Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи Страница 5

«Так, теперь побреемся».

Тщательно намылившись, мужчина взял опасную бритву и провел по мыльной щеке. Каждое движение Рублева было уверенным, и единственное, что испортило его ровное настроение, так это порез на щеке. Одно неосторожное движение — дернулась рука, и бритва оставила длинный кровоточащий след.

— Черт подери, — пробурчал Комбат, — вот незадача. Что это со мной такое?

Порез немного испортил настроение, Комбат был суеверен и кровь на щеке воспринял как дурной знак.

Сняв остатки пены, вымыв лицо холодной водой, Рублев плеснул в ладонь одеколона и прижег ранку.

Кровь остановилась, он улыбнулся своему отражению, чайник на кухне засвистел.

— Ну вот, сейчас позавтракаем и по делам — он сам знал, что в половине десятого должен быть на Другом конце города.

Вчера в полдень он абсолютно случайно встретил своих подчиненных, двух братьев-близнецов. Узнал их мгновенно, со спины. Ребята шли в кожаных куртках, хотя, какие там ребята, это он привык так их называть, а сильные высокие мужчины с крепкими шеями, коротко стриженные, без шапок, без зонтов в руках. Комбат увидел их из машины и просигналил. Один из парней обернулся и с интересом посмотрел на машину.

Стекло отсвечивало, и мужчина не мог видеть водителя, Комбат подъехал ближе, опустил боковое стекло и негромко окликнул:

— Эй, Решетников, сержант Решетников, ты меня слышишь.

От голоса Комбата на лице широкоплечего мужчины появилось странное выражение. Он вздрогнул и весь насторожился, подобрался, а затем появилась широкая улыбка.

— Е-мое, — воскликнул мужчина, подбегая к машине, — комбат, товарищ майор, Борис Иванович, вот так встреча!

Второй Решетников тоже подбежал к машине, и братья буквально выволокли Комбата из салона и принялись трясти его руки, тискали за плечи. Рублев уже и сам был не рад, что окликнул этих двоих.

— Вот это встреча! А нам Андрей Подберезский говорил, что ты где-то в Москве, Борис Иванович, мы даже как-то пару раз тебе звонили, но телефон не отвечал.

— Да, ребята, я уже давно в Москве. А вы как?

— А что мы, — ответили братья Решетниковы в один голос, — у нас все классно, товарищ майор, работаем в охранном агентстве, — чересчур четко и немного по-военному отрапортовали мужчины, — работа непыльная, платят хорошо. Службу несем исправно, как у нас говорили, через день на ремень, иначе говоря, сопровождаем ценные грузы.

— А что возите? — спросил Комбат.

— А кто его знает, мы же грузы не проверяем.

Нам сказали охранять, мы и охраняем. Надо например, завезти из Москвы в Нижний, из Нижнего в Ростов, нас нанимают, мы с оружием, все как положено. А выто, а ты-то, Борис Иванович, чем занят?

Комбат замялся.

— Я, ребята, ничем не занят, получаю пенсию.

— Как это пенсию? — изумились братья Решетниковы, словно бы они и не знали, что Комбат ушел из армии и сейчас живет как и на что получится.

— Всякие дела случаются, — рассматривая своих бывших подчиненных, сказал Рублев. — А вы все такие же — орлы.

— Да, Борис Иванович, спортом занимаемся, правда, времени немного, да и не гоняют нас так, как вы в свое время.

— Если бы я вас не гонял, может быть, мы и не встретились на этой площади.

— А что мы здесь стоим? — заговорил Сергей Решетников. — Пойдемте зайдем куда-нибудь, Борис Иванович, мы вас угощаем.

— Да я и сам вас, ребята, могу угостить.

Братья явно обрадовались неожиданной встрече со своим командиром.

— Нас там, Борис Иванович, из Спецназа в агентстве четверо, — и Сергей Решетников принялся рассказывать о тех, кто работает с ними и охраняет грузы.

Комбат слушал, кивал, но с места не двигался, стоял у своей машины.

— Пойдемте, пойдемте, Борис Иванович, можем пойти даже к нам домой, наш батя обрадуется, увидев вас. Он о вас все знает.

— Это хорошо, — почему-то с сомнением в голосе произнес Комбат.

— Идемте, идемте, мы здесь недалеко живем, в переулке на углу.

— Нет, ребята, у меня кое-какие дела, — Комбат посмотрел на свой трофейный хронометр.

Братья Решетниковы улыбнулись, они помнили эти часы еще по Афганистану.

— Жив будильник, да, Борис Иванович? — спросил младший брат, которого младшим звали за то, что родился на несколько минут позже старшего.

— Жив, жив, славу Богу, тикает, отсчитывает секунды жизни.

— Помним мы ваши часики, помним.

— Ну, ребята, я рад, что у вас все хорошо.

— Да, у нас все хорошо, просто прекрасно.

— Слушайте, Борис Иванович, товарищ майор, идите к нам работать командиром, кого-кого а вас возьмут, не задумываясь, мы о вас рассказывали, да и наши все поддержат. Знаете, сколько у нас афганцев работает?

— Ну и сколько? — на всякий случай спросил Комбат.

Двенадцать человек, все парни что надо, двое из спецназа перешли к нам, платят у нас лучше. Да и работа полегче.

— А что опасно работать-то? — спросил Комбат.

— Всякое бывает, иногда наскакивают бандиты.

Грузы ведь ценные возим, иногда компьютеры, телевизоры, технику, вообще-то, дорогие вещички. Иногда деньги сопровождаем из аэропорта до банка. Нам-то все равно, что охранять, главное, чтобы платили исправно.

— И много платят? — поинтересовался Борис Иванович.

— Не так чтобы очень много, но на жизнь хватает. Иногда премию подбрасывают по сотке или по две на брата.

— Долларов? — спросил Комбат.

— Конечно, долларов, а чего ж еще? Рублей, что ли? Ими теперь только правительство бюджет меряет, что бы непонятнее было. Вот вы знаете, сколько нулей в триллионе?

— Знаю.

— Сколько?

— Много, а вы сами знаете ли?

— — А нам и не надо. Зарплату все равно миллионами дают.

Пойдемте, пойдемте, — проговорил Сергей, уцепившись за локоть Рублева.

Часа два сидел Комбат за столиком в кафе. У ребят был выходной, они никуда не спешили. Так же не спешил и Рублев, воспоминания лились рекой. Они вновь сквозь серый городской пейзаж видели то, что было недоступно другим: то горы, то предрассветные пустыни, то ночные пустыни, атаки, штурмы, захваты.

Комбат словно бы помолодел, его глаза сверкали, и лишь время от времени лица парней и их командира становились грустными. Это случалось в те моменты, когда вспоминали погибших, тех, кто остался там, в невидимых московским прохожим пейзажах чужой страны. И тогда рюмки поднимались молча, и так же молча осушались.

Потом слово за слово, и опять воспоминания лились рекой.

— Давайте позвоним Подберезскому, — предложил Решетников-младший и, вообще, комбат, идите к нам работать. Мы вам будем подчиняться.

— А меня возьмут? — улыбнулся Борис Рублев.

— Вас? Да мы такие рекомендации дадим, что наш управляющий вас своим замом сделает.

— Не хочу я, ребята, больше командовать, работать, может быть, и пошел бы.

— Так идем, Борис Иванович.

Все это вспоминал Комбат, сидя за столом, жуя бутерброд и запивая крепким чаем. Сегодня он должен будет встретиться с братьями Решетниковыми и, может быть, пойдет работать в охранное агентство. Ведь чем-то же надо заниматься, не мотаться же по разовым поручениям Бахрушина по стране, разбираясь со всякими гадами, рискуя жизнью.

Может быть, ребята и правы, надо идти работать к ним. Контора у них негосударственная, так что, наверное, там будет спокойно. Найдется место, где он будет знать всех и его будут знать. А то, что он справится с работой, не вызывало у него никаких сомнений.

Позавтракав, вымыв посуду. Комбат принялся одеваться. О том, что ему принесет этот день, Борис Рублев даже не подозревал.

Глава 4

Стрелки часов показывали полночь, но Борис Рублев даже и не думал ложиться спать. Не было ни малейшего желания. Он смотрел на экран телевизора, на бегающих, суетящихся, стреляющих друг в друга гангстеров, и время от времени на его губах появлялась презрительная улыбка.

— Какая чушь!

«Разве так бывает в жизни? Вот например, я навидался в своей жизни всякого, и для кого они все это снимают? Ведь тут ни на грош правды. Ни на ломаную копейку. По стрельбе выходит, что в их автоматах по сто патронов, а в пистолетах по пятьдесят. Патроны никогда не кончаются, гранаты взрываются именно в тот момент, когда должны взорваться, огромные машины взлетают от взрыва в воздух как картонные и горят как бумажные, словно их облили еще и бензином. А люди-то какие живучие. Вот этот вот гангстер», — Комбат всмотрелся в лицо бандита на экране телевизора.

Лицо было снято крупным планом. Бандит зло смотрел с экрана прямо на Комбата.

«Вот его бьют, бьют, а он все вскакивает на ноги. Да никакой мужик, даже самый здоровый после таких ударов не смог бы подняться с пола, а он еще и улыбается».

Но как ни удивляло его сменяющееся изображение на экране эти бегающие, стреляющие, взлетающие на воздух люди, выключать телевизор не хотелось. Зрелище затягивало, захватывало, и Борис Рублев даже покусывал нижнюю губу.