Дэвид Моррелл - Рэмбо 3 Страница 5

Траутмэн с гордостью кивнул.

— Я даже не мог себе представить, — сказал мужчина.

— Я вам говорил.

— Я решил, что вы преувеличиваете.

— Напротив. Он единственный в своем роде. — Траутмэна едва было слышно в жутком грохоте ударов Рэмбо. — Вам лучше подождать здесь.

— С какой стати? Я с этим знаком лучше вас.

— Но вы не знакомы с ним.

16

Хоть Рэмбо и стоял спиной к двери, а удары молота о наковальню заглушали все остальные звуки, он все равно почувствовал присутствие чужих. Посмотрел на тая, раздувавшего кузнечный мех, и увидел, как подозрительно блеснули его узкие глаза.

Европейцы, решил Рэмбо. Отложил молот и вскинул взгляд на подошедшего к нему Траутмэна.

Полковник кивнул ему в знак уважения.

— Джон.

— Я же сказал, вы не должны приходить сюда, сэр.

— Не только ты такой упрямый.

— Ради Христа, прошу…

— Джон, я бы ни за что не пришел сюда, не будь уверен в том, что сведения, которые хочу тебе сообщить, очень важны. Но есть кое-что поважней. — Рэмбо ждал.

— Это ты, — сказал Траутмэн.

Рэмбо выпрямился, расправил уставшие мышцы.

— Я больше не служу. И вы за меня не отвечаете.

— Мы с тобой слишком много пережили.

— Да, — сказал Рэмбо. — Слишком много.

— Я тебя обучал. Я отвечаю за тебя. Перед тобой. Пускай ты больше не служишь в армии. Нас с тобой связывает личное.

— Я сказал вам вчера ночью, не надо меня ни о чем просить. Не желаю проходить через все это снова.

— Но еще ты сказал вчера ночью, что выслушаешь меня.

— Нет, вы меня не выслушали. Я сказал, что не хочу вас слушать.

— Черт побери, да ты взгляни на себя со стороны! В кого ты превратился! Ты потерялся, потому что не желаешь быть тем, кто ты есть!

— Зачем мне опять превращаться в того, кого я ненавижу?

— Дело не в ненависти. Дело в твоей нерешительности. Воспринимай себя таким, какой ты есть.

— Покориться судьбе? Я сказал вам вчера, что не верю в судьбу.

— Увы, в этом все и дело.

Они испытующе смотрели друг на друга.

— Джон, я прошу тебя об одолжении. Хочу, чтобы ты кое с кем поговорил.

— С человеком в сером костюме, что остался в дверях?

Траутмэн поднял вверх руки.

— Что мне еще остается? Я вынужден иметь дело с системой. Но то, что он собирается тебе сказать, очень важно. Прошу как друга, выслушай его. Потом можешь послать его к черту. Но сделай мне одолжение и…

— Ладно, — коротко бросил Рэмбо.

Что? — недоверчиво переспросил Траутмэн.

— Ради вас. Мне это нетрудно. Разговор ни к чему не обязывает. Но, полковник… — Рэмбо в нерешительности замолчал. — Если я пошлю его подальше…

— Да?

— Никаких личных обид.

— Справедливо. — Траутмэн сделал глубокий вдох, потом такой же выдох. — Но вернемся к нашей сделке. Выслушай внимательно, Джон. Обещаешь?

— Слово чести. Но пускай он меня убедит.

Губы Траутмэна тронула обнадеживающая улыбка. — Это уже его дело.

— Как бы там ни было, сэр, я вам верю. Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть.

— О большем я и не прошу тебя, Джон. Верь мне.

Рэмбо недоверчиво приблизился к мужчине, представлявшем собой ту самую систему, которую он ненавидел.

— Роберт Бриггс, — сказал Траутмэн. — Государственный департамент разведывательной службы Соединенных Штатов.

— О, — упавшим голосом произнес Рэмбо.

— Работает в штате нашего посольства здесь, в Бангкоке, однако сфера его влияния…

— Нет нужды для подобных откровений, — заметил Бриггс.

— …Гораздо обширней. Он помог мне не упустить твой след, — завершил свою речь Траутмэн.

— Почему? — спросил Рэмбо.

— Ну, скажем, потому, что хорошие люди на вес золота. — Бриггс улыбнулся, провел носовым платком по потному лбу. — Не могли бы мы побеседовать в более удобном месте?

Рэмбо покачал головой.

— Прошу прощения. Но у меня работа.

Бриггс нахмурился и снова провел платком по лбу.

— В таком случае, — он покосился на тая, подручного Рэмбо, — скажи, пускай он выйдет. Не хочу, чтобы нас подслушивали.

Рэмбо произнес несколько слов по-тайски. Подручный вышел. Рэмбо вздохнул.

— Итак, в чем дело? Я ведь сказал, у меня работа.

— Если ты будешь относиться подобным образом… — Бриггс еще сильней нахмурился. — Шестнадцать дней назад в Афганистане пропал без вести внештатный журналист с американского телевидения. Вместе с группой кинодокументалистов он пытался проникнуть в зону боевых действий.

— Внештатный журналист с телевидения?

— Я сказал что-то не то?

— Мне кажется, он был одним из ваших секретных агентов, не так ли?

Бриггс перевел взгляд на Траутмэна, потом снова уставился на Рэмбо.

— Это делает тебе честь. Ты прав. Он был одним из наших. Он получил задание доставить срочную помощь оружием и медикаментами афганским повстанцам. Предполагалось, что он должен был собирать факты, снимать, одним словом, накапливать информацию, служащую доказательством зверств и беззаконий советских. Мы подозреваем, что они готовят грандиозное наступление на повстанцев. Мы не получили от него донесений, из чего сделали вывод, что он и его группа засвечены. Нам хотелось бы знать это наверняка.

— Понимаю, — сказал Рэмбо.

— Большая нация расколота на два противостоящих друг другу лагеря. В итоге весь регион втянут в его противостояние.

— Я сказал, что понимаю, но мне нет до всего этого дела, — проговорил Рэмбо. — Эта война не моя.

— Джон, борцам за свободу приходится вести бой с самыми мощными боевыми вертолетами в мире, в их же распоряжении никуда не годные винтовки, которым уже полвека, — вмешался Траутмэн.

— Какое они имеют отношение к вам, сэр?

— Я вступаю в их ряды.

Казалось, комната уменьшилась в размерах.

— Нет, — возразил Рэмбо, — вы…

— Джон, они верят в свободу. Какого же черта я буду оставаться в стороне?

— Но вы уже отвоевали на своих войнах! Заработали медали! Пускай жопы вроде этой, — он кивнул в сторону Бриггса, — посылают на верную смерть других, а не вас.

Рэмбо повернулся, намереваясь вернуться в кузницу.

— Джон! Я хочу, чтобы ты был рядом со мной! Чтобы ты возглавил миссию!

— Вы полагаете, я так глуп? — удивился Рэмбо. — Американский полковник не имеет права подвергать себя риску. Если вас поймают, в руках у Советов окажется крупный козырь. Если же вас возьмут в плен, это отвлечет внимание мировой общественности от их вторжения в Афганистан. ООН подымет…

Траутмэн покачал головой.

— Я не стану пересекать границу. В Пакистане я буду обучать афганских беженцев навыкам ведения боя.

— Какая в таком случае отводится роль мне?

— Ты пересечешь границу вместе с отрядом афганцев, выяснишь, что случилось с этим журналистом и завершишь начатую им работу. Будешь делать снимки. Собирать доказательства, что советские готовят наступление. Факты их зверств. Одним словом, сведения, которые помогут восстановить мировую общественность против Советского Союза.

— Делать снимки? Мне это кое-что напоминает, а? Это же самое я должен был делать и в последний раз. А что, правительство окажет мне всевозможное содействие?

Траутмэн покачал головой.

— Это секретная миссия.

— Ясно. Как в последний раз. Если меня возьмут в плен, я работаю сам на себя. Правительство от меня откажется. Как обычно. Это надувательство, сэр.

Бриггс в изумлении воздел руки.

— Мне сказали, будто вы величайший из солдат.

— Я на самом деле никто, — возразил Рэмбо. — Моя война завершена.

— Разумеется, — кивнул Бриггс. — Сейчас воюет не Америка. Ну, как насчет завтра?

— Завтра не существует.

— Это ты так считаешь. Хочешь верь мне, хочешь нет, но завтра мы можем оказаться втянутыми в эту войну сильней, чем ты думаешь.

— Только не я.

Рэмбо отошел в сторону.

— Но ведь ты… — не унимался Бриггс.

— Я выполнил свой долг. Теперь черед других. — Рэмбо бросил печальный взгляд на Траутмэна. — Мне бы хотелось, сэр, чтобы это был не ваш. — Он почувствовал, как перехватило дыхание. — Никаких личных обид?

— Я обещал тебе, Джон. Никаких личных обид.

У Рэмбо заныло в груди.

— Спасибо, — произнес он и вышел из кузницы.

17

— Вам следовало предупредить меня, что ваш герой — настоящая примадонна, — бушевал Бриггс. — Мы лишь зря потратили время.

— У него полное право дать нам от ворот поворот, — сказал Траутмэн. — Он больше не обязан подчиняться чьим бы то ни было командам.

— Он повернул все таким образом, что мне пришлось его упрашивать.

Траутмэн пожал плечами.

— Мы сделали все возможное. Просто ему ничего не нужно. Он заслужил, чтобы его оставили в покое. Он не обязан подставлять свою задницу, если ему не хочется.