Сергей Дышев - Узник «Черной Луны» Страница 5

– Нас посадят, – убежденно продолжил Ванюша.

– Угу. А учитывая военное положение, казнят без суда за мародерство.

– Куда б ее деть? – вслух начал мечтать соучастник преступления.

– Бесполезно, нас видели в гостинице. И самое печальное, Ванюша, – меня тут потянуло на черный юмор, – нам отрубят головы, причем именно этой шашкой. Здесь это практикуется за мародерство. Те же казачки, с которыми мы киряли, это и сделают с превеликим удовольствием.

– Точно? – Ванюша посуровел.

– Абсолютно.

Он встал, хмуро уставился на шашку, вытащил ее из ножен.

– Я ее сейчас на куски изломаю! – вдруг взревел Корытов и, уперев клинок в пол, согнул в три погибели.

– Стой! – заорал я. – Не ломай, я пошутил.

Ваня отбросил шашку в угол, она сердито звякнула.

– Про что пошутили?

– Про отрубание головы… Сейчас мы пойдем и отнесем ее обратно.

– Надо бы завернуть, – подал здравую мысль Ваня.

– Не надо. Мы напишем заявление. Вырви листочек из моего блокнота, возьми ручку и пиши: «В УВД г. Тирасполя. Заявление. Вчера, возвращаясь в гостиницу, вечером, около 21 часа, возле музея Котовского мы заметили что-то блестящее. Оным оказалась шашка, которую мы незамедлительно решили сдать в ваше учреждение». Все, ставь дату, фамилии и подписи.

– А может, написать, что это шашка Котовского?

– А вот этого не надо, дорогой мой человек!

Я нацепил шашку на бок, и мы вышли на улицу. На нас никто не обращал внимания, хотя, конечно, видик у меня был опереточный. Мы подошли к музею, я отцепил шашку и решительно вошел внутрь. Первое, что мы увидели, – заплаканные глаза женщины-экскурсовода. На лице ее отпечаталось безграничное горе, девушка же разговаривала с кем-то по телефону. Я молча протянул шашку, твердо глядя в заплаканные глаза. Буквально несколько мгновений, но какой вихрь чувств отразился в женском лице:

1. Трагическая отрешенность, едва заметно начинающая переходить в…

2. Краткий, подобно вспышке, испуг.

3. Взметнувшиеся в недоумении ресницы, округлившиеся глаза.

4. Порывистый вздох, дрогнувшие уголки рта, изумление.

5. Дернувшиеся ко мне руки, шквал восторга, мгновенно посветлевшие глаза.

6. Вновь испуг, вероятно, от блеснувшей полумысли-полудогадки: сейчас они расправятся со мной (видно, рожи наши похмельные не вызывали доверия).

7. Глубокий вздох, стон и, наконец, буквально обвал, выплеск радости и счастья, улыбка, озарившая сразу все помещение.

8. Мгновенно повлажневшие глаза, слова, вернее полувсхлип, застрявший в горле.

9. Судорожный глоток.

10. Всхлип.

– Как она у вас оказалась? – наконец задала вопрос Леночка.

– Мы ее нашли, – хладнокровно сказал я.

– Где? – уже пришла в себя женщина, сразу как-то сникнув и посерев лицом.

– На улице, – сказал Ваня.

– Да, тут недалеко, – добавил я.

– Мы ее сразу узнали! – радостно сообщил Корытов.

– Даже хотели отнести в милицию, – я вытащил наше заявление и помахал им как платочком, – но потом передумали. Проще ведь было сразу принести вам.

– Зачем чесать за ухом задней ногой? – поделился Ваня народной мудростью.

– Да, действительно, – согласилась женщина.

Она бережно, как будто этой штуковиной и не разваливали черепа, приняла шашку. Мне даже показалось, что она тоже сейчас поцелует ее. Впрочем, я бы и не удивился. Женщина понесла оружие в соседнюю комнату, Леночка проводила ее жалостливым взглядом и вздохнула:

– Маргарита Павловна так переживала, так переживала. Спасибо вам огромное.

Маргарита Павловна вернулась и стала так горячо и сердечно благодарить нас, что от стыда я чуть не признался, как мы «нашли» шашку. Потом она долго рассказывала, как вошла утром в музей, как обнаружила разбитую витрину, а потом – отсутствие шашки. Она позвонила в милицию, и те обещали прислать следователя.

– Вы дождетесь его?

– Нет, мы вообще-то спешим, – твердо сказал я.

– Еще раз огромное вам спасибо. – У Маргариты Павловны вновь брызнули из глаз слезы.

– Ну что вы, что вы так расстраиваетесь, – пробасил Корытов и великодушно добавил: – Честных людей на земле немало.

– Странно только то, что шашку стащили и потом потеряли… – заметила Лена.

– Наверное, они были сильно пьяными, – высказал догадку Ванечка.

– Да, все это как-то странно, – пробормотал я, чувствуя себя препаршиво.

– Бывают же негодяи! – с неподдельным возмущением продолжил Ванюша. – Этой шашкой отрубить бы им руки, а потом голову! Выкрасть национальную реликвию!

– Ну, молодой человек, – засмеялась Маргарита Павловна, – вы уж чересчур суровы. Может быть, те люди одумались и решили оставить шашку. А где вы ее нашли?

– Да тут рядом, на земле лежала, – поспешил сказать я, пока Ваня не брякнул какую-либо глупость.

– И блестела! – добавил он.

– Ну, мы пойдем, – сказал я.

– Ой, право, даже не знаю, как отблагодарить вас, – застонала Маргарита Павловна. – Может, благодарственное письмо отправить на ваше место работы?

– Я нигде не работаю, – поспешил я пресечь ее попытки, – а Ване в его свинарнике тоже, наверное, ни к чему. Он кооператор, – все же смягчил я неблагозвучное слово.

Но Ванюша даже не подумал обижаться.

– Я, в принципе, не против. Если хотите, можете написать в мою родную школу. Там и портрет мой висит под заголовком «Герои и подвиги».

– Может, от милиции будет ценный подарок… – продолжала не сдаваться Маргарита Павловна. – Я, право, не знаю… А приходите ко мне в гости, я вас такими пирогами угощу.

И она написала адрес на клочке бумаги и вручила мне.

– Приходите, – сказала Леночка, но адреса не оставила.

– Вы меня тоже приглашаете? – нагло спросил я.

– Вы хотите получить персональное приглашение? – ушла от ответа девушка.

– Да, – уже скромней ответил я.

– Вообще-то я имела в виду наш музей.

– Хорошо, благодарю. При случае непременно посещу.

– А вы, Леночка, тоже приходите, вместе будет веселее, – радостно предложила Маргарита Павловна. – Давайте сегодня вечером.

– Сегодня, наверное, не получится, – отказался я.

Ваня посмотрел на меня с укором.

Мы сидели в кафе и просто замечательно проводили время. Рядом со мной сидели боевой товарищ Иван Корытов и прекрасная девушка Лена. На ней, к сожалению, были голубые джинсики, а вернее, к счастью, иначе бы я все время невольно таращился на ее хрупкие коленки. Мы трепались о всякой всячине, не подозревая, какие неприятности ждут нас впереди. Лена все чаще улыбалась мне, и я старался вовсю, вычерпывая со дна моей памяти все запасы остроумия. Исподволь я пытался прочесть в ее искрящихся глазках, какие истинные чувства она испытывает ко мне, ибо женщина – существо настолько обманчивое (или обманывающее) и непостоянное, что верить ей, конечно, нельзя, и уж если связывать свою судьбу, то быть готовым не только к тысяче и одному наслаждению, но и к тысяче напастей и как минимум одному летальному исходу.

Итак, я уже взял ее милую ладошку в свою руку, испытывая при этом трепетный озноб. Видно, когда Всевышний создавал это чудо природы, я имею в виду всего лишь женскую ручку, он сделал все так, чтобы даже маленькая, с тонкими пальчиками штучка, с голубыми прожилками, розовыми острыми ноготочками, – всего лишь маленькая часть, фрагмент, деталь этого, гм, организма – поражала, восхищала, возбуждала, приводила в соответствующее состояние соответствующие струнки, нервные окончания, заставляя мужеполого становиться в некотором роде рабом этой изящной штучки, впрочем, и всего остального. Таинственного, гм, и непознанного.

В общем, понятно, что я немного очумел. Кстати, в этот раз мы практически ничего не пили, если не считать шести бутылок сухого вина и двух коньяков. Лена совсем не пила – и это мне нравилось. Ваня абстрагированно наблюдал за моими ухищрениями и налегал на вино в смеси с коньяком. В общем, я очумел от Ленки. Вино ни при чем. Я был такой смешной, что ничего не видел вокруг, кроме Ленкиных глаз, лучистых и удивленных. И еще мне казалось, что, чем больше я сегодня выпью, тем скорее понравлюсь девушке. В моей голове будто периодически высвечивалась алая надпись вроде тех, что в салоне самолета, например: «Пристегните ремни». Вот я и пристегивал, точнее, подстегивал. Думка у меня была такая: «Тут, в Молдавии, все мужики крепко зашибают и, значит, самые доблестные, которые не косеют». Идиотская, конечно, мысль, но вот высвечивалась, хоть ты лопни.

А потом я почувствовал, как кто-то потрогал меня за плечо. Даже скорее похлопал, потрепал небрежно, мол, «эй, ты почему?». Я повернулся и увидел мена, в кожанке, среднего роста и вдобавок смазливо-чернявенького. Сразу было понятно, что это стопроцентный нахал.

– Что надо? – спросил я нахала.

– А ну, давай вали отсюда, – сказал он очень разморенно, как будто я его утомлял три часа своими воспоминаниями. – Вали и ты тоже, – повторил чернявенький и небрежно кивнул в сторону Ванечки.