Александр Жиров - Черный амулет Страница 5

— Да. Это правда. Я так думаю. Какой смысл?

Они стояли лицом к лицу среди исполинских лип. Борис разжал руку, и их с Кофи дорожные сумки неслышно свалились в траву. Он провел пальцем по ямочке на щеке девушки. Ямочка растянулась в стрелку. А Ларисины губы — в улыбку.

— Есть люди, в которых стихи вливаются, словно музыка. Но в зависимости от настроения эта музыка всякий раз звучит в душе по-иному. Поэтому нельзя сказать, что я читаю одни и те же строчки. Хотя со стороны это выглядит именно так.

— Лариса… — Борис поднес к губам ее руку и перецеловал по очереди все пальцы. — Ты стала еще восхитительнее. Тогда ты была задумчивой и молчаливой.

Поэтому мне было трудно тебя понять.

Да и был я еще совсем балбес. Шестнадцать лет. Теперь ты можешь так гладко все объяснить…

— Тогда я была только студенткой, а теперь профессиональный педагог, — снова улыбнулась она. — Я просто обязана ясно излагать мысли. А то меня дети не поймут.

— Дети? — осторожно уточнил Борис.

— Ну да, дети. Я ведь в школе работаю… А, ты хотел узнать, нет ли у меня своих детей? Пока нет. Я хотела бы, чтобы у моих детей был отец.

— Такой же тонкий ценитель поэзии?

— Нет. Такой же чокнутый.

— Ты прелесть, — только и сказал в восторге Борис.

А затем нежно поцеловал ее в губы. Ее руки легли ему на шею и затылок. Стали гладить коротко стриженные волосы. Рука Бориса прижалась к Ларисиному бедру и поползла снизу вверх.

По треугольному выступу лобка. По животу, по узкой талии… Наконец рука Бориса прибыла на промежуточную станцию назначения. На большую упругую грудь.

Они так и стояли, не разнимая губ. Ее дыхание участилось. А одна рука оставила затылок парня и забралась под его куртку. Обследовала обе лопатки. Устроилась во впадине позвоночника. И, словно по перилам, скатилась на пояс джинсов. Узкая женская ладонь юркнула внутрь.

Борис оторвался от ее губ и приник к груди. Его язык ласкал плоть девушки сквозь двойной кордон ткани. Руки уже орудовали под строгой учительской юбкой.

— Давай отойдем, — услышал Борис задыхающийся шепот.

Они отпрянули друг от друга и заозирались. Сторонних наблюдателей не наблюдалось. Борис подхватил чертовы сумки и увлек Ларису в глубь аллеи по ковру из опавших листьев.

Там он расстелил куртку Кофи и добавил к ней свою.

— А твой плащ мы аккуратно положим поверх сумок, — сказал он, целуя девушку и помогая ей раздеться.

Они стянули с себя лишь самое необходимое. Она — туфли, колготки и трусики. Он — кроссовки, джинсы и плавки.

Ураган страсти вымел из души Бориса деда Костю.

Спустя четыре года Борис вновь вонзился в нее. Словно вернулся после долгого путешествия домой. Она издала короткий вскрик. У него даже не возникло мысли надеть презерватив.

Если бы Лариса попросила — надел бы. Она не только учила в школе детей.

Она была его учительницей. Первой учительницей. Она была его гуру…

Борис сдерживался из последних сил.

Чтобы отвлечься от преждевременного финала, он даже вызвал воспоминание о позавчерашней роковой рыбалке. Это помогло ровным счетом на десять секунд.

— Давай ты сверху! — взмолился он. — А то не вытерплю…

Лариса перевернулась, выскочила из объятий и повалила Бориса на спину. Настал ее черед. Если в общественном транспорте час пик не предвещает ничего хорошего, то в сексе все его ждут с нетерпением. И этот пик должен был вот-вот наступить.

Девушка, теряя над собой контроль, застонала. Меньше мыслей, меньше самоконтроля — и все получится! Рот Ларисы по-рыбьи хватал воздух. Глаза закрыты.

Сквозь накатывающее наслаждение Борис любовался ее лицом.

От разгоряченных тел шел пар.

6

Сидя над отверстием в доске сортира, взмокший после бега и прыжков Кофи быстро обсыхал. Слабо пахло дерьмом и аммиаком. «Аммиак выделяется из мочи при разложении мочевины», — вспомнил Кофи институтскую науку. Пот испарялся, и от этого становилось все холоднее.

Вождь уже начал жалеть, что примчался сюда без куртки.

Хорошо, если было градусов десять.

Кофи стал думать о далеком Губигу. Там в тени сейчас под тридцать пять. Все-таки каким неженкой создан человек! В десять градусов без одежды очень холодно. В тридцать пять чересчур жарко. Двадцать пять плюс-минус пять градусов — вот и весь интервал комфорта.

Тонкий слух жителя тропиков различил сквозь бешеный лай какие-то звуки.

Вождь выгнал из головы отвлеченные рассуждения, за которыми так любят убивать время белые Недобрая улыбка искривила большие коричневые губы.

