Вячеслав Денисов - Тюремный романс Страница 5

Однако это будет уже второе заключение. А в первом даны четкие и ясные ответы на все поставленные вопросы. Стрельба по «Мерседесу» велась с расстояния одного метра – раз. С такого расстояния сидевшему справа сержанту проще было не автомат свой разряжать, а дотянуться до Кускова и дать ему по морде. Результат был бы тот же – то взлет, то посадка, то снег, то дожди… Два переломленных пополам, стоявших в имбецильных позах манекена и поваленные ряды драповых пальто пошива местной фабрики «Чинар»…

Теперь – второе: два стекла «шестерки» выстрелами из «ПМ», без остальных видимых повреждений, не выбиваются.

Ну и, конечно, подтверждение того, что из предоставленного на экспертизу автомата (изъятого из багажника автомашины гражданина такого-то) был застрелен гражданин такой-то… Но это тема отдельная, хотя и факт.

Штуку – на нары. Дело – из «темняков» – в «светлые». Осталось отколотить обвинительное заключение и отправлять три тома уголовного дела в Центральный суд. А там… Кто знает, может быть, оно достанется не кому-то, а отдохнувшему в отпуске Струге. И тогда тот сделает то же, что сделал судья Левенец. Из-за чего, собственно, Сашка Пермяков уже двенадцать часов и греет своим задом отшлифованные тысячами преступных задниц нары. Освободит Кускова из-под стражи. Только, в отличие от Левенца, при этом оправдает окончательно и бесповоротно.

Сашка оправдывать права не имеет, но зато ровно через месяц после того, как Кусков был задержан, исследовал дело и отправил в суд по запросу судьи, которому поступило ходатайство адвоката Штуки. После того как судья Левенец из Центрального суда освободил Куска из-под стражи, изменив ему меру пресечения на подписку о невыезде, кто-то, как теперь выясняется, был удивлен гораздо больше самого Виталика, который после оглашения судьей решения еще пять минут стоял и хлопал глазами.

Интересное дело: судья Фирсов из Центрального суда Кускова арестовал, а судья того же суда Левенец на основании тех же бумаг, лишь с небольшими дополнениями следователя, Кускова освободил. Единство и борьба противоположностей внутри отдельно взятого государства. Почти по Марксу. Можно безошибочно сказать, кто из этих двух судей поступил по совести, а кто – по справедливости. Левенец – выпестованный Антоном Павловичем Струге молодой судья, который дышит со своим наставником одним воздухом. Антон поступил бы так, как велит закон. По мнению самого Пермякова, дальнейшее содержание Кускова под стражей не лезет ни в какие ворота. Если за месяц у следствия не появилось ничего, чтобы привязать Штуку к автомату так же прочно, как автомат привязан к убийству Ефикова, значит, не появится и после. Убийство – заказ. Заключение Кускова в СИЗО – тоже заказ. Струге ненавидит само слово «заказ», при отсутствии веских доказательств и наличии сомнительных результатов экспертиз он освободил бы Кускова незамедлительно. То же самое, только без сослагательного наклонения, сделал Левенец.

Получается, Фирсов поступил по совести. По своей совести. Чего не сделаешь ради хороших людей… Не о Кускове речь, понятно.

Но кто-то не просто хочет, а очень хочет, чтобы вместо реального убийцы Ефикова его место занял Виталька Штука.

Ровно через два дня в кабинете Пермякова появляется некто Поспелов и загоняет мульку о том, что он-де свидетельствует, как однажды, прогуливаясь в четыре часа утра по проспекту Маяковского, неподалеку от универмага «Центральный»…

Одним словом, остается сожалеть, что Алексей Игнатьевич Поспелов, с его-то привычками оказываться в нужном месте в нужное время, не оказался на заводе, когда Ленин девяносто лет назад падал с броневика. Глядишь, и Фанни Каплан не при делах бы оказалась. Либо о том, что он не прогуливался по 125-й стрит в тот час, когда обалдевший от «Yellow submarine» отморозок палил в Леннона.

«Иду, знаете, по Маяковскому… О вечности думаю… Понимаете, навеяло… Вдруг – бах! бах! Черный «Мерседес», госномер двести двадцать два – как пуля – мимо!.. «Менты, гады, нате, нате!..» Озлоблен водитель, свиреп с виду…» – «Кто свиреп? Кусков? В ночь на шестое июня?» – «Да, Кусков… А следом – сержант Гонов и старший сержант Зелинский… На «шестерке»… «Стой, гад, не уйдешь! За свои преступления отвечать придется!» Та-та-та-та-та!.. Точнее? Сейчас, вспомню… Вот так: та-та!.. Потом: бах! – фьюить! – тресь! – тарарах! Своими глазами видел». – «Точно – своими?» – «Клянусь».

Пораздирал тогда Сашка рот зевотой, но показания запротоколировал.

За тринадцать лет писанины ему приходилось писать и скреплять своей подписью и не такое.

«Знаете, он меня не сильно изнасиловал… Так, чуть-чуть. Собственно, вообще не насиловал. Я даже сначала не поняла – что это…» А зачем заявление писала, если путаешь ощущения с определениями? «Так это я сначала так решила, а потом, когда домой пришла… Такое впечатление, что это мне приснилось. С вами такого никогда не бывает? Что-то приснится, а потом кажется, что это уже где-то было?»

Нет, с Пермяковым такого не случалось. Дева, если у тебя на трусах сперма второй группы крови, то Святой Дух тут ни при чем и ты – не Дева Мария. Анка-прошмандовка с вокзала, пишущая письма в прокуратуру со стабильностью, с которой нормальная дочь должна переписываться с матерью из деревни. А насильник – очередной командированный лох – транзитный пассажир, которого ты сначала пригласила, а сейчас побежала в прокуратуру. Теперь же, когда «ущерб» командированным возмещен, ты опять даешь задний ход.

Кто-то очень хочет, чтобы Виталька Кусков сел за убийство Эфиопа. Только почему – Кусков? Нельзя пониже рангом «торпеду» найти? Лоха зачмуренного, который за «подогрев» на зоне хоть две пятилетки оттянет? Нет, в качестве подставной фигуры должен быть обязательно Кусков! Штука, конечно, не почетный гражданин Тернова, более того – он далеко не положительный герой всех детективных романов, написанных журналистами программы «Криминальный Тернов», однако к расстрелу Ефикова он не причастен. Это очевидно.

Может, и Пермякову, как той рассеянной нимфоманке Анке, плохо разбирающейся в отличиях между насилием и обоюдным согласием, тоже что-то приснилось?

Например, то, как, едва за дверью скрылась спина Рожина, принесшего в кабинет конверт, да там его и позабывшего, из-за нее показались возбужденные, как при сосредоточенном сексе, лица оперов с видео и понятыми?

Но в последнее время снов он не видит. Проваливается после ужина, ложась на кровать, как в яму. А в семь утра выползает из нее благодаря будильнику, поставленному рядом с кроватью на металлическую ванну и накрытому металлическим же тазом. От этого звонка Пермяков просыпается последним в подъезде. Умывается, поедает с вечера купленную булочку с кофе «Пеле» и садится в собственные «Жигули» пятнадцатой модели, чтобы доехать до прокуратуры.

В какой же все-таки момент он не почувствовал опасность? Наверное, в тот, когда ему сообщили, что приказ о назначении областным прокурором уже подписан. Потерял концентрацию и не почувствовал рядом врага.

И вот они, нары.

Дичь какая…

Первый час Сашка помнил плохо. Расспросы-вопросы сокамерников, отчаяние, близкое к шоку… Ко второму часу начали одолевать мысли о том, что произошло чудовищное недоразумение.

И испарились через десять минут. Это что такое нужно напутать, чтобы родилось такое недоразумение?!

К третьему часу в голове сформировалась глупая идея, именуемая «синдромом побега». Убежать, а потом доказать, что прав. Потом вдруг пришло в голову, что сценаристы фильмов, где арестованный чудесным образом сбегает из-под усиленной охраны, находят самое простое объяснение тому, почему фильм не заканчивается, не успев начаться. Надели наручники – логично. А вот сам снял – это уже фэнтези, не имеющее к реальной жизни никакого отношения.

И покой пришел сам собой. Вспомнился Вадим Пащенко. Вспомнился Антон. Сашка бы их не бросил…

К окончанию четвертого часа Пермякову надоело смотреть, как гаишник, лежа на верхнем шконаре, катает из хлебного мякиша катыши и движениями Шакила О’Нила забрасывает их в «очко», расположенное в углу. «Король ночных дорог» на протяжении получаса стремился во что бы то ни стало попасть хлебом в парашу.

Сашка вырос в семье, где была одна мать. Отчим со своей «восьмеркой», а потом – с «пятнашкой» и трехкомнатной квартирой, соседей которой следователь теперь ежедневно будил по утрам, – появился позже. Что такое машина в семье, Санька понял в семнадцать. А что такое завтракать по утрам хлебом с чаем, без масла и варенья, он узнал с того самого момента, когда стал себя осознавать. Мать, работая на Капчагайском кирзаводе, «приняла» на спину поддон с кирпичами, оторвавшимся от стропил. Ходить потом она могла, но с тех пор они вдвоем – пока Сашка в четырнадцать лет (раньше не принимали) не устроился на хлебозавод помощником пекаря – жили на ее пенсию по инвалидности. Что-то уходило на лекарства, что-то на еду, казалось – хватало. Но приходилось еще учиться непринужденно вести себя в школе, приходя в аккуратно зашитых брюках, когда одноклассники были в джинсах и батниках.