Михаил Серегин - Божий одуванчик Страница 5

Он бросил трубку радиотелефона на мягкий пуфик и поднял лицо к Олегу:

— Пойдем.

…Домой Валентин вернулся раздавленный и опустошенный. По жилам расползалась леденящая апатия, где-то в глубине его существа был фонтан отчаянного страха.

Отчаянно кружилась голова, и перехватывало дыхание.

…Когда он шел через оживленно гудящий Невский проспект, он постоянно чувствовал на себе пристальные, напоенные слепой угрозой взгляды.

Он готов был заподозрить каждого в личной неприязни к нему, Валентину. Он боялся оглянуться, но раз за разом оглядывался и шарил глазами по лицам и спинам прохожих, по стеклам автомобилей, тускло отливающим матовым в свете заходящего солнца.

А когда какой-то подозрительного вида оборванный тип окликнул его и попросил дать денег по мере возможности, Валентин захлебнулся отчаянным матерным воплем и бросился бежать.

В арке он сбил с ног какую-то ковыляющую с полудесятком сумок толстуху, но не обратил никакого внимания на то, как она барахталась на асфальте, осыпая его ругательствами, а заскочил в свой подъезд и с грохотом захлопнул массивную железную дверь.

Отчаянно билось сердце.

Зайдя в квартиру, он прежде всего тщательно закрыл дверь на все замки, щеколды и блокираторы, а потом бросился к телефону…

Братья Свиридовы и встретившийся им Осокин только что пришли на квартиру, где жили Илья и Владимир, как раздался телефонный звонок. Олег недобро прищурился и сказал:

— Ага… опять барабашка шалит. Возьми, Илюха, только, если молчать будут, лучше сразу бросай.

Звонил Валентин. Его голос был с какой-то неестественной хрипотцой.

— А что… — проговорил Илья, — что-то случилось, Валек?

— Случится, — проговорил тот. — У меня нехорошее предчувствие… словно кто-то неотрывно смотрит на меня и не отпускает. Приезжай… есть там у тебя кто, Илюха?

— Брат и Олег.

— При… приезжайте.

— С водкой? — коротко спросил Илья.

— С водкой. Только быстрее… что-то совсем жестко плющит. Такой конкретный мандраж, бля…

Голос Валька задрожал, как натянутая струна, и оборвался: страдалец положил трубку.

— Вот и Валек до смерти напуган, — откомментировал Владимир. — Кажется ему что-то.

Все перешугались, как будто на вас открыли сезон охоты. Валентин ваш, конечно, щемливый лошок… Понаставил запоров на дверь, всякие предохранители и блокираторы, — и все еще боится. Да в его квартиру и ОМОН не вломится…

Даже если захочет. Разве что только я смогу открыть. Да и то много времени и отмычек потребуется.

— Ну что, поехали? — спросил Илья.

— Куда ж деваться…

…Как уже упоминалось, Антон Малахов, его двоюродный брат Валентин Чуриков и Олег Осокин были однокурсниками — все они учились на четвертом курсе Петербургской финансово-экономической академии.

Нельзя сказать, что их — плюс однокурсника Илью Свиридова сюда же — связывала настоящая дружба, скорее можно было определить их общение как принадлежность к одной компании.

Все они были детьми весьма продвинутых, преуспевающих и влиятельных родителей. Самым благополучным среди них был, возможно, Валентин Чуриков, мать которого занимала важный пост в налоговой полиции, а дядя — Константин Ильич Малахов, — как известно, был первым заместителем Питерского управления ФСБ. Пост номинально не очень-то денежный, но при умелом использовании служебного положения, как говорится, вполне и вполне…

У Валька с семнадцати лет была своя квартира, на шестнадцатилетие мать подарила ему машину, а также гараж к ней.

Впрочем, немногим уступал ему и Антон Малахов.

Валентин Чуриков жил возле набережной в отделанной и обставленной по евростандартам трехкомнатной квартире. Жил один.

Хотя, откровенно говоря, было мало прецедентов, когда на его жилплощади располагалось на ночь меньше двух человек. Валек всегда был очень общительным человеком.

Правда, вместе с тем он отличался таким незавидным качеством, как предельная пугливость, часто перерастающая в откровенную трусость.

Он панически боялся темноты, пустынных улиц, гопов — то бишь бритоголовых граждан гопников, а также лягушек, тараканов, строгих преподавателей и красивых девушек.

Но особенно он боялся милиции.

Вот ее он боялся особенно активно. Когда он шел по улице навеселе, ему за каждым углом чудилось по «поганому мусору».

И это несмотря на то что его дядя и матушка были в состоянии вытащить его даже из СИЗО, не говоря уж о каком-то там «трезвяке».

Мандраж Валентина был весьма частым явлением, и Илья с Олегом даже не обратили бы на это никакого внимания, если бы не смерть их друга.

В каждом из четырех окон чуриковской квартиры горел яркий свет. Олег и Владимир переглянулись с кривой иронической усмешкой: вероятно, Валентин от страха врубил свет на кухне и во всех трех комнатах.

Впускал, как говорится, лучики света в темное царство панических кошмариков, мечущихся в его маленькой пугливой душе на манер тараканов, потревоженных дихлофосом.

Они поднялись на восьмой этаж и трижды позвонили — на одиночный звонок Валек никогда не открывал, боясь увидеть нежеланного гостя.

Но никто не открыл и на три звонка.

— Может, уснул от страха? — неуклюже пошутил Илья. Владимир же сплюнул и произвел вторую серию звонков.

— Бросайте шашки, его компашки летят с многоэтажек, как стая ромашек… — растерянно прогнусавил Илья слова из известной песни Земфиры, когда не открыли и на этот раз. — Что это еще за дела?

— А может, свет горел не в его квартире? — предположил Владимир. — Может, мы ошиблись…

— Все равно он должен быть дома… — ответил Осокин. — Сам же звонил. Да и не в его духе — стрелы пробивать.

— Может, он куда вышел?

Владимир презрительно скривился: предположение явно не выдерживало ни малейшей критики.

Они спустились и снова взглянули на окна.

Теперь не могло оставаться ни малейших сомнений: свет горел именно в чуриковской квартире.

— А это что за хренота? — внезапно проговорил Илья, щуря близорукие глаза. — Никак у него окно приоткрыто.

— Ну да… это как же… — начал было Олег, но Владимир, в котором интуитивно всколыхнулось нехорошее предчувствие, жестом велел ему замолчать.

— Что, неужели они все с ума посходили? — деревянным голосом отозвался Илья, и местоимение «они» было произнесено так, что Олега невольно передернуло.

Потому что под словом «они» — помимо Чурикова — Свиридов-младший подразумевал еще и Антона Малахова.

От стены отпрыгнула бродячая кошка, Владимир присмотрелся и увидел тело человека. Это был Чуриков…

…Валек лежал в нескольких метрах от стены дома. Судя по позе, у него был сломан позвоночник. Но даже если бы он приземлился на парашюте, это ему не помогло бы.

Потому что он попал точно на невысокую, сантиметров семьдесят, черную чугунную ограду, и ее стойки пронизали его насквозь.

Из угла мертвого рта змейкой выбегала тоненькая струйка крови…

— Вот теперь точно нечисто, — проговорил Владимир и оглянулся на окаменевших от ужаса за его спиной Илью и Олега Осокина…

Лицо Константина Ильича Малахова было совершенно спокойно. Меньше всего он был похож на человека, который потерял сына и племянника.

И только во взгляде тлело нечто такое, что напрочь отбивало охоту всматриваться в эти тусклые, маловыразительные глаза «серого кардинала» ФСБ.

— Вы понимаете, Владимир, — спокойно проговорил он, — что это ужасающее злодеяние… Впрочем, не надо громких слов… Это преступление совершено человеком, который очень хорошо умеет заметать следы. По результатам экспертизы невозможно утверждать, что имели место именно убийства, а не факты суицидального исхода. Для начала прочитайте вот это.

И он протянул сидящему перед ним Свиридову два листа бумаги, и Владимир прочитал следующее:

«Смерть наступила от закрытой черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся кровоизлияниями под мягкие мозговые оболочки и мозговые желудочки, и находится в прямой причинной связи с повреждениями в области головы, а также переломами ребер справа и раздроблением правой ключичной кости…»

В квартирах — никаких следов насилия и борьбы. В крови — нет сильнодействующих наркотиков, которые могли спровоцировать несчастье. Два случая — как под копирку. Один к одному. И соответственно идентичны и вердикты: самоубийство.

— Одним словом, типичный суицид — выбросился мальчонка из окна, и к сему прикладывается протокол. Никакого убийства, — веско резюмировал Константин Ильич. — Я разговаривал с экспертами из угрозыска, которые дали это заключение… Они в один голос говорят, что это самоубийство. Так что… — Он покачал головой и добавил: