонний… Мне это казалось излишней фамильярностью. – Вы сами прекрасно видели, после того как я дал Максимову понюхать флакон, только один раз. Он сразу обрел новое дыхание.

– Я, к сожалению, не видел этого момента. Я убежал чуть раньше, чтобы не отстать от взвода. Но мне сообщил рядовой Самойленко, что Максимов «ломанулся, как лось». У меня нет оснований не верить своему солдату, который подтверждает ваши слова. Значит, эта красная линия – это рядовой Максимов?

– Он самый. И только на основании первичного поверхностного анализа я могу сказать вам, командир, что рядовой Максимов, после того как понюхал стимулятор, стал в состоянии обогнать любого во взводе, в том числе и вас, и задать такой темп передвижения, который никто из вас бы не выдержал.

– А когда будут готовы результаты более широкого, развернутого анализа? – снова позволил я себе усомниться.

– Когда мы с коллегами полностью изучим показания приборов. Датчики снимали основные показатели работы мозга. Но работа мозга, хотя и позволяет судить о функционале того или другого бойца, все же не дает полной картины. Мало ли что может случиться. В графике можно отследить работу легких и сердца, на которые влияет содержимое моего флакончика. Но у человека во время такого бега могут начаться боли в печени или, скажем, вылезут какие-то старые травмы позвоночника. Всякое может быть… Полные данные могут показать функционал всех солдат взвода и нас с вами. Но для этого придется бегать в специальном костюме, которого у меня нет с собой в этой поездке.