Александр Афанасьев - Товар из зоны отчуждения Страница 5

Бойцы эти проходили курсы молодого бойца, но дисциплина у них оставляла желать лучшего. Так что в отряды давали специалистов по сложным специальностям, например, профессиональных снайперов, саперов, связистов, медиков. Вот в качестве приданного специалиста – снайпера – в группу попал я.

Снайперы в группе уже были – четверо на двенадцать человек, видимо, они при необходимости разделялись на четверки как в 22 САС, и в каждой четверке обязательно должен был быть снайпер. Сейчас эти четверо стояли передо мной, и младшему из них было столько же, сколько и мне, а старшему – аж пятьдесят три года. За каждым из них – несколько лет войны…

– Оружие к осмотру…

Усмехаются. Мол, чему ты нас научишь. Но команду выполняют.

Неплохо. СВД, «Мосинка», семисотый «Ремингтон» и «Вепрь». «Вепрь» – сто двадцать третий, но со стволом длиной в семьсот миллиметров, тяжелым – ни у одной СВД такого ствола нет. Плюс бесшумное оружие – один карабин СКС с оптическим прицелом и глушителем, один ЧеЗет, под 7,62*39, тоже с самодельным глушителем, один ВПО-209 и один МР-378[18]. На ВПО и на МРке стоят прицелы ПУ 3,5, на одном явно новодел, на другом военный, но у этих прицелов есть новоделы намного лучше военных, их сейчас Новосибирск выпускает. И глушаки. Назначение понятно – оружие для ближнего и для городского боя, бесшумное. На «Чезетке» видны следы на патроннике, что-то с ним сделали. Я достаю патрон – так и есть. В автоматную гильзу запрессована тяжелая винтовочная пуля. А патронник, скорее всего, токарным станком кустарно развернули под самодельный спецпатрон, но долго такая штука не протянет.

– И что, на сколько такая тянет? – спросил я обладателя этой винтовки, парня с длинными волосами.

– Семьдесят… восемьдесят.

– А дальше?

Он пожал плечами:

– А зачем? Это – для близи. Зато вблизи она совсем тихая – котенок громче пукнет. И плиты пробивает[19].

– Покажешь?

– Да без проблем…

Думаю, проблемы будут, но потом.

– Так, общее внимание…

…

– Я – Брусникин, Александр Иванович, звание – старший лейтенант. Закончил Рязанское воздушно-десантное по специальности «специальная разведка» и Красногорский центр. Чем занимается Красногорский центр, думаю, все знают.

…

– Назван в честь деда, Брусникина Александра Всеволодовича, Героя Советского Союза, погибшего при выполнении воинского интернационального долга в Демократической Республике Афганистан.

…

– Я хочу выжить и выйти на пенсию старым и мудрым полковником, написать пару книг, на которые поставят гриф «ДСП» и удалиться на покой. Купить, скажем, домик где-то в Сибири и бить марала. Или стать генералом и получить возможность исправить ошибки, которые мы допустили, с появлением на наших границах фашизма.

Кто-то криво усмехнулся. Понятное дело – веры нам теперь нет. Хотя мы сделали все, что могли на тот момент, и очень сильно подставились. Я это знаю, потому что у отца собирались офицеры… разговаривали.

– Я понимаю, что это ваша земля и мне многому придется учиться у вас. Вы же наверняка думаете, что вам нечему учиться у меня. В таком случае приглашаю на стрельбище, посмотрите, сделаете выводы…

Молчание.

– Вопросы?

Самый пожилой, почти полностью седой мужик с подведенными черным от угля глазами спросил:

– Дед где служил?

– Пятнадцатая бригада спецназ. Еще вопросы?

Проверят. Этот, скорее всего, афганец, на первом этапе афганцы и вынесли на себе всю тяжесть этой войны. Пусть проверяют, я не вру.

– За мной, шагом марш…

Как и все снайперы, окончившие Красногорский центр, я получил винтовку, ее только так и можно было получить, обычным снайперам такие не выдавали. Если первым выпускам выдавали Steyr SSG, то я заканчивал уже в эпоху санкций и получил Точность – ОРСИС. Теперь где она, там и я, потому что ни винтовка такая не имеет смысла без снайпера, ни обученный снайпер не имеет смысла без такой, подстроенной под себя винтовки. Винтовка ничем не уступает тому же «Штайру» или находящемуся на вооружении американцев «Ремингтону» и стреляет самым распространенным «дальнобойным» патроном – триста тридцать восемь apua. Если из старой СВД граница уверенного поражения ростовой фигуры составляет пятьсот-шестьсот метров… и то если опытным снайпером[20], «Лапуа» начинается от километра и примерно до километра восьмисот. Дело в том, что до километра триста тридцать восьмая пуля летит на сверхзвуке[21], что значительно повышает точность. А на пятьсот-семьсот метров особо и поправок считать не надо.

Чтобы не считать поправки на угол места цели, я залег на «Урал», который принадлежал группе. Целью была стопа бетонных плит – противовес, на неизвестно откуда здесь взявшемся неработающем кране. Один выстрел из винтовки триста тридцать восьмого калибра, как говорил инструктор в Красногорске, обходится государству в семьсот рублей[22]. И потому промахиваться – слишком дорого…

Каждый выстрел – в цель.

Прицел выставил на максимум – двадцать пять. При такой кратности чувствуется, отражается на картинке даже дыхание…

Замер. И – раз…

Изображение на мгновение стерлось… Я даже смотреть не стал. Знаю, что попал, без вариантов.

– Есть! – заорал кто-то. – Ты смотри, есть!

Правильно, что радуетесь. У украинцев давно и «Барреты» есть, и кому на них работать есть – американцы, поляки их учат. А мы… с СВД много не набегаешься…

Встал… потянулся… мышцы затекли, да еще мокрый как мышь. Триста тридцать восьмой – строгий и неприятный калибр, у пятидесятого, например, отдача мягче. Это даже не «Барретт», из которого довелось пострелять в Красногорске, – трофей.

– Учиться будем?

Демилитаризованная зона. Воздушное пространство. 25 апреля 2021 года

– Глянь…

Я посмотрел в иллюминатор – ничего кроме темноты. Но у многих бойцов ополчения был опыт шахт, поэтому они не боялись темноты и не слепли ночью.

– Что это?

– Террикон. Ниже терриконов идем, ты прикинь…

– Здорово…

Еще бы нам выбраться отсюда. Желательно живыми.

– Донецк уже прошли?

– Прошли. Десять минут назад.

– Так, внимание…

В кабинете Лисова, или Бати, собрались только офицеры. Причем не все, а те, кто нужен был для постановки боевой задачи. Правило «меньше знаешь, дольше живешь» работало и здесь…

Присутствующий здесь же лысоватый мужчина лет сорока с волчьими глазами положил на стол фотографию.

– Токар, Георгий Ефимович. Последнее специальное звание – полковник милиции. Тридцать шесть лет…

Ого. Неплохо для полковника. Интересно, за какие такие заслуги дают полкана в тридцать шесть?

– Это наш агент, он почувствовал опасность и попытался бежать через ДМЗ, мы поддерживали с ним контакт. Но на одном из постов его машина попала под обстрел, он вынужден был ее покинуть и уходить пешком. Возможно, он был ранен, мы не знаем точно, контакта с ним нет…

– Его давно собаки порвали, если он ранен, – сказал Барсук, – раненому в одиночку в ДМЗ не выжить. Они чувствуют кровь.

– Разговорчики…

– Извините…

– Мы тоже так думали, – сказал Лысый, – до тех пор, пока не получили другую информацию. Вот от этого человека.

На стол легла еще одна фотография.

– Позывной Бармалей. Гражданин Украины, родом из Донецкой области, криминальный авторитет. Сидел за вымогалово, вышел досрочно, что характерно, сразу после выборов президента. Больше не попадался. Занялся бизнесом, после того как началась война, сколотил вокруг себя группу. Когда организовывали армию ДНР, войти в нее отказался, но на открытый конфликт тоже не пошел…

Армию ДНР…

Знаете, где мы упороли свой самый главный косяк? Ну может, не самый главный, самый главный мы упороли, когда не втоптали эту фашистскую погань в землю еще в четырнадцатом, после Мариуполя и Одессы, но следом – косяк? А тогда, когда мы стали делать «армию ДНР». В армии нет драйва, есть только бюрократия и приказы. Вот они все дело и сгубили. А надо было дать оружие всем, кто хочет, и еще летом четырнадцатого устроить джихад по всей Украине. Настоящий, по-взрослому. С обстрелами на дорогах, со взрывами складов, с снайперскими выстрелами по обнаглевшим киевским политиканам, с убийствами из-за угла. Чтобы запылала вся Украина, чтобы боевиков пытались прибить, как тараканов тапком, и не могли, чтобы фронт рухнул навсегда, чтобы стрельба была не в Донецкой области, а вспыхивала то тут, то там. Огромная, плохо прикрываемая граница, Харьков в сорока километрах от границы – нельзя было допустить, чтобы укры смогли сконцентрировать свои силы на фронте и локализовать сопротивление. Не верю, что нельзя было сделать! И тогда не было бы позора две тысячи пятнадцатого года, а потом и две тысячи семнадцатого, когда украинцы и НАТО попытались повторить операцию «Буря»[23] – да не рассчитали, что российская армия ломанет по ним всем, что было в распоряжении. Солидно, кстати, ломанули – потери не могут подсчитать до сих пор. Говорят, тысяч двадцать в те дни полегло.