Он приник глазом к щели. По бетонным плиткам дорожки к нему приближалась Любовь Семеновна Кондратьева. Постариковски медленно. Кофи выпрямился и вжался спиной в боковую стенку сортира. Так, чтобы в первый миг его не было видно.

Дверь распахнулась. Любовь Семеновна привычно сделала один шаг и собиралась сделать другой. Рукой она уже тянула за собой дверь, чтобы закрыться.

В этот миг она осознала, что не одна здесь. Ее пронзил ужас. Тонкий звук вырвался изо рта. Она хотела крикнуть: «Костя!» Дверь захлопнулась под неистовый лай верного Тузика, и кабинка вновь погрузилась в вонючий полумрак.

Старушка вдруг разглядела оскаленное черное лицо. Свирепое и беспощадное.

Тут же стальные пальцы впились в морщинистую шею.

Любовь Семеновна поняла, что мужа ее нет в живых. Эта мысль была последней. Она инстинктивно взметнула ручки к шее, чтобы разжать стальные пальцы.

И обмякла. Кофи убрал руки. Пенсионерка АО «Заря» Кондратьева сползла к его кроссовкам.

Вождь огляделся. Ага, вот то, что ему нужно! Он ухватился обеими руками за доску, в которой было вырезано отверстие. И дернул изо всех сил.

Сил было много. Доска с треском оторвалась. Кофи прислонил ее к стенке.

Приподнял бездыханное тело… И вдруг в голове загремели слова старого колдуна Каплу: «Мужчина народа фон доказывает свои победы с помощью ушей поверженных врагов!»

Уши! Он чуть не забыл! Это же Кондратьева, Кондратьева, Кондратьева!

У Кофи не было с собой даже лезвия.

Он лихорадочно осмотрел узкую кабинку.

Заплесневелый кусок хозяйственного мыла. Квадратики газеты на ржавом гвозде.

Пустая бутылка из-под подсолнечного масла. Оторванная только что доска…

Время шло. Кофи нетерпеливо зарычал. Взялся одной рукой за волосы, а другой за шею. Дернул старушечью голову вверх. И впился зубами в правое ухо.

Вождь стал засовывать тело в яму. Безухой головой вперед.

Перебросить тело через ступеньку для сиденья было нелегко. Трупы гораздо тяжелее таскать, чем живых людей. Наконец Любовь Семеновна шлепнулась в жижу, которую они с мужем копили не один год. Кофи Догме приладил на место оторванную доску с вырезанным очком. Обратил лицо вверх — к Солнечному богу.

Который видит его даже сквозь крышу вонючей будки. И сквозь тучи.

Затем Кофи посмотрел на все четыре стороны сквозь щели в досках. Никого.

Хвала Солнечному богу! Собаки надрывались заметно тише. Не то чтоб их энтузиазм иссякал — нет. Просто они охрипли.

Постепенно они все заткнутся. Отдохнут.

До следующей порции лая. Кофи достал из кармана «Роллекс» и надел на руку.

Седьмой час утра. Электричка в начале восьмого. Опаздывать никак нельзя.

7

Борис и Лариса сидели на скамье в крохотном зале ожидания. На двух других лавочках изнывали семьи с детьми. Завтра — первое сентября. Конец дачного сезона.

— Я маму провожала, — ответила девушка на вопрос. — Она поехала брата проведать. У брата недавно сын родился.

Мама от внука просто балдеет. А ты чего такой странный: с двумя сумками, чьейто курткой?

— Друга жду, — сказал Борис Кондратьев и в который раз взглянул на часы. — Он у моих в Васнецовке часы забыл.

Давно должен прибежать сюда. Бегает он быстро… Может, с дороги сбился?

— А как у твоих дела? Я ведь их с того лета ни разу не видела.

Чистое молодое лицо Бориса стало чернее тучи.

— Тут, Лора, чертовщина какая-то. Позавчера дед с рыбалки не вернулся.

— Как?! — В глазах девушки загорелся ужас. — Константин Васильевич утонул?

Борис погладил ее по плечу.

— Надо же, ты его по имени-отчеству помнишь…

— Я и бабушку прекрасно помню: Любовь Семеновна.

«Она любит меня?» — спросил себя Борис и сказал:

— Мы рыбачили на трех лодках вокруг острова. На Вялье-озере. Там же, где с тобой тогда в лодке… Помнишь, как чуть не перевернулись?

— Зачем об этом спрашивать?

Лариса положила руку поверх его пальцев, но тут же отняла. Зрителей было предостаточно.

— Короче, мы с другом вернулись, а деда нигде нет. Если он утонул, то где лодка, весла? Удочка, в конце концов?

Разве что лодка опрокинулась…

— Бедная Любовь Семеновна! — сказала Лариса.

Борис увидел слезы в ее глазах. Он никого не встречал чище и отзывчивей этой девушки. Которая раньше была для него питерской студенткой, а теперь учит детей на станции Новолуково